Домой, однако, участникам собраний уйти в тот вечер не удалось. Поднялась луна. Нева, городские улицы, заводские корпуса осветились ее мертвенным, предательски ясным светом, и прерывистый вой фашистских бомбардировщиков теперь уже не смолкал. Сначала на территории Металлического завода разорвались две фугасные бомбы. В 22.00 — еще одна, необычно большой силы: взрывом снесло капитальную стену длиной 18 метров, сбросило с подкрановых путей два мостовых крана, разрушило два карусельных станка, рухнула высокая кирпичная труба, в одном из красных уголков погибло пять девушек из медико-санитарного звена. Всего в ночь на 4 октября на завод упало восемь фугасных бомб, семь из них взорвались, от зажигалок возникли пожары. Часть людей сразу же пришлось переключать на ликвидацию повреждений и восстановление того, что можно восстановить. Тем не менее основные производственные участки работы не прекращали.

5 октября в «Ленинградской правде» появилось обращение коллектива Металлического завода ко всем ленинградцам с призывом достойно встретить 24-ю годовщину Октября. 9 октября горком партии одобрил инициативу металлистов, и это дало дополнительный импульс соревнованию. Ленинград по-прежнему не ограничивался поставками вооружения и боеприпасов своим защитникам. В октябре, ноябре и первой половине декабря самолетами на Большую землю было переправлено 560 минометов, 452 полковые пушки и много другой продукции, изготовленной в осажденном городе. «Спасибо ленинградцам за помощь москвичам в борьбе с кровожадными гитлеровцами», — телеграфировал в Смольный командующий Западным фронтом Г. К. Жуков.

В ноябре в зале заседаний Смольного собрался городской актив. Выступивший с краткой речью А. А. Жданов был предельно откровенен:

— Русские люди много раз смотрели в лицо смерти, проявляя при этом душевную силу; и на этот раз они не дрогнут, но надо говорить народу правду такой, какая она есть, и он нас поймет.

Предупреждая, что трудности с питанием и топливом могут стать еще большими, он снова и снова напоминал:

— Главная задача коммунистов и комсомольцев, всего населения — беречь имеющиеся ресурсы, растянуть их на больший срок. Нам надо выиграть время. Всеми силами бороться за выпуск большего количества снарядов, боевой техники, оружия…

Коммунисты продолжали уходить на фронт по новым и новым партийным мобилизациям, но ряды партии тоже пополнялись: в октябре, ноябре и декабре в нее вступило свыше 2600 ленинградцев. Главным качеством, по которому теперь проверялся каждый из них, была стойкость, способность переносить тяготы, еще недавно показавшиеся бы непосильными, быть опорой для окружающих. Коммунисты, 10 тысяч агитаторов на предприятиях и в учреждениях, 10 тысяч политорганизаторов в жилых домах, комсомольцы, просто честные, мужественные люди, каких была масса, — на них теперь держалось многое. На совещании секретарей райкомов партии председателей райисполкомов в горкоме партии вопрос был поставлен так: 90 процентов рабочего времени руководители партийных и советских организаций обязаны теперь отдавать удовлетворению бытовых запросов населения.

В Ставке Верховного Главнокомандования хорошо понимали, об этом прямо говорил И. В. Сталин, что обеспечить полноценное снабжение города можно, только прорвав блокаду. 12 октября из Москвы в Смольный поступила телеграмма: «…откладывать больше решение вопроса об овладении станцией Мга нельзя… Ставка Верховного Главнокомандования решительно требует от Военного совета Ленинградского фронта согласованного наступления 55-й, 54-й армий и Невской группы…» Через три дня, 14 октября, в Ленинград снова прилетел представитель Ставки генерал-полковник Н. Н. Воронов. Приехав прямо с аэродрома в Смольный к А. А. Жданову, он вручил ему пакет с директивами командованию Ленинградского фронта.

Начать операцию намечалось 20 октября, к ней уже готовились, но 16 октября фашисты сами нанесли удар на северо-восток с целью прорваться к Тихвину и дальше, к Свири, к Лодейному Полю и соединиться с финнами, замкнуть еще одно, второе кольцо окружения вокруг Ленинграда. В этом кольце уже не было бы никаких коридоров, сама Ладога, вся целиком, оказалась бы внутри кольца. Фронт 4-й и 52-й армий был прорван. Брешь заделывали, перебрасывая на волховское направление войска, выделенные для деблокады Ленинграда. В результате наступление, начатое 20 октября, успеха не имело, с ленинградской стороны через Неву сумели переправиться лишь небольшие группы красноармейцев и командиров.

На тихвинское направление Ставка срочно выдвинула дивизии своего резерва, фашистов задержали. Но ненадолго. Командир фашистского 39-го механизированного корпуса совершил неожиданный маневр, и его войска, обнажив фланги и бросив далеко позади тыловые службы, двинулись вперед по глухим заснеженным дорогам. 8 ноября они с боем овладели Тихвином. Сообщение о взятии Тихвина берлинское радио передавало каждые 30 минут на протяжении целого дня; целый день над Германией гремели бравурные марши. Выступая 8 ноября в Мюнхене, Гитлер захлебывался от дикой радости:

— Ленинград сам поднимет руки: он неминуемо падет раньше или позже. Никто оттуда не освободится, никто не прорвется через наши линии. Ленинграду суждено умереть голодной смертью.

Речь Гитлера, к несчастью, не была пустой угрозой. Положение ленинградцев, действительно, резко ухудшилось. Заборье и Подборовье — единственно доступные теперь железнодорожные станции на Большой земле — располагались далеко на востоке, и добраться туда от восточного берега Шлиссельбургской губы можно было только на лошадях проселками и лесными тропами, общая протяженность которых достигала около 280 километров. Что делать? В Ленинграде к октябрьским торжествам детям наскребли по 200 граммов сметаны и по 100 граммов картофельной муки. Взрослым дополнительно к обычному пайку досталось всего только по пяти соленых помидорин. Врачи уже фиксировали алиментарную дистрофию — болезнь, совершенно забытую, а обстоятельства принуждали снова урезать хлебную норму. 8 ноября сократили воинские пайки, с 13 ноября рабочие стали получать по 300, а все остальные — по 150 граммов хлеба в день.

Зима в тот год пришла необычно рано. Уже в самом начале ноября город завалило снегом, убирать его было некому, трамваи, троллейбусы останавливались; по улицам, сбегая с тротуаров на проезжую часть, протянулись по-деревенски узенькие дорожки и тропки. Замедленным шагом плетутся укутанные до самых глаз пешеходы, все чаще встречаются остановившиеся, словно неживые, глаза. В бомбоубежищах ни разговоров, ни смеха. Люди сидят молча, углубившись в самих себя.

Транспортные эскадрильи, выделенные для перевозок из Ленинграда и в Ленинград еще в первой половине сентября, как правило, загружались теперь на Большой земле только продовольствием. Водная трасса через Ладогу также продолжала действовать, хотя счет погибших судов приблизился к 50, а те, что добирались до места, шли медленно, расталкивая и ломая лед, обрастая льдом, словно айсберги. К сожалению, все, что могли доставить моряки и летчики для города, в котором кроме защищавших его войск оставалось еще два с половиной миллиона населения, было каплей в море. Гитлеровское командование группы армий «Север» со злорадством наблюдало за страданиями страшного для них Петербурга (так они называли наш город, им представлялось опасным произносить само слово— Ленинград). Фашисты прямо писали, что осажденным остается только погибнуть или сдаться, поскольку «по льду Ладожского озера невозможно снабжать миллионное население и армию».

А. А. Жданов еще в сентябре вызвал к себе руководителей морской обсерватории Балтийского флота, задав им неожиданные, как им тогда показалось, вопросы:

— Когда Ладожское озеро покрывается льдом? Какова толщина ледяного покрова в мягкую, среднюю и суровую зиму? В каком месте лед наиболее надежен? Что вообще известно о Ладожском озере?

Примерно тот же запрос из аппарата Жданова сделали в гидрометеослужбу наземных войск Ленфронта.