Через два месяца службы у нас сложилось боевое братство: я, Санек и Славян. Мы все были из одного призыва.

Дружба началась с того, что Санек отдал нам со Славяном все сигареты из первого своего боевого пайка. Обычно некурящие меняют их на что-нибудь нужное, но он сделал это совершенно бескорыстно. В ответ, через неделю мы позвали его выпить водки, которую Славян раздобыл у местных, оставшихся охранять от мародеров свои дома.

- Пацаны, а я все забываю спросить откуда вы? - Санек закусил раскисшим словно сопля соленым огурцом из трехлитровой банки, которую мы нашли вчера в подвале разбомбленного частного дома, и вопросительно посмотрел на нас.

Славян как всегда молчал. Он задумчиво курил после выпитого полстакана.

- Слышь, зема, не обмораживайся, - обратился Санек к нему.

Славян посмотрел на него, затем взглядом показал на меня, что означало: "вот он ответит". Выпитые полстакана подняли мне настроение, и мне захотелось немного поприкалываться над Саньком.

- Мы из города, в котором солнце бывает только ночью.

- Не, ну пацаны, хватит прикалываться. Че как дети малые? - обиделся он.

Обиделся, конечно, громко сказано. Как потом я узнал, обидеть Санька было совершенно невозможно по причине отсутствия у него какого-то слишком серьезного отношения к себе, да и ко всему миру тоже. Это восприятие действительности здорово помогает на войне.

- Мы из Питера.

- А что за ерунда с солнцем?

Оба смотрели на меня, ожидая пояснений. У Славяна тоже была своя особенность, которая, как оказалось впоследствии, очень востребована на войне - полное отсутствие фантазии. Жизнь в рабочем районе научила его сдержанности в проявлении любых чувств. Никогда нельзя было точно знать какие эмоции он в данный момент испытывает. И сейчас он молча ждал ответа, не показывая, однако при этом особого интереса.

- Понимаешь, - начал я, - в Питере, как правило, все время идут дожди. Скажи, Славян.

Тот утвердительно кивнул в ответ.

- И только весной, обычно в мае, когда начинаются "белые ночи", небо проясняется, но бывает это по большей части ночью. Поэтому вот так, понимаешь...

- Прикольно, - засмеялся Санек.

- Похоже, типа, - Славян тоже усмехнулся и налил очередные полстакана.

Так завязалась наша боевая дружба. Совместное времяпрепровождение: сидение под обстрелами, редкие попойки, вылазки на передовую под огнем противника, и даже тягание гири в тылу на переформировании, располагает к дружбе.

- Славян, а вот ты почему все время молчишь?

Санек завел свое любимое развлечение. Он постоянно подкалывал Славяна. Долговязый, нескладный и молчаливый, Славян служил объектом его постоянных незлых шуток, на которые тот только молча улыбался.

- Почему ты никогда не участвуешь в общем веселье? - Санек опять улыбался и смотрел куда-то в сторону Астрахани. - Чуете, обстрел кончился? Намаз че ли? - Спросил он сам себя. - Славян, посмотри сколько времени.

Усиленное громкоговорителями, далекое пение муэдзина волнами докатывалось до нас. Смутное предчувствие пробежало холодком по спине. Тоска сжала сердце. Моментально все вокруг будто поблекло, силы покинули тело, оставив только бескостную желеобразную плоть, которой невозможно даже пошевелить.

- Восемь, - как всегда коротко ответил тот.

- Вот никак я не пойму этих придурков. Водку пить нельзя, а наркотой себя глушить - это можно. Миха, вот нормальные они?

- Черт их знает, - выдавил я из себя.

- Но неужели не понятно, что если наркотики таким богом не запрещены, то это не настоящий Бог?

- Они так не думают...

В этот момент мы услышали вой крупнокалиберных мин. Почти сразу недалеко ухнули взрывы. Плотность огня говорила о серьезном намерении моджахедов похоронить нас прямо сейчас и без отпевания.

- Всем включить систему видеосопровождения, - раздался в наушнике приказ нашего лейтенанта. - Всем готовиться к отражению атаки после минометного обстрела. Выход из укрытий по получению приказа.

- Че, мужики, примем боевое крещение? - Санек, начал деловито проверять свой автомат.

- Примем, куда ж мы денемся, - ответил я, машинально обхлопывая себя в поисках пачки сигарет, которая никак не находилась. Меня начало потряхивать.

- У тебя кончились еще утром, - Славян протянул мне прикуренную сигарету.

Взяв сигарету, которая заплясала у меня в пальцах, я понял, что боюсь, отчаянно боюсь. Умом понимаю, что стыдно, но справиться с дрожью в руках все никак не могу. Глубоко затянувшись пару раз, я почувствовал, что меня немного отпустило.

- Не мандражируй, Миха, все будет хорошо. Господь сказал: "Познай то, что перед лицом твоим, и то, что скрыто от тебя, - откроется тебе". - Санек передернул затвор, загнав патрон в патронник, и защелкнул предохранитель. - Сегодня время узнавать и открывать. Свое оружие проверь, не сиди без дела.

Эта Санина деловитость и уверенное спокойствие Славяна, помогли обуздать страх. Паническая атака, накрывшая меня, отступила. "В конце-концов все когда-нибудь умрем, значит надо умереть достойно, если обстоятельства так сложились". Я года три назад читал "Хагакурэ - сокрытое в листве", вот там эта простая с виду мысль много раз в различных ракурсах повторялась.

- Тебе кто из старших помогает? - Санек закончил приготовления и теперь наблюдал, как я проверяю свое оружие.

- Думаю, что в основном бабушка. Она меня очень любила. Других предков я не застал, еще дедушку по отцу, но совсем немного.

- Думаю, что другие тоже внимательно за тобой наблюдают и помогут, если че. Следи за знаками и прислушивайся к внутреннему голосу. Вот мне дед, отцовский отец, помогает. Он много со мной занимался. Я с ним много молитв разучил. А тебя, Славян, кто учил?

- Никто. - Он тоже приготовил оружие, и теперь сидел внизу окопа на корточках, курил.

- Чего так? - Не унимался Санек.

- Некому было. Отец работал и бухал, мать на двух работах вечно крутилась, а родственников я не знаю.

- Но кто-то тебе ведь помогает, раз ты еще живой?

- Хер его знает..., - Славян безразлично пожал плечами.

- Не сквернословь по этому поводу, - Санек мельком взглянул на Славяна и привстал, чтобы посмотреть что там со стороны Астрахани. В этот момент рядом ухнула очередная мина, и сразу все стихло, только земля и осколки еще секунд десять осыпались на землю с глухим звуком.

Со стороны расположения моджахедов послышался многоголосый рев моторов и лязг гусениц. Звук медленно приближался.

- Всем переместиться на боевые позиции, - раздался в наушнике приказ нашего старшего лейтенанта. - Огонь открывать только по моей команде.

Мы вскарабкались на свои места. От противника нас отделял бруствер и широкое, перепаханное взрывами поле. В учебке нам рассказывали, что сегодняшний тип войны, по сравнению с двадцатым веком, сильно изменился, что сегодня, кроме китайцев никто не применяет широкое фронтальное наступление. Но вот моджахеды об этом, видимо, ничего не знали. Или излишек в живой силе, или требования спонсоров об оттеснении русских до Саратова вынуждал их начать наступление.

VIII

-- Я завербовался на фронт. Попаду к Мише в часть по контракту. Все согласно условиям должно быть.

Жена не заплакала. Последнее время она не плакала. За последние три месяца она поседела и осунулась. Когда Мишу забрали на фронт, она проплакала все глаза, когда через две недели после этого меня уволили с работы, перестала плакать, а только молчала, молилась перед образами и в свободное время ходила в церковь на службы. Возвращалась домой и снова молилась. От ее одежды шел сильный запах ладана.

-- Я за ним приглядывать буду. Мало ли что...

-- Господь тебе поможет и мама моя.

-- Помогут. Я сегодня с тобой на вечернюю службу схожу.