Правда, еще немного поразмыслив, я вынуждена была откинуть версию о ранимости королевской души, уж больно она не соответствовала действительности. Остановлюсь-ка я на том, что король не такой кошмарный, как я думала… Но тут мне снова стало обидно. Я вспомнила слова Натки о том, что если бы Лида расколдовала некая баба Дуся, он бы ходил за ней, а на меня, если бы и увидел, даже внимания бы не обратил, не говоря уже о том, чтобы меня защищать!
— Что ты, Соня? — услышала я удивленный вопрос Лида — видимо, от обиды я начала громко вздыхать и возиться, сама того не замечая.
— Ничего, — ответила я сдавленным голосом, но тут же не выдержала:
— Слушай, Лид, ты нас, особенно меня, в очередной раз спас и все такое. Но вот если бы тебя расколдовала какая-нибудь баба Дуся из деревни, ты бы ради меня и пальцем не шевельнул!
— Ты снова говоришь о том, что нет, Соня, — заметил Лид, — и я все еще не понимаю, какой в этом смысл. Какая еще баба Дуся, когда меня освободила именно ты?
— Но ведь могла бы и баба Дуся! — упорствовала я со слезой в голосе — не иначе, на мне сказалось нервное потрясение после милицейского визита.
— Начнем хотя бы с того, Соня, что эта баба Дуся никогда не привела бы меня на встречу со своими однокашниками-плебеями, которые бы так пострадали от неумеренного потребления алкоголя, что едва не были арестованы местными стражниками, — сообщил Лид снисходительно. — А дальше я даже продолжать не буду, поскольку это все заведомо не имеет смысла. Что за неистребимая склонность к альтернативной реальности у вашего народа?
— Имеет это смысл, вовсе даже имеет, — упорствовала я, сердито на него глядя. — Ты что, Лид, не понимаешь, что если для тебя все равно, кто тебя спас, баба Дуся или я, то это говорит о твоем отношении и к людям вообще и… лично ко мне!
— Если судить по твоему поведению, Соня, оно тоже не говорит ничего хорошего об отношении лично ко мне, — вдруг выдал король, кажется, даже с претензией в голосе, — но я не делаю на основе этой явно недостаточной информации поспешных умозаключений и не рассказываю тебе часами про несуществующую бабу Дусю.
— Чего ты выдумываешь, где я тебе часами про бабу Дусю рассказываю?! Я пять минут назад сказала, что если бы на моем месте была баба Дуся…
Король неожиданно рассмеялся. Я осеклась и посмотрела на него. Он перестал смеяться, и мы пару секунд помолчали, в каком-то умственном затруднении глядя друг на друга.
— Ладно, Соня, лучше мне, да и тебе тоже, пойти спать, — наконец сказал Лид своим обычным тоном, медленно и аккуратно вставая с бревна. — И учти, если твои простолюдины опять нарежутся, я не стану отмазывать их от стражников.
— Господи, Лид, ты где таких слов набрался?! — ужаснулась я.
— По телевизору. А что не так со словами?
— Ой, завтра объясню. Я жутко хочу спать…
Глаза у меня просто слипались. Я вползла в палатку и даже не заметила, превратил ее Лид во дворец или нет, просто нащупала что-то вроде кровати, улеглась на нее и натянула себе на нос какую-то тряпку, похожую на одеяло.
Просыпалась я постепенно, причем от каких-то крайне некомфортных ощущений. Мне казалось, что я отлежала себе левый бок, но как только переворачивалась, тут же отлеживался правый. В результате, устав от такого сна, больше, чем отдохнув, я открыла глаза, обалдело помаргивая, подняла голову, чтобы осмотреться, и дар речи, которого и так-то почти не было с утра, у меня окончательно исчез.
Вначале мне показалось, что мы заночевали в готическом соборе — украшенные сложной мелкой резьбой белокаменные стены уходили вверх, на бесконечную высоту, откуда падал белесый рассеянный свет — наверное, солнечный. Из узких и высоких стрельчатых окон, расположенных по периметру громадного круглого зала, где мы спали, можно было разглядеть лес и палатки однокурсников вдали. А вот вместо двери я с изумлением обнаружила низенький и круглый палаточный вход, застегнутый по периметру противокомариной сеткой. Пол, как и стены, был белым и отполированным, из чего-то типа мрамора. На нем стояли две огромные кровати с уже привычными для меня балдахинами. Возле одной ревел камин — значит, в ней покоился Лид, а в другой, с довольной ухмылкой развалившись среди кучи разномастных подушек, дрыхла Натка. Надо же, как король ее устроил, будто она и не простолюдинка, все-таки он действительно не такой плохой, как я думала. Вот у меня, например, кровать даже неудобнее…
Очень недовольная королевским поведением, я сползла со своего ложа на пол, где лежало что-то вроде большого плетеного коврика для собак, повернулась и неожиданно обнаружила, что всю ночь проспала на круглом каменном столе, используя вместо одеяла бахромчатую белую скатерть. Меня разобрал такой смех, что я аж зажала рот рукой, чтобы не разбудить своих друзей, и, шлепая по холодному скользкому мрамору, отправилась на поиски второй кровати. Ее почему-то не оказалось, а судя по свету, было совсем еще рано, и мне снова захотелось спать. Вздохнув, я полезла к Натке. Но выяснилось, что моя маленькая подруга каким-то непостижимым образом заняла все двухметровое ложе, и когда я, устраиваясь, начала пихать ее в бок, недовольно заворчала:
— Сонька, ну чего ты лезешь?! Я спать хочу!
— Я тоже! — прошептала я сердито. — И не буду больше этим заниматься на столе!
— Чем заниматься?
— Спаньем! Подвинься.
— У, — непонятно сказала Натка и откатилась на сантиметр. Я кое-как улеглась, и мы принялись спать дальше. Но скоро я поняла, что моя лучшая подруга во сне — это просто наказание. Только я начинала засыпать, она вдруг переворачивалась, или брыкала меня ногой, или начинала разбрасывать лишние подушки, а в довершение всего вдруг захрапела. Я подскочила и возмущенно затрясла ее за плечо.
— Нат, перестань!
— Чего перестань?
— Все перестань! Лягаться, переворачиваться, храпеть!
— Мда? — ехидно сказала подруга, не открывая глаз. — А дышать тебе не перестать?
— Дыши, — разрешила я, — но только тихо, а то храпишь же.
— Это потому, что я на спине.
— Так перевернись на бок.
— А на боку неудобно… И вообще, Сонь, иди к себе ложись!
— Так нету больше кроватей! Лид, наверное, нам одну на двоих наколдовал!
— С него станется, — Натка разлепила один глаз и зевнула, постепенно приходя в себя. — Ну давай его разбудим и попросим вторую кровать.
— Пошли.
Мы слезли на пол и подшлепали к королевской кровати. Нас сразу же обдало жаром из огромного камина. Натка, обмахиваясь одной рукой, поскреблась другой в задернутый балдахин:
— Э, твое величество! Ты там спишь, нет?
— Ли-ид! — вторила я ей хриплым голосом. Балдахин не пошевелился.
— Ли-и-ид!!! — угромчилась я.
— Э-э-эй!!! — бешено заорала Натка. Клацнули пружины — видимо, король на кровати вздрогнул и подскочил. Секундой спустя из-за балдахина высунулось его очумелое лицо.
— Что тебе нужно? — поинтересовался он величественно, но тоже хрипло, обращаясь почему-то к Натке.
— Мне-то ничего, но кто-то из нас тут до трех считать не умеет, поэтому у Сони нет кровати, — ехидно отозвалась подруга. Король перевел взгляд вначале на меня, потом на голубое небо за окном, и на лице его появилась легкая ошарашенность. Снова посмотрев на меня, он задал логичный вопрос:
— Соня, где ты спала все это время?
— На столе, — вздохнула я.
— Зачем? Я сделал спальные места для всех.
— Я просто устала, не поглядела, куда ложусь. А теперь поглядела, и вот…
— Где твои спальные места-то, покажи! — сказала Натка, усмехаясь.
— Да, а то мы с ней не можем спать на одной кровати, — добавила я. Король кивнул:
— Конечно, ведь она тебе не ровня…
— Нет, — прервала его я, — она храпит и лягается. Пошли скорее и найди мне кровать, спать охота!
Король, нелюбезно на нас поглядывая, вылез из недр кровати. Он тоже оказался босиком, в домашнем костюме моего папы. Шлепая по мрамору уже шестью босыми ногами, мы отправились на экскурсию по залу. Дойдя до кровати, на которой спала Натка, Лид остановился и недоуменно поглядел на меня.