Как бы то ни было, эти слова впечатлили солдата.
Белламус снял шлем и пригляделся к нему еще раз.
– Превосходно…
С верхушки шлема сбегал опасно отточенный металлический гребень, больше похожий на лезвие топора. Шею владельца шлема до спины защищали наложенные одна на другую подвижные пластины. Забрало и боковые пластины из того же металла довершали всестороннюю защиту.
– Потерять такое для Йормунрекура – позор. Сомневаюсь, что в наши дни можно сделать такую вещь. Так что пошлем им его обратно.
Он бросил шлем солдату и приказал надеть его на труп. Первоначально Белламус намеревался отправить череп Кинортаса королю, но Его Величеству можно сделать и другой подарок. А голову можно будет использовать по-другому
Белламус заметил, что здоровенный меч Кинортаса остался в ножнах нетронутым. Он был выкован из того же металла, что и шлем – судя по весу и твердости, но при этом как-то странно сиял в свете серого дня. Кромка лезвия будто светилась. Для Белламуса меч был огромен – он даже с трудом мог обхватить пальцами его рукоять. Меч был выкован под человека совсем других размеров, но, несмотря на это, Белламус прикрепил его к своему поясу. Такому оружию найдется сколь угодно полезных применений.
Белламус доложил лорду Нортвикскому, что Кинортас мертв, но не стал говорить о том, что тело его было найдено. И вот теперь они ехали с лордом по вершине вала, намеренно не спеша, чтобы дать возможность поспевать за ними тем, кто держал над их головами балдахин. От северных гор докатились удары грома, по ту сторону поля боя сумрак разорвали всполохи белых молний. В тех местах, куда они попадали, вскипала вода.
– Какая унылая страна, – заметил лорд Нортвикский, глядя сверху на рабочих, трудившихся в поте лица у вражеских трупов. – Конечно, мы должны избавиться от анакимов, но, глядя на все это… понимаешь, что игра не стоит свеч.
– Этот необычайно долгий проливной дождь досаждает им не меньше, чем нам, – возразил Белламус мягко. – Можно только представить, как красиво выглядит эта долина под ярким солнцем, когда она не залита водой.
– Пустыня! – пренебрежительно бросил лорд Нортвикский. – Эти горы как червоточина. По нашу сторону Абуса хорошо возделывают землю – пашут, сеют и содержат в образцовом порядке. Те места больше похожи на рай. Но это… – Он взмахнул рукой с полусжатыми пальцами, указывая на лес, колышущийся у дальнего конца вала. – Страна волков, медведей и диких котов. Их деревни оторваны друг от друга расстояниями и дикой природой. Анакимы делят свои земли с варварами и адептами хаоса. Неудивительно, что они и сами такие же дикие. Интересно, удастся ли когда-нибудь утихомирить север? Даже если мы победим анакимов, можно ли будет возделывать эти земли или они слишком каменисты и пусты? Если вырубить лес, то можно ли будет разбить на его месте пастбища для коров и овец или здесь так и останутся болота?
– Трауденский лес стоит оставить нетронутым, – возразил Белламус. – По общему мнению – здесь лучшие охотничьи угодья. Они даже вошли в легенды.
– Так вот каков твой план, – проворчал лорд Нортвикский. – Прибрать к рукам север и стать его полноправным хозяином?
Белламус сухо улыбнулся:
– Кажется, он больше никому не нужен. Даже Его Величество толкует только о строительстве великой стены и о том, чтобы навсегда забыть о северной половине этого острова. Отдайте мне север, и я его умиротворю.
– Тебя только север интересует, Белламус? – Лорд Нортвикский бросил на него косой взгляд, и Белламус сразу понял, на что тот намекает. – Когда-то я был так же молод, как и ты. Даже еще моложе… Я же вижу, что ты вьешься возле королевы Арамиллы. А ведь она из тех, от кого следует держаться подальше.
– С огнем лучше не играть, – согласился Белламус, избегая смотреть лорду Нортвикскому в глаза.
– Совершенно верно, – произнес лорд Нортвикский с нажимом. – Тем более на виду и людей и Бога. Так что будь с ней поосторожней.
– Да я ее почти не знаю, – возразил Белламус.
– А я хорошо знаю вас обоих, – ответил лорд Нортвикский. – Она всегда себе на уме, но я вижу, что и ты что-то скрываешь.
Лорд Нортвикский говорил жестко, но Белламус знал – какие бы слова ни прозвучали, старик испытывал к нему скорее симпатию. В любом случае, никакой опасности для Белламуса он не представлял. Любой, кто намекнет королю на то, что его жена крутит любовь на стороне, подвергнет себя риску даже большему, чем виновный.
Какое-то время всадники ехали молча.
– Возможно, нам стоит попробовать взять Хиндранн? – предложил лорд Нортвикский.
– Не стоит, Цед, – ответил Белламус.
Лорд Нортвикский, спокойно относившийся к своей новой должности главнокомандующего, пропустил фамильярность мимо ушей.
– Этот орешек с легионами внутри нам не расколоть. Максимум, что мы можем сделать, – это попытаться взять их в осаду.
– Тогда усилим грабежи, – ответил лорд без энтузиазма.
– Усилим, – согласился Белламус. – Чем больше добычи отправится на юг, тем больше воинов мы привлечем на нашу сторону. К тому же это обескровит Черные Легионы в Хиндранне до того, как дело дойдет до столкновения.
– Что ты знаешь об их новом вожде – парне по имени Роупер? – спросил лорд Нортвикский.
Белламус добился выдающегося положения благодаря тому, что слыл знатоком анакимов Эребоса – континента, возле которого располагался Альбион. Никто не разбирался в них так, как этот выскочка, и никто другой не умел разговаривать с анакимами на том уровне, на каком это делал он. Он хорошо понимал их – и мотивацию, и привычки, и интересы. Он провел много времени с ними в Альпах, в Иберии, а теперь еще и здесь – в Альбионе. Анакимы стали его профессией. Многие до него уже пытались постичь их безнадежно безобразный язык; их грубое, состоящее из одних силуэтов, искусство; их непостижимо-абсурдные карты; их отсутствие письменности и варварские привычки. Пытались, но бросали эти попытки раз и навсегда. Но только не Белламус. Соотечественники сатрианцы, конечно, интриговали его, но анакимы – восхищали.
Подкупом, лестью и угрозами Белламусу удалось создать то, о чем не могла даже помыслить сатдольская знать – надежную шпионскую сеть прямо внутри Черной Страны. Во время всех предыдущих вторжений на север знания сатрианцев о тактике врага были прискорбно скудны. Белламус заставил уважать себя благодаря тому, что знал больше, чем другие, а заодно продемонстрировал почти невероятные командирские способности.
– О Роупере всегда говорили, как о многообещающем юноше, – ответил он лорду Нортвикскому. – Но доводилось ли ему когда-нибудь управлять войском – не очень понятно. Мне рассказывали, что старший офицер этой страны – воин по имени Уворен, заранее принял меры к тому, чтобы принять командование в случае гибели Кинортаса. Мы, кстати, его видели, – добавил он, мельком взглянув на лорда Нортвикского. – Тот самый, с боевым молотом, находившийся слева от Кинортаса. На его нагруднике был выгравирован дикий кот.
– Кинортас, напугавший бедного графа Уиллема, находился в середине, – сказал лорд Нортвикский, поморщившись, и закрыл глаза в попытке вспомнить. – Ув… Увора?
– Уворен, – поправил Белламус.
– Уворен с боевым молотом слева. Здоровый парень Роупер – справа. А кто был четвертым?
– Не знаю, – признался Белламус. – Какой-то Священный Гвардеец, судя по доспехам.
Некоторое время они ехали в тишине. Белламус молчал, любуясь на залитый водой пейзаж и наслаждаясь запахом дождя.
– Я не уверен, что нам удастся закончить эту кампанию, – произнес наконец лорд Нортвикский.
Белламус посмотрел на него с удивлением.
– Милорд?
– Ради всего святого, Белламус! – досадливо воскликнул Нортвикский. – Если то, что я сказал, для тебя является новостью, то ты меня сильно разочаруешь.
Белламус рассмеялся.
С юга дошли вести о том, что теперь – после того, как графа Уиллема не стало, – король Осберт подумывает о том, чтобы отвести армию назад. Его Величество панически боялся анакимов, и на север потекли письма, повествующие о высказываниях короля, в которых он делился мыслями о том, что для усмирения Гнева Господнего он сделал уже вполне достаточно и что теперь они должны забрать то, что успели захватить, и отойти. По мнению Его Величества, лорд Нортвикский, несмотря на все свое влияние, был недостаточно благороден для того, чтобы управлять армией к северу от Абуса. Зима быстро приближалась, и первая битва сложилась удачнее, чем кто-либо мог ожидать. Доходили слухи, что король Осберт рассматривает возможность прекращения кампании, поскольку считает ее уже успешно состоявшейся. Но такое решение может только все испортить.
