И тогда кардинал и Франсуа де Гиз пришли к Марии.

— А что скажет кузина, когда я заявлю о своих правах на ее трон? — спросила Мария.

— Ее трон! Ее трон! — раскричался граф. — Да это — твой трон. Будь у меня десять тысяч солдат, и ты бы уже была на нем!

Но Марии совсем не хотелось уезжать из Франции. Она полюбила эту страну. Пусть кузина властвует в Англии…

Граф был в бешенстве, а кардинал нежно обнял Марию и привлек к себе.

— Послушай меня, — обратился он к ней. — Нельзя так пренебрежительно относиться к своим обязанностям. Все католики просто в ужасе от того, что творится в Англии. Конечно, смирение проще всего. Но в глазах Бога происходящее в Англии — грех. Ты ведь знаешь, Маргарита Тюдор, дочь Генриха VII Английского, была замужем за Иаковом IV Шотландским. Их сын — твой отец, Иаков V. У Генриха VIII были двое законнорожденных детей: Эдуард VI и Мария. Мария умерла. Потомков нет. Маргарита Тюдор — твоя бабка, а потому — ты законная наследница английского трона.

— Все так, дядя.

— Ну тогда, я думаю, ты отнесешься серьезно к своим обязанностям, и никто не обвинит тебя в слабости. Как думаешь, легко ли Господу и святым взирать на узурпацию трона той, которая такая же распутница, как и ее мать?

— Но… она моя кузина!

— Дочь любовницы… бастард…

— Но и дочь короля!

Кардинал со смехом произнес:

— Мария, милая, ее мать за супружескую неверность лишилась головы. А теперь освободи свой разум от мыслей, Господу неугодных. Твой дядя приказывает тебе! Ой, нет, нет! Да как же я могу приказывать королеве Шотландии и Англии?! Я молю о прощении. Ты не разочаруешь меня? Неужели я зря потратил все эти годы, пытаясь взрастить в тебе добродетель?

— О нет, дядя!

— Тогда, Мария, гордо носи свои титулы, а мы обязательно выгоним из Англии бастарда Елизавету.

— Да, дядя. Конечно, вы правы, — смиренно сказала Мария, но мысли ее были уже далеко. Она размышляла о наряде для предстоящего бала, а об английской короне она подумала, что это — самое последнее, чего ей хочется, ведь тогда придется оставить эту так полюбившуюся ей страну, и этот Двор, любимицей которого она была.

* * *

Со дня свадьбы дофин сильно вытянулся, и, хотя он сам радовался этому, было ясно, что столь стремительный рост слишком опасен для его здоровья. Теперь он был охвачен безумным желанием заблистать во всех видах спорта и разных играх. Бывало, он устраивал многочасовые поездки верхом и возвращался совершенно измученным. Мария увещевала его за это, но он парировал:

— Все другие-то занимаются этим. А мне почему нельзя?

Выйдя замуж, Мария перестала быть ребенком. Она открыла, что жизнь — это больше, чем наряды, танцы, верховая езда, сочинение стихов и выслушивание комплиментов. Ей стало ясно, что зачастую маскарады и балы — лишь способы прикрыть заговоры и дурные намерения. Жизнь была сплошным удовольствием лишь внешне. Житейские радости были подобны тонкой ледяной корочке, такой опасной как лед в Рамбуйе прошлогодней зимой для любителей коньков.

Ей было шестнадцать лет — еще совсем немного. Но она должна была познать все очень быстро, чтобы научиться видеть маски на лицах людей, и понимать что есть под масками.

Однажды Франциск вернулся из лесу с братом Шарлем и был совершенно белым и изможденным. Она увидела, как они въезжали во двор. Франциск спешился, и Мария в волнении подбежала к нему:

— Дорогой, ты утомлен.

Он вяло улыбнулся.

— Нет, — проговорил он. — Я не утомлен. Это был славный спортивный день.

Его голос хрипел. Врачи сказали, что у него что-то стряслось с горлом.

— Ступай и отдохни сейчас, — сказала Мария.

— Отдохни! — закричал Франциск, ощущая на себе самодовольную улыбку Шарля. — Я не нуждаюсь в отдыхе.

Шарль спрыгнул с лошади, бросил поводья конюху и крикнул:

— Эй, Франциск, пойдем постреляем по мишеням. Мария, не хочешь ли посмотреть на нас?

— Я готов пойти, — ответил Франциск.

Мария, с ее импульсивностью, неистовая как в гневе, так и в любви, обладала изумительным даром чувствовать людей. Она с легкостью могла представить себя на их месте. Ей была так хорошо заметна на лице мужа измученность всем происходящим.

Было ясно: надо помочь ему. Она коснулась его руки и ласково промолвила:

— О Франциск, послушай, мне так хочется почитать тебе мои стихи. Я не вижу тебя целыми днями.

С какой нежностью он улыбнулся ей! Возможно, он прекрасно понимал, что ее желание состояло вовсе не в том, чтобы почитать ему стихи, а просто дать возможность отдохнуть, и не предоставлять его младшему брату удобный случай выиграть в стрельбе.

Шарль бросил сердитый взгляд, и Мария заметила, как он сжал и разжал кулаки.

Она обвила свою руку вокруг руки Франциска:

— Ну пойдем же. Я настаиваю. Ты просто обязан послушать мои стихи.

И они покинули Шарля. Он угрюмо посмотрел им вслед и заорал слугам:

— Мы едем на стрельбище, я ни капельки не устал! Я чувствую себя всегда бодрым, будь я хоть десять часов в седле!

Мария проводила Франциска во дворец и заставила его прилечь, пока читала ему. Он был счастлив находиться просто рядом с нею. Шарль вынуждал его показывать, на что он способен, а сейчас он был полностью свободен в своих действиях, он мог дать отдых своему изможденному телу, пока Мария сидела рядом, держа его руку в своей; она была подобно тонкой стене между ним и всем миром.

В конце концов он заснул, и Мария, укрыв его пледом, оставила его.

Во дворе она встретила Шарля, возвращавшегося со стрельбища. С ним было несколько слуг, но, увидев Марию, он отпустил их. Когда он взглянул на Марию, она заметила безумство в его глазах; губы скривились в отталкивающей улыбке.

— Бедный старина Франциск, — произнес он. — Он совершенно измучился.

— Ты устроил слишком быстрые скачки.

— Только не для меня. Мне нужно тебе кое-что сказать, Мария. Это большой секрет. Давай-ка отойдем к окну — нас никто не должен подслушать. Говори тихо, Мария. Я слыхал, Франциск тяжело болен.

— С ним все в порядке, — торопливо произнесла Мария. — Он просто слишком быстро вырос за последние месяцы, что утомительно для его организма.

— Кое-кто говорит, что ему не дотянуть до трона.

— Кое-кто говорит много лишнего.

— Мария… Мария… если он умрет… после смерти моего отца, я стану королем Франции.

— Отец твой не умрет, и Франциск будет жить.

— Если мой отец умрет, если умрет Франциск, я смогу стать королем Франции. Я женюсь на тебе.

Он схватил ее за руки и стал покрывать их быстрыми поцелуями.

Мария в ужасе отпрянула. Его поведение было шоком для нее. Шарль был маленьким мальчиком девяти с небольшим лет, но вел себя как мужчина… как любовник.

— Я буду любить тебя так, как Франциск никогда не сможет, — сказал Шарль. — Он слишком болен. Мария, когда он умрет, я женюсь на тебе… а умрет он совсем скоро. Я знаю это.

Мария отдернула руки.

— Ты не соображаешь, что говоришь, — закричала она.

Лицо его вспыхнуло от прилившей крови, а глаза почти побелели. Она заметила это и произнесла успокаивающим тоном:

— Мне приятно слышать, что ты любишь меня, Шарль. Но я — жена Франциска и надеюсь ею и остаться. А ты мне как младший брат, что меня очень радует.

— Это не радует меня, — глухо проговорил он.

Единственно, что она могла сделать сейчас, так это не принимать сказанное всерьез. Она улыбнулась ему и пошла прочь, но сердце ее бешено колотилось.

* * *

В апартаменты Марии вошел кардинал с просьбой о разговоре наедине.

— Моя дорогая племянница, — произнес он, — ты бледненькая сегодня. Может, что-нибудь стряслось?

— Мне нездоровилось вчера, дядя.

Кардинал не смог скрыть разочарования:

— А я надеялся, что могла быть другая причина.

— Какая причина? — спросила Мария.

— Самое время, чтобы уже зачать ребенка.