Мы выскакиваем в мою собственную квартиру в Бэйкон-Хиллс и я, изнемогая и ничего не понимая, валюсь на мягкий диван. Барри опирается на столешницу, оглядываясь вокруг.

— Где мы? — спрашивает теперь уже спокойно, будто бы всё это — лишь пшик.

Тихо объясняю, а затем замираю, глядя на человека, который выходит из спальни в гостиную. Тру лицо, не веря своим глазам.

Встречаюсь с до боли знакомым взглядом тёмно-карамельных глаз, всё больше удивляясь возникшей ситуации.

Громко выдыхаю, свешивая ноги с дивана и ставя их на прохладную светлую паркетную доску и только сейчас замечаю, что я всё ещё в шортах и футболке, которые вроде как служили мне, как пижама.

— С-стайлз? — спрашиваю, заикаясь, на что парень усмехается, заговорив:

— Не совсем, — всё хорошее настроение куда-то улетучивается.

— Это твой друг? — спрашивает Барри, подходя к нам. — Тот, который Стилински? — спидстер складывает руки на груди, недоверчиво глядя на Стайлза.

Я игнорирую его вопрос, тем самым спрашивая парня:

— Кто же ты тогда?

Он нервно усмехается, барабанит тонкими пальцами по стенке и отвечает:

— Я — проекция твоего сознания. Вижу, вы тут слегка запутались, — показывает большим пальцем в окно, за которым я вижу лишь размытое небо. — Так что радуйся, что твоё собственное сознание даёт тебе подсказки. И я — одна из них.

— Что тебе надо? — настороженно спрашивает Бар, становясь рядом со мной.

— Мне-то, лично, ничего, — отвечает парень так же легко, как в реальности. — А вот я вам, как проводник, пригодился бы.

Мы с Барри переглядываемся, а затем молча вдвоём смотрим на Стилински. Тот начинает говорить:

— Вы явно конкретно запутались тут, — разводит руками в стороны. — Поэтому я вам кое-что объясню, — он подходит ближе, садясь в внезапно появившееся из ниоткуда кресло. Переплетает свои пальцы, как истинный Шерлок Холмс. — Как вы поняли, всё это нереально и происходит лишь у тебя в голове. И, насколько мне известно, вам надо найти твою тёмную часть.

Мы с Барри киваем, пристально наблюдая за Стайлзом.

И в некоторые моменты я пытаюсь не забыть, что это — не настоящий Стилински.

— И для этого вам надо будет пройти на последний седьмой «этаж», — говорит. Но я сразу же озадаченно хмурю брови:

— Какие этажи?

— Ах да! — парень хлопает себя ладонью по лбу. — Совсем забыл вам сказать: твоё сознание состоит из семи уровней, семи этажей, на каждом из которых имеется определённая защита.

— И на каком же мы сейчас? — настороженно и недоверчиво спрашиваю.

— На четвёртом, — отвечает Стайлз. — И здесь вы можете ещё хоть чуть-чуть расслабиться перед предстоящими испытаниями.

— Какими? — подаёт голос Барри.

— Не имею ни малейшего понятия, — пожимает плечами подросток. — Но факт остаётся фактом, вам надо идти дальше и до конца. И только тогда вы выберетесь.

— Окей, спасибо за информацию, а теперь к делу. Чем ты нам можешь помочь? — говорит Барри небрежно.

Стилински поднимается, а затем начинает говорить:

— Не забудьте, что всё это — нереально. И постоянно напоминайте себе, что ничему, что вы видите, слышите или чувствуете вы не можете верить. Держитесь всегда вместе и не отходите ни на шаг друг от друга, — он рывком поднимает меня на ноги и, обнимая нас обоих за плечи, ведёт ко входной двери.

— А ты? — спрашиваю, останавливая его.

Стайлз хмурится.

— Я — лишь проекция на этом уровне. Дальше как и раньше, самостоятельно.

Киваю грустно, глядя в пол.

— Прощайте и… — он выталкивает Барри за дверь. Последние слова он произносит как-то странно, когда я в последний момент замираю на пороге, падая назад спиной:

— Зеркала не врут, а часы тикают.

И в следующий момент я падаю назад в тёмную пропасть, крича, что есть мощи.

Я громко кричу, падая в пустоту. Вокруг себя ничего не вижу, а воздух так и свистит в ушах.

Какие, к черту, зеркала и часы? Что это вообще было?

Пытаюсь окликнуть Барри в этой невесомости, но обнаруживаю, что совсем сорвала голос своими криками. Хрипло выдыхаю его имя, пока со всей силы не ударяюсь спиной о что-то твёрдое и бессильно распластываюсь на полу. Глаза застилает пелена, а вокруг становится чуть светлее.

Лежу, изнемогая от боли. Где я сейчас? Где Барри? Что произошло?

Собираю все оставшиеся силы, чтобы сесть. Громко хриплю при этом.

Я нахожусь в небольшой комнате, стены которой полностью покрыты зеркалами. И во всех маячат мои отражения. Не искривлённые, а совершенно обычные. Вот только они далеко не сидят на полу, озадаченно оглядываясь вокруг. Все они глядят на меня.

Встаю на ноги, когда боль внезапно исчезает. Подхожу к одному из зеркал, из которого на меня смотрит собственное раздраженное отражение. Вся она идеальна — волосы уложены, а светлые джинсы и черная майка сидят, как влитые. Вдобавок на ней туфли на танкетке.

— И что же ты тут остановилась, серая мышка? Что же ты тут забыла, неряшка Милли?

При этих словах вспоминаю это странное прозвище, которое мне дали одноклассники в третьем классе. Я тогда и вправду была очень неуклюжей и всё выпадало у меня из рук. Волосы у меня, даже если были прекрасно завязаны мамой с утра, уже были растрёпанными на первом уроке.

Тогда я много раз плакала, пока они не успокоились.

Тем временем я смотрю в соседние зеркала, натыкаясь теперь на свой собственный озадаченный и печальный взгляд. Молчу, пока она не начинает:

— Ах, как же быстро летит время! — восклицает она, хлопая в ладоши. Исподлобья глядит на меня. — Теперь ни один парень даже не посмотрит на тебя. Лишь лузеры могут увидеть в тебе что-то особенное, — цедит и тычет мне в грудь пальцем. Я испуганно отскакиваю назад, когда её бледные пальцы вылазят из зеркала и пытаются схватить меня за ворот футболки.

Напряженно дышу, испуганно пялясь на руку, которая опять исчезает в зеркале.

Что происходит?

Подхожу ближе под её слова, но их не слышу. Поднимаю правую руку, сжатую в кулак. Медленно замахиваюсь под какой-то из её криков и ударяю прямо ей в лицо, чувствуя внезапную боль в костяшках пальцев.

Отражение заливисто смеётся, когда я вижу, что оно всё ещё есть в расколотом зеркале. И тогда на меня находит такой гнев и такая ярость, что впоследствии я начинаю быть кулаками его, пока оно не рассыпается на множество маленьких осколков.

— И что с этого? Оно как-то поможет тебе? — слышу дрожащий собственный голос из соседнего зеркала. Поднимаю взгляд на себя еще русую и в неприметном голубом сарафане. — Тебя убьют, как же ты не понимаешь? Как можно было сделать такую ужасную ошибку? Теперь ты на грани, ходишь по краю, — восклицает, уже плача.

— Заткнись! — кричу, когда мной внезапно овладевает гнев и ярость. Ногой разбиваю и это зеркало, а затем добиваю руками, которые уже по локоть в моей собственной крови, что льётся из ран на раздёртых до костей костяшках пальцев.

Устало падаю на колени, когда слышу очередной голос из зеркала:

— Ты же знаешь, что из этого совсем ничего не выйдет, — гляжу в пол, а затем на свои руки в крови. — Ты уже потеряла Барри здесь, так сколько осталось до того момента, пока ты сама не исчезнешь?

Снова отхаркиваю кровь, падая на бок. Моя нижняя губа начинает дрожать, когда я пытаюсь присесть.

— Здесь ты никому не нужна. Ты никому нигде не нужна! — отражение переходит на крик и из моих слёз начинают течь слёзы. Шмыгаю носом, пытаясь их утереть, но текут новые.

И спустя пару секунд я уже тихо хнычу, свернувшись в комок.

— Да нет же, конечно она нужна! — слышу я совершенно другую вариацию своего голоса. — Чтобы стать жертвой! — зарёванная, я сажусь, видя ещё двух себя в зеркалах. А в оставшихся трёх я замечаю лишь свой собственный измученный силуэт.

— Ха-ха, ничего не будет дальше! Ты так и останешься плаксой до самого конца!

— Ещё бы! Ей бы даже в цирке роль не дали!

— Те книги, что она читает, лишь доказывают её тупость!