Вильям:
Дома?
Закатываю глаза и кладу телефон в сторону. Через минуту ещё одно сообщение.
Вильям:
Защитница женских писек, ты жива?
Ты нужна нашим девушкам.
Кто же будет защищать их достоинство?
Что за херню он несёт? Ах, ну да, он ведь под кайфом.
Нура:
Отоспись.
Очнись.
Отъебись.
Нура, это гениально. Аплодисменты. Ты пишешь такую же чушь, как и этот парень.
Вильям:
Пишешь стихи? Неплохо.
Можно лирику?
Нура:
Дай мне поспать.
Вильям:
Можно, я тебе просто дам?
Нура:
Да, ты дашь мне поспать.
Вильям:
Ты скучная.
Нура:
А ты под кайфом.
Вильям:
Я одурманен тобой.
Нура:
Ты точно под кайфом.
Больше он ничего не пишет. Утром я просыпаюсь от того, что моя мама гладит меня по лицу.
— Нура, тебе пора на занятия. Я приготовила завтрак.
— Мама, — тихо мамлю я, — что с тобой случилось? Где твой веник на голове и караоке по утрам?
— Знаешь, Нура, хочу тебе кое-что сказать. Я хочу вернуть твоего отца.
========== Такой же, как все ==========
Мы с Евой сидим на школьном подоконнике на втором этаже. Моя подруга задумчиво смотрит в окно, в ожидании Вильде, наверное. Я поджимаю нижнюю губу, обновляя новости в социальной сети. На улице сегодня тепло, и я обожаю такую осень — полнейшее отсутствие ветра или дождя. Поэтому на мне (шок!) светло голубое платье в белую вертикальную полосу, талия обвязана поясом, а на шее красуется милый кружевной воротничок.
— Забыла спросить, ты для кого так вырядилась? — невзначай спрашивает Ева. — Это… непривычно.
— Знаешь, о чём я вчера узнала? — резко меняю тему я, рассматривая Еву со стороны. Её волнистые волосы (наверное, на ночь заплела косу на влажные волосы, она частенько так делает) затянуты в низкий хвост, и пара прядей падает на лицо. Джинсовая юбка выше от колена сантиметров на десять, а укороченный зелёный свитер отлично гармонирует с бледно-розовыми тенями. Ева отлично сегодня выглядит. Она всегда отлично выглядит. Я же чаще всего не выделяюсь из толпы, ношу мешковатые джинсы, белые блузки, ничего примечательного. Сегодня, наверное, ад покрылся льдом, ведь я в платье, и теперь догадываюсь о том, что это спонтанное решение меня определённо погубит.
— Вильде скинула обнажёнку Вильяму, хотя на самом деле переписывалась с Шистадом. Этот придурок взял телефон своего друга и вёл переписку с Вильде от имени Вильяма. Она думала, что кидает фото…
К моему удивлению, Ева начинает смеяться. Так громко, что проходящие мимо ученики, поднимающиеся по лестнице, на секунду замирают, чтобы подождать, вдруг у девушки приступ и ей нужна помощь.
— Не заливайся. На нас люди смотрят, — шиплю я, краем глаза увидев знакомое лицо. Это самое лицо направлено в мою сторону, и я буквально чувствую его взгляд на своих голых ногах. Благо, платье достаёт почти до колена. Почти. Но этого мне хватает, чтобы одёрнуть себя от мысли сбежать отсюда куда подальше.
— Я так и знала, что Вильде сама виновата в своём позоре. А вы мне не верили. Погоди… — Ева как-то странно морщит брови, и она делает так, когда о чём-то догадывается. — А ты-то откуда знаешь? Кто тебе сказал?
У меня в голове крутятся различные варианты ответа, но ни один из них не подходит, ведь все они связаны с Магнуссоном. Но Ева говорит догадку быстрее, чем я успеваю ответить.
— Боже! Тебе Вильям сказал? — лицо моей подруги сейчас отлично подходит для рекламы натуральных румян. Ева краснеет каждый раз, когда речь заходит о чём-то интимном. И интимным для неё может быть что угодно — взгляд, прикосновение, сообщение, обычная сплетня о том, как нас видели вместе. Но нас не могли видеть. Не могли. Вчера было уже довольно поздно, на улицах никого не было.
— Нет, я просто… знаю. Знаю, и всё, понятно? — начинаю злиться я.
— Чёрт возьми, — смеётся Ева. — Ты общаешься с Вильямом.
Звучит как утверждение. Нет смысла отрицать. Нет смысла отвечать. Вообще нет смысла обсуждать эту дичь.
— Нам пора на урок, — резко гаркаю я, — увидимся на биологии.
Своим поведением и резким уходом вверх по лестнице я даю понять Еве, что она права. Благо, моя подруга не из болтливых, ей можно доверять. Но мне все равно не по себе, ведь Ева в курсе того, что мы с Вильямом… переписываемся? Ведём общение? Катаемся по кругу на его машине в двенадцать ночи, как идиоты? Каким термином это вообще можно назвать? Общение по принуждению? Меня вроде никто не принуждает. Или я сама себе лгу?
Ну и кашу же я заварила. Зайдя в аудиторию, я понимаю, что никто на меня не смотрит. Это к лучшему. Я начинаю чувствовать себя в своей тарелке. Исак сидит рядом с какой-то девушкой прямо на парте и что-то громко обсуждает. Я не вслушиваюсь. Сейчас перемена, но через пару минут начнётся урок, поэтому я спешу занять свободное место. Рядом лежит чья-то белая сумка, явно женская, но мой сосед по парте ещё не пришёл.
Оповещение на моём телефоне мерзко пиликает. Я догадываюсь, кто это. И я права.
Вильям:
Красивые ноги.
Нура:
Красивый подкат.
Вильям:
Полагаю, удачный?
Нура:
Неправильно полагаешь.
Рядом ко мне подсаживается девушка. Я слышу, как она тяжело и нервно дышит. Лицо прикрыто волосами. Она пытается не расплакаться. Слышно по прерывающемуся дыханию. Оповещение на телефоне заставляет меня дёрнуться. Снова. Но всё моё внимание приковано к знакомой личности. Это подруга Ингрид — Сара. Её светлые русые волосы прикрыты серой шапкой. Чёрная толстовка (слава богу — без надписей, прочих всяких «пенетраторов») мешком висит на её теле. Коричневый кожаный браслет прикрывает какую-то маленькую царапину на руке. Белый лак на ногтях уже начинает осыпаться. У девушки явно какие-то проблемы. Но мы знакомы с первого курса, со времён вечеринки Пенетраторов в честь начала учебного года, или что там уже было, я не помню. Поэтому я решаюсь задать вопрос.
— Сара, с тобой всё хорошо?
Она чем-то занята в своём телефоне. Кому-то пишет, так яростно лупит по сенсору, поэтому я решаю отвернуться. Подглядывать всё-таки нехорошо. Но руки у неё сильно трясутся, и это начинает меня беспокоить. Раньше Сара никогда ко мне не подсаживалась. Но затем я вспоминаю, что сама сюда села. На моём месте почему-то сидит Исак с какой-то девушкой. Я знаю, что она моя одноклассница, но не знаю её имени, и мне становится стыдно.
Мой вопрос Сара оставляет без ответа. Звонка на урок ещё не было, но ученики уже расселись по своим местам. Сообщение, которое мне наверняка прислал Вильям, я оставляю непрочитанным. Пальцы гладят сенсорный экран, но телефон остаётся заблокированным. Не хочу читать. Почему я вообще отвечаю на его сообщения?
Сара сидит слева от меня и роется в своём портфеле, и, достав салфетки, оставляет его открытым. Я мельком замечаю тест на беременность, который она тут же засунула поглубже в портфель и прикрыла тетрадью. Забеременеть в восемнадцать — это серьёзно. Но почему меня так волнует, от кого…
Это неважно. Я не имею права лезть в личную жизнь Сары. Чёрт, где же этот звонок?
Вместо звонка на урок буквально через десять секунд мы слышим аварийную сигнализацию. В класс врывается учитель биологии, который должен сейчас вести урок у параллельного класса, и орёт:
— Всё на выход! Вальтерсен, не спать!
Я замечаю, что Исак, ещё недавно так громко обсуждавший какую-то тему с соседкой по парте, сейчас сонно потирает глаза. Похоже, он под кайфом. Ведь обычно Вальтерсен так себя не ведёт на публике. По рассказам Евы, и по личному наблюдению за парнем, я знаю, что он не из болтливых. Ничем не примечательная серая мышка, которая шатается с кучкой парней-девственников (не считая бывшего парня Евы).
Молча и в быстром темпе я помогаю Саре сложить вещи, которые она за эти пять минут успела раскидать по парте, думая, что сейчас начнется урок. Тест на беременность случайно выпадает из её портфеля прямо на парту. Она в ужасе смотрит на меня и быстро прячет его обратно в сумку. Я быстренько закрываю рот, ведь секунду назад стояла с охреневшим выражением лица, и мы с Сарой выходим из класса почти в самом хвосте нашего строя. Исак шатается, и мне это кажется довольно странным.
