– Гермиона, – хрипло шептал он в такт движениям. – Гермиона, Гермиона, Гермиона.

Она кончила на девятом имени, и, все еще двигаясь в ней, Малфой отклонился, чтобы лучше видеть ее лицо. Она запрокинула голову и дрожащими ногами обхватила его бедра. Ее спина выгнулась, пальцы хватались за воздух и влажную кожу. Гермиона не отдавала себе отчета, что он смотрел на нее, что сама она издавала какие-то звуки, ей было плевать на всё. Всё, что имело сейчас значение, – это черно-красные всполохи перед глазами и поднимающееся изнутри удовольствие, заполняющее собой каждый миллиметр тела и грозящее разорвать ее в клочья. И пусть бы это случилось – ей было все равно, потому что то, что она испытывала сейчас, того стоило.

Он рвано выдохнул ей в шею как раз тогда, когда она затихла и подняла ослабевшую руку к его голове. Все это казалось Гермионе сном, кровь еще стучала в висках, заливая жаром лицо. Малфой взглянул на нее, отзываясь на прикосновение, и ей пришлось крепче обхватить его ногами, такими сильными стали его толчки. Пыталась подаваться ему навстречу, и он снова впился в ее рот поцелуем.

Затем что-то пробормотал и втянул в себя ее язык. Он был уже близко, она чувствовала, как дрожат его руки, как рвано и сбивчиво Малфой дышит. Он разорвал поцелуй и резко вздохнул, будто тонул и только что вынырнул на поверхность. Его глаза блестели, щеки были розовыми, с волос стекал пот, дорожками бежал по лицу, вниз по челюсти и каплями падал на ее грудь, заставляя Гермиону еще острее чувствовать себя частью Малфоя.

Застонал, сбился с ритма, снова несколько раз сумасшедше дернулся. Его голова запрокинулась, рот широко распахнулся. Глаза его были прикрыты, грудь тяжело и резко вздымалась, витой узор вен проступил на влажной покрасневшей коже. Малфой замер, все звуки оборвались, и Гермиона затихла вместе с ним. Задержав дыхание, смотрела, впитывая в себя его образ.

Несколько мгновений он не двигался, тесно к ней прижавшись, но секунду спустя глубоко вдохнул. Его веки закрылись, открылись, и рука рядом с Гермионой задрожала, словно Малфой хотел опуститься, но не решался на это.

Она высвободила руки, обняла его за плечи и мягко потянула на себя. Он рухнул на нее, потный и скользкий, и его сердце забилось рядом с ее собственным. Гермиона чувствовала жар его кожи, движение живота в такт дыханию. И ей это нравилось. Нравилось прикасаться, сжимать, давить и чувствовать. Нравилось ощущение единения после оргазма. Она даже могла сказать, что ей это было нужно.

Малфой вытащил руку из-под ее бедер и лениво потряс, – судя по всему, затекла, но его это не очень волновало. Сжал кулак, костяшками провел по ключице Гермионы, большим пальцем погладил кожу, разжал ладонь и обхватил ее плечо. Его дыхание холодило изгиб шеи, а растрепавшиеся светлые пряди щекотали подбородок.

Она могла бы заснуть. Эта мысль манила и соблазняла, и Гермиона не дала Малфою подняться, когда тот зашевелился. Конечно, дышать было тяжелее, но разве это важно? Поэтому просто закрыла глаза и отдалась накатившему умиротворению.

– Я тебе раздавлю, – его голос звучал низко и хрипло, почти так же хорошо, как когда он был возбужден.

– Ага, – прошептала она почти беззвучно.

Он снова попытался отстраниться, но она еще крепче вцепилась в него, и Малфой уступил напору, утыкаясь ей в шею. Она улыбнулась и чуть изогнулась: боялась щекотки, хоть и не любила этого признавать. Похоже, он это понял, – а может, Гермиона заразилась его паранойей, – придвинулся ближе и задышал чаще.

Тишина раскололась, когда кто-то забарабанил в дверь и закричал. Малфой даже не шевельнулся, и Гермиона повернула голову, будто бы могла что-то разглядеть с пола из-за огромной кучи коробок.

– Это они.

Хмыкнул.

– Они могут сломать дверь в любую секунду.

Застонал.

– И это будет очень…

Малфой поднял голову, подался назад и еще даже не вышел из нее полностью, а Гермиона уже ощутила, что ей чего-то не хватает. Не то чтобы она не хотела шевелиться, но с гораздо большей охотой осталась бы и заснула здесь с Малфоем. Тем не менее надо было уходить, и она об этом знала.

– Прошло всего три минуты, а ты снова болтаешь. Что мне сделать, чтобы заставить тебя молчать? – он смотрел на ее рот, потому что ответ на собственный вопрос отлично знал.

Внутренности скрутило узлом, и это было очень плохо, потому что Гермиона рассчитывала, что после случившегося всё пройдет.

– Нам и правда надо решить, как выбраться отсюда, – тихо сказала она, сильно сомневаясь, что изучая ее так пристально, он был в состоянии думать о чем-то еще.

Его взгляд задержался на ее губах, а потом скользнул вверх. Пару секунд Малфой не шевелился, затем отвел глаза и оторвался от Гермионы. В ответ она неосознанно издала приглушенный звук, и он снова посмотрел на нее. Они оба неуверенно замерли, но он все же поднялся, принимая решение за них обоих.

Гермиона выдохнула, чувствуя неловкость. Однако сожаления не было. Пока нет. А значит, все было не настолько плохо, как ей представлялось.

Она никогда так себя не вела. Не вытворяла ничего подобного, поэтому не знала, как… следовало… себя вести. Гермиона не имела представления о том, что ей теперь делать. Это было просто одноразовое удовольствие? Значило ли это что-нибудь для него или для нее? Ей его поцеловать? Будет ли это нормальным, если завтра, как уже бывало не раз, ей захочется его обнять, и она просто подойдет и сделает это? Или ей надо игнорировать всё то, что сейчас произошло?

Она была полностью поглощена своими мыслями и разглядыванием обнаженного Малфоя, когда в дверь снова начали барабанить. Малфой протянул ей руку, и Гермионе пришлось отвести от него взгляд, понимая, что он на все обращает внимание. Небрежным жестом попыталась прикрыться, и, наверное, это не осталось незамеченным. Просто сейчас, когда всё закончилась, она не знала. А когда Гермиона чего-то не знала, то автоматически начинала чувствовать себя некомфортно. Вдруг Малфой находил ее тело привлекательным только в момент возбуждения? Что, если взглянет на нее и заметит все несовершенства. И от одной только этой мысли она с особой ясностью осознала свою неидеальность и схватила одежду, как только Малфой протянул ее.

– Как мы будем выбираться? – она дважды откашлялась, и он так посмотрел на нее, что у Гермионы не осталось сомнений: Малфой видел ее насквозь и знал обо всех переживаниях.

– Доверься мне, – в этой ситуации сложно было поступить иначе.

Он провел рукой по своим волосам, обхватил пальцами ее запястье и потянул Гермиону себе за спину. Он всегда так делал: подтаскивал ее к себе. Малфою нравилось всё держать под контролем. Он мог контролировать себя, ситуацию, и Гермиона полагала, что физический контакт давал ему возможность хоть чуть-чуть, но контролировать и ее тоже. Потому что, уж если Малфой что и знал о ней, так это то, что Гермиона Грейнджер никому не позволяет собой руководить. Только если, конечно, сама не захочет уступить.

Его план был не особо хорош, но она сделала скидку на скорость принятия решения. В конце концов, сработало, а иногда только это и имело значение.

Малфой выстроил над ними башню из коробок и ящиков прямо около входа, оставив небольшой зазор, через который можно было проскочить к двери. Они затихли, ожидая, пока стоявшие снаружи люди самостоятельно отопрут замок. И все это время Гермиона смотрела на его пальцы на своем запястье и раз за разом прокручивала в голове то, что только что произошло. Створка наконец распахнулась, Малфой бросил свою спортивную амуницию вглубь комнаты, и когда последний человек прошел внутрь, они выскользнули наружу так тихо, как только могли.

Конечно «тихо» не означало «бесшумно», и Гермиона умудрилась рукой задеть парня, зашедшего последним, но она бы никогда не призналась в этом Малфою. И снова только благодаря ему и его любви к запасным вариантам для планов отступления, они смогли выбраться из паутины коридоров. Но этого она бы тоже никогда не признала.