Всё-таки, здесь очень красиво, спорить не буду. Но жить в такой комнате я бы не стала. Попахивает фальшью, аристократичностью. Это не моё. Мне по душе маленькие уютные комнатки, где стены могут быть завешаны моими записками, а на кровати лежит белое покрывало в ромашку.

Быстренько разложив свои вещи, я решаю спуститься на первый этаж и приготовить что-нибудь съедобное. С утра я больше ничего не ела, поэтому желудок с жалобным нытьём и диким скручиванием даёт о себе знать. На часах половина пятого. Пора обедо-ужинать. Поздний обед, ранний ужин. Чёрт, Нура, нужно начинать нормально питаться. Ты ведь худая, как щепка, тебя скоро ветром начнёт сдувать. Сиськи нулевые, ноги нулевые, и мозг, кажется, тоже нулевой, раз ты так хреново жрёшь.

Веселым шагом, рассуждая о том, какая же я идиотка в плане неправильного питания, моё тело спускается на первый этаж. Вильям шарится в холодильнике в поисках чего-то съедобного.

— Я могу что-нибудь приготовить, — уверяю парня я, как только вхожу на кухню.

— Что можно приготовить из молока, четырёх яиц и…

Вильям замирает в холодильнике. Может, вспоминает название продукта, а может, он там просто напросто замёрз.

— Из этих продуктов можно приготовить себе поход в магазин, — с сарказмом говорю я, присаживаясь за стол.

— Я позвоню своему приятелю, он привезёт всё необходимое, — ворчит Вильям, немного покраснев.

— Пенетраторы у тебя на побегушках? — смеюсь я.

— Молчала бы, мисс-украду-телефон-ради-Вильде.

На этой фразе я решаю благополучно заткнуть свой рот. Вильям наливает мне стакан молока и я вижу на холодильнике пачку с шоколадными хлопьями. Задница подрывается со стула, и я рывком хватаю картонную коробку и с наслаждением слушаю, как хлопья сыпятся в тарелку. Всё это я заливаю холодным молоком прямо из стакана, а затем встречаюсь с холодным взглядом Вильяма.

— Что? Твой друг пока привезёт продукты, я сдохну с голода, — говорю я с набитым ртом.

— Очень мило, — кривится Вильям и наливает себе стакан воды. Затем он куда-то уходит, оставляя меня одну. Быстренько доев свои ни на каплю не размягчённые хлопья (молоко-то холодное), я решаю проследить за парнем. Магнуссон стоит в дверном проходе, смотрит на улицу. Дым кубарем валит из сигареты, которую парень держит в руке. Я невольно задумываюсь, что это за сигареты такие. Моя мать курит тонкие. Ну, она начала злоупотреблять курением после того, как отец ушёл из дому.

— Вильям, — тихо зову я. Он не слышит. Может, делает вид, что не слышит. На улице уже начинает темнеть, поэтому я решаю подняться в свою комнату. Неплохо было бы принять душ, хоть мне и страшно раздеваться дальше джинсов и свитера в этом доме. Я быстренько раздеваюсь, впрыгиваю в пижамные штаны и футболку, как тут до ушей доносится стук в дверь.

— Чего тебе? — бурчу я, думая о том, как громко будет смеяться Вильям, увидев меня в таком прикиде.

Дверь резко открывается, и я начинаю краснеть. Парень медленно подходит ко мне, разглядывая эту нелепую одежду. Мои ноги не двигаются, они приросли к паркету, как и в тот самый день, когда Вильям узнал о том, что я украла его телефон. Когда он унизил меня перед всей школой этим своим вшивым плакатом с дурацкой надписью. Как и тогда, я не могу даже пальцем пошевельнуть. Ноги не слушаются. Тело приросло к одной мёртвой точке.

Парень подходит ко мне так близко, что мне невольно хочется отойти назад. Но я не могу. Вернее, не хочу. Это будет означать, что я струсила. Поэтому я продолжаю стоять на месте и упрямо смотреть Вильяму прямо в глаза.

Хочешь поиграть? Давай поиграем.

— Прекрати дерзить мне в моём же доме, — спокойно говорит Магнуссон. Я едва заметно киваю, начиная улыбаться. Знаю, что это выведет его из себя. Парень приближается губами к моим и шепчет:

— Чего лыбишься?

Я широко распахиваю глаза, ожидая, что сейчас, следуя инстинктам, я врежу Вильяму, отпихну его прочь, ведь последний раз, когда меня целовали… это была мама. В детстве. Поэтому к такому повороту событий я не готова.

— А теперь ты смотришь на меня, как на монстра, — Вильям отстраняется. Слава богу.

— Зачем ты делаешь это? — тихо говорю я, облегчённо выдыхая.

— Пф, — фыркает он, — это же просто игра. Я думал, ты подыграешь. В любом случае, нужно платить по счетам, Нура. И свои деньги за проживание можешь оставить себе. Может, купишь себе нормальную ночную рубашку.

— Пошёл ты, — шиплю я, наблюдая за тем, как широкая улыбка ползёт по лицу Вильяма. Грёбаный Чеширский кот с гейской чёлочкой.

— Когда будешь расплачиваться? — Вильям хватает меня за обе руки и притягивает к себе. Я утыкаюсь носом прямо в его грудь.

— Отвали! — ору я, отмахиваясь ногами, как идиотка. Руки намертво застряли в его хватке.

— Послушай, — начинает Вильям, ослабив руки, — я и пальцем тебя не трону, пока сама не попросишь. Поняла?

— А сейчас ты что делаешь?! — возмущаюсь я, мельком замечая, что моё лицо горит ярким пламенем. Мне нужно умыться, срочно.

Пока сама не попросишь.

— Я никогда не попрошу о том, чтобы ты… Выйди, пожалуйста.

Мои руки выпихивают хохочущую спину Вильяма из комнаты. Дверь за парнем громко закрывается. Я проворачиваю замок.

— Боишься меня? — мрачно шепчет Магнуссон за дверью.

— Спокойной ночи! — гаркаю я и бью ладонью по деревянному покрытию. Последнее явно было лишним. Спустя какое-то время, когда мое сердце перестало так бешено колотить о рёбра, я сажусь на кровать и прислушиваюсь. Что Магнуссон делает по ночам? Вампиры-то не спят, правильно? У него такие сильные руки. Говорю же — вампир. Мои уши улавливают едва слышимый звук — Вильям лёг на кровать. Выключил свет. Господи, наконец-то. Я могу тихонько пробраться в уборную. Сил уже нет терпеть.

Захватив с собой пузырёк с огуречным лосьоном, и ватный диск, я тихонько открываю дверь и ступаю в кромешную тьму. Надеюсь, на моей могиле напишут что-нибудь приличное, а не идиотскую причину, по которой я сейчас сдохну.

В комнате Вильяма горит свет, поэтому я иду в противоположную сторону. Захожу в уборную, тихонько включаю свет и закрываю за собой двери. Когда моё тело разворачивается в сторону зеркала, я вижу в отражении лицо Вильде.

«Ночуешь у него? Грязная шлюха!» — шипит мне зеркало. Моя рука непроизвольно сжимается в кулак и бьёт прямо в цель. Я с криком разбиваю зеркало, и через какое-то время слышу шаги под дверью.

Вот чёрт.

========== Примирение ==========

На костяшках правой руки выступает кровь. Боль даёт о себе знать не сразу. Проходит буквально полминуты, и рука начинает гореть огнём. Кровь капает на белую плитку, ноги трясутся. Я нахожусь в шоковом состоянии, а Вильям продолжает ломиться ко мне в уборную. Нужно как-то… что-то… сделать, сказать. Что угодно, чтобы Магнуссон перестал колотить в дверь и орать, как потерпевший.

— Хватит стучать, извращенец. Я просто подскользнулась.

— Я слышал звук разбитого стекла. Что случилось? — по голосу я понимаю, что Вильям нервничает. Ну, мягко сказано. Переживает. Нет, тоже мягко сказано. Он в таком же шоке, как и я.

— Иди спать, все нормально. Я просто уронила… стакан с водой, — уверяю я, трясущимися ногами пытаясь вытереть кровь. Но она размазывается, и я делаю только хуже.

— Пришла в туалет, чтобы воды попить?

— Вильям, всё нормально, правда, — ладонь прислоняется к двери, я очень надеюсь, что он поверит. Только одна проблема — разбитое зеркало никакими словами и утешениями не исправишь. Да и осколки в раковине, их следует убрать. Кровь вытереть — не проблема. Но всё остальное… Да и раны на правой руке, их следует обработать.

— Ладно, сделаю вид, что поверил, — Вильям отходит от двери, и, судя по удаляющимся шагам, направляется в свою комнату. Далее я слышу, как закрывается дверь. Он ушёл. Теперь я могу здесь спокойно прибраться. Чёрт возьми, зеркало.

Внимательно я осматриваю середину, куда ещё минуту назад так смачно припечаталась кулаком. От этой ужасной вмятины, словно паутинка, в разные стороны бегут трещины. Зеркало ничем не исправишь. Нужно придумать, как всё это объяснить Вильяму.