Хозяин, сам лишивший себя собственности, был, по-видимому, очень доволен собой. Его соплеменники тоже. Забить беззащитного ребенка до смерти у них считалось проявлением твердости духа. Маленький Жеребенок, конечно, тоже был рад случившемуся. Он сказал мне, что Твердое Копье показал ему достойный пример. Мне хотелось наброситься на него, и поступить так же, как погибший пленник. "Плевать, что будет" - думал я. Но все-таки сдержался.
К вечеру, когда всеобщее возбуждение понемногу улеглось, я решил посмотреть на тело убитого, которое оттащили немного от становища. Совсем уж убирать труп не собирались. Он служил хорошим напоминанием другим пленным ребятам. Принося речную воду в лагерь по утрам, они видели то, что увидел я. Это мотивировало их беспрекословно повиноваться своим господам на протяжении всего дня. А я увидел нечто. На такое вряд ли и дьявол способен. От черепа убитого осталась кровавое месиво. Мозга я там не обнаружил. Меня посетила жуткая мысль, что его попросту съели. Зато увидел одну уцелевшую глазницу. Вторая была раздавлена и превратилась в небольшую слизистую массу. Кости, все до единой, были сломаны. В веселящей душу дикаря "забаве", несомненно, поучаствовали озлобленные непокорностью мальца женщины и дети. Волос в луже крови не наблюдалось. Твердое Копье взял скальп себе. Невдалеке от тела валялись внутренности, вывалившиеся из распоротого пополам туловища. Никогда доселе не думал, что увижу человеческие сердце, почки и селезенку собственными глазами.
Заснуть после увиденного мне, разумеется, не удалось. Впоследствии я узнал, что жена Твердого Копья была изнасилована и посажена на копье одним кавалеристом. Сын краснокожего воина был четвертован техасскими рейнджерами. Выходит, у него были причины такого враждебного настроя к белым людям. Я стал бояться его. Но куда больше меня пугало человеческое жестокосердие, которое мной тогда было познано во всей полноте. Впоследствии и я совершал злые поступки, о чем теперь, на склоне лет, жалею. Но может ли мое сожаление и полное раскаяние хоть что-то вернуть? Нет...
Весь следующий день я провел в почти полном молчании и одиночестве. Часто ходил к реке. Нечес - река далеко не самая длинная и полноводная из тех, что я повидал. Но и ее видов хватало, чтобы часами любоваться водной стихией. Это занятие меня успокаивало. Пару раз зачерпнуть воды приходила Ширококрылая Сова - девчонка из племени тэва, когда-то взятая в плен кайовами. Она мне нравилась. Но мысль о близких отношениях с дикаркой меня пугали. Я пытался о ней не думать, хоть было это очень сложно.
В полдень к реке пришли Дик и Саймон, пленники. Они смотрели на меня с нескрываемой ненавистью. Я не выдержал их взглядов и ушел. Вечером вернулся. Мое поведение не нравилось Маленькому Жеребенку. В его глазах читалось явное неодобрение. Мне было плевать. Он никогда не был мне приятелем. Он был всего - лишь краснорожим убийцей.
IX
Странствия Бурого Медведя
Я жил для себя. Да, я не заботился о своем племени. За это меня и не любили. Я был, как это вы, белые, говорите, эгоистом. Смысл своей жизни я видел лишь в угождении себе. Как я уже сказал, именно по этой причине Великий Дух велел мне искать мудрость в странствиях. Я не видел тогда смысла в этом повелении, но подчинился. Создатель пообещал позаботиться обо мне. Своему обещанию он не изменял. Иначе трудно объяснить, как я один на своих двоих смог одержать победу над хорошо вооруженным всадником-апачем.
Я ехал не спеша, лишь слегка понукая жеребца. Такое путешествие располагало к размышлениям. Сначала я вспоминал о тех днях, в которых проявлял свои храбрость, силу и выносливость на тропе войны. Я, на самом деле, был в шаге от того, чтобы стать членом общества каитсенко. В битве с воинами племени уичита, решивших выкрасть наших лошадей у Красной реки, я посчитал свой первый "ку", коснувшись противника посохом и оставшись в живых, ускользнув от его выстрелов. Мне вспомнилась схватка с рейнджерами, в которой я атаковал наших врагов, прикрывая отступление соплеменников. Мы потеряли трех воинов. В те дни это считалось серьезной утратой. Тем не менее, мое бесстрашие не обошли вниманием. Соплеменника я спас в стычке с осейджами у реки Канейдиан, когда его уже собирался обезглавить своим томагавком один из воинов враждебного племени. Я совершил три из четырех величайших подвигов, благодаря которым воин становится одним из воинов-каитсенко. Совершить последний мне было не суждено. Я бы очень хотел напасть на лидера вражеского отряда в разгаре сражения, подвергнув себя смертельному риску. Но кто может предугадать волю Великого Духа? Мне было велено странствовать.
Долгое время я скитался в полном одиночестве. По вечерам набирал хвороста и сухой травы в близлежащих лесах и разводил костер. Разводил я его таким образом, чтобы не привлекать к себе внимания. Ветки были расставлены так, что поддерживали огонь, но не давали ему возможности подниматься ввысь. В то же время, огня вполне хватало, чтобы согреть мое тело. Если бы поблизости рыскали недоброжелатели, им вряд ли удалось бы меня обнаружить. Помимо колчана, наполненного стрелами, к седлу погибшего воина была приторочена походная сума - вроде той, что используют солдаты. Порывшись в ней, я отыскал золотые часы, на которых было что-то выгравировано на языке белых, две пачки долларов и, что меня обрадовало больше всего, трубку! С ней сидеть у костра, и погружаться в размышления было намного приятней, чем без нее.
В сумке я обнаружил деньги бледнолицых. Выходит, апач, которого я одолел, уже встречал на своем пути белых, с которых можно было снять скальп. Причем, эти белые, к тому же, были людьми, имеющими какой-никакой достаток. Но почему, тогда, я не заметил ни одного скальпа на поясе погибшего воина? Этот человек, определенно, был очень странным существом. Меня покоробило от мысли, что он, все-таки, содрал пряди и продал их бандитам, промышлявшим грязным делом. Мы знали охотников за скальпами. Нескольких, в свое время, я даже убил. Эти мерзавцы продавали скальпы правительству за хорошую плату. Самыми дорогими считались пряди наших братьев - команчей. К негодяям, занимавшимся этими постыдными деяниями, мы всегда относились с презрением, и особо их ненавидели.
Я понимал, что мне не стоит задумываться над волей Великого Духа. И, тем не менее, мысли мои то и дело возвращались к ней. Кто-то из белых как-то сказал, что мысли человека - неудержимые кони. Что ж, это одни из немногих мудрых слов бледнолицего, которые мне доводилось слышать. Меня не переставал мучить вопрос: к чему все эти странствия? Зачем я покинул родную деревню? Какую, в конце концов, мудрость могу я получить в этих скитаниях?
Постелью мне служило попона, снятая со спины лошади, которую я привязал неподалеку к одиноко стоявшему деревцу. Щедрость Создателя меня удивила. В пожитках апача я обнаружил крепкое лассо. Новое. Видимо, прежний его хозяин не успел им воспользоваться до встречи с воином, искавшим подвигов. Лассо принадлежало белым. Оно было сделано из плотной веревки. Сухожилий бизона или сыромятной кожи я на нем не обнаружил.
Некоторое время я пристально осматривал окрестности. Шест-из-Железа, мой отец, часто говаривал мне, что когда ты уверен в том, что в прерии обретается враг, будь настороже. Если же прерия пустынна, будь осторожен вдвойне. Впоследствии этот совет не раз помогал мне. Я напряженно вслушивался, не пропуская мимо ушей ни малейшего шороха. Однако никаких признаков опасности не заметил. Будучи уверенным в том, что ничто мне не угрожает, я улегся на покрывало. Заснул не сразу. Почему-то вспоминал об отце. Он был одним из самых уважаемых шаманов нашего племени. Многие мои соплеменники даже удивлялись тому, что у такого мудрого человека мог уродиться такой глупец, как я. В одном из переходов, когда нам пришлось сменить место стоянки из-за участившихся нападений рейнджеров, его оскальпировали чероки. Странно порой ведет себя Великий Дух. Мудрого человека лишает жизни, а безмозглого увальня оставляет в живых, оберегая, к тому же, от опасностей.
