— Вот это да! — наконец сказала Люська Лиду. — Как здорово, что вы их уговорили! Спасибо вам! Вы, наверное, гипнотизером можете работать!

Лид, понятно, не ответил, а посмотрел на меня и сообщил:

— Соня, наша палатка стоит вон там, где цветет сонка. Думаю, тебе уже нужно лечь спать.

— И Натке, — поставила я условие, мрачно на него глянув.

— Как хочешь, — недовольно отозвался Лид и канул во тьму — видимо, направился к своей свеженаколдованной палатке.

— Уф, Сонька, и правда, пошли уже дрыхнуть, — дернула меня за рукав подруга. — Вот я перепугалась, думала, кранты! Пашка кретин, Сашка придурок, чего ты в нем нашла, наше величество и то лучше…

— Это да.

— Да-то да, но если бы тебя тут не было и менты к тебе не прикопались, он бы и пальцем не пошевелил, так что ты особо не радуйся.

— Почему не радуйся? — удивилась я.

— А потому, что ему пофигу все люди. У него ничего личного. Если бы его не ты, а какая-нибудь баба Дуся спасла, он бы за ней ходил, а в твою сторону и не чихнул, так что ты губу не раскатывай, а думай, как от него избавиться!

— Да чего ты ко мне привязалась! Ничего я не раскатываю! Я вообще спать хочу, пошли, наконец, в эту палатку!

— Гм, — сказала подруга каким-то противным голосом, но больше ничего не произнесла, взяла меня под руку, и мы, не попрощавшись с охающими и обсуждающими милиционеров однокурсниками, направились в ту сторону, где предположительно стояла Лидова палатка.

Скоро, когда мы уткнулись в елки, оказалось, что направление я запомнила неверно. Потирая лоб и выгребая из волос кору, я без особой надежды протянула:

— Ли-ид, ты где?

— Я здесь, — тут же отозвался негромкий голос короля, и метрах в пяти от нас вспыхнул свет. Оказалось, это зажегся обыкновенный с виду костер из кучи то ли набранных, то ли наколдованных Лидом дров. Рядом с костром торчала слепленная по образу и подобию временных жилищ однокурсников синяя трехместная палатка.

— Мда, потрясные хоромы, твое величество, — зевая, похвалила Натка, — с Люськиной палатки, что ли, скопировал? Вон даже растяжки так же неправильно прикреплены.

Король бросил на нее нелюбезный взгляд, но подруга его не заметила, потому что встала на четвереньки и поползла во вход. Через секунду раздался ее сильно приглушенный вопль «ни фига себе!», сопровождаемый эхом, которого уж никак не могло быть в такой маленькой палатке. Я, вздохнув, хотела было полезть следом за ней, но вдруг поняла, что мне хочется еще посидеть на воздухе. Наколдованные королем внутри палатки, несомненно, грандиозные хоромы, никуда не сбегут, но там, небось, опять жарища от камина, а здесь тихо и прохладно… И вообще — неужели я не имею право хоть час в день побыть в одиночестве, без короля?

— Лид, знаешь что, иди спать, а я еще тут побуду, — решительно сказала я, и, подкатив к себе большое бревно, уселась на него. Лид немного постоял неподвижно, видимо, прикидывая, что делать, после чего вдруг тоже, подогнув ноги, опустился на бревно и сообщил:

— Я подожду тебя, Соня. Как показывает недавний опыт, в одиночку тут находиться небезопасно…

— Да, кстати, Лид, здорово ты их загипнотизировал.

— Спасибо, хотя превратить их в пыль было бы и быстрее, и лучше для общества.

— Ничего не лучше, наши друзья сами виноваты, ведь пить здесь действительно нельзя… Только ты все-таки поосторожнее. Видел, что он тянулся к поясу? Там у него был пистолет. Ты знаешь, что такое огнестрельное оружие?

— Теперь знаю, после просмотра вашего телевизора, — Лид кивнул. — Но если тебе известно про это оружие, зачем ты сама появилась рядом со мной?

— Так я думала, что тебе неизвестно, и попыталась просто тебя отпихнуть в сторону.

— Ясно, — сказал король после паузы с непонятной интонацией и замолчал. Я тоже молчала, забыв, чего еще хотела ему сказать. Затянувшуюся тишину нарушать уже было, вроде как, неудобно, хотя мне поговорит хотелось. Я кашлянула и втянула руки в рукава: из леса веяло сыростью. Но неунывающие однокурсники, кажется, и не думали ложиться спать: от их костров вдруг послышались гитарные переборы, и хор нестройный голосов запел «луч солнца золотого». Лид, изогнув брови, прислушался и слегка поморщился.

— А ты умеешь петь? — поинтересовалась я.

— Петь? — удивился король. — Нет, высокородным это не нужно.

— Я знаю, что нам много чего не нужно, — сказала я, сдерживая раздражение, — но вообще-то слух у тебя есть или нет? В ноты ты попасть можешь?

— Не знаю, я никогда не пытался этого сделать, — последовал безмятежный ответ. — Развлечениями у нас занимаются плебс, у высокородных множество других дел.

— Ну ты даешь, — покачала я головой. — Как это у тебя получилось вообще НИКОГДА не петь? Слушай, а попробуй повторить за мной то, что я спою.

— Зачем?

— Ну, Лид, жалко тебе, что ли? — пристала к нему я — неожиданно мне очень захотелось узнать, есть ли у короля слух, или он будет фальшивить похуже моих однокурсников. Лид поглядел на меня, опять приподнял брови, медленно опустил их на место и с достоинством проговорил:

— Хорошо. Пой, если тебя это развлекает, я повторю за тобой. Но я думаю, это мне не составит труда.

«Ну погоди ты у меня, труда тебе не составит», — подумала я сердито, и, выбрав одну из самых длинных песен, какую мы пели в нашем университетском любительском хоре, пропела все пять куплетов без пауз. Вот пусть теперь повторяет, как хочет, раз такой умный!

…Когда я закончила, Лид немного помолчал, спокойно и задумчиво глядя на меня, а потом негромко запел. Голос у него был не сильный и не звонкий, но в ноты он попадал, как я, скрепя сердце, была вынуждена признать, не хуже меня, а кое-где и лучше. Помимо этого оказалось, что все пять куплетов король тоже ухитрился запомнить. Вывалил он их как машина, без интонации, глядя на огонь, но опять же ни слова не перепутал! Вот ведь зараза непогрешимая! С ним и вправду комплекс неполноценности обретешь!

Видимо, уловив мой сердитый взгляд, король умолк на повторе конца пятого куплета и спросил с неподдельным интересом:

— У меня есть слух, Соня?

— А ты сам не слышишь, что ли? — буркнула я. — Конечно, есть. Еще и абсолютный, небось…

— Абсолютный?

— Это когда можешь угадать любую ноту не глядя.

— Нет, это вряд ли. И вообще, мне показалось, что ты все же поешь по-другому.

— Ну да, я это делаю с интонацией, а не как компьютерная программа…

— Ты просила меня повторить за тобой, я повторил, — сказал Лид вроде бы бесстрастно, но мне вдруг почудилась в его плохо освещенном костром лице какая-то обида. Может, недоволен, что я его не оценила? Не зная наверняка, так ли это, я все ж на всякий случай похвалила короля:

— А в ноты ты попадаешь здорово. И слова с одного раза запомнил! Молодец.

— Спасибо, — отозвался король серьезно и уставился в пламя, — но все-таки, думаю, у меня нет большой склонности к этому развлечению.

— А к чему у тебя есть склонность? — поинтересовалась я, зевая и грея руки меж коленей. — К мультикам, что ли?

— Да, к ним, и еще…

Лид, не договорив, протянул руки к костру. И тут языки пламени начали стремительно менять форму и цвет. Миг спустя на дровах стоял переливающийся пламенный конь, потом он, поперебирав копытами, переродился в огромный красный цветок с белой сердцевиной, а цветок рассыпался на множество белых искорок, как салют, а искорки, собравшись в кучку, имитировали какую-то птицу с длинной, как у гуся, шеей и пушистым хвостом…

Я сидела молча, загипнотизированная этими пламенными фигурами, как до того мультиками. Фигуры беспрерывно сменялись, некоторые превращались в искры и улетали вверх, некоторые утекали куда-то в землю. Я даже забыла о холоде, руки совсем перестали мерзнуть, и придвинулась поближе к королю, чтобы не упустить момент, когда он будет делать очередную красивую фигурку. Лид сидел почти неподвижно, так же вытянув вперед руку и, слегка перебирая пальцами, смотрел на огонь немигающим взглядом, в котором мне почудилось что-то вроде вдохновения, какое бывает у художников. Неожиданно я подумала, что, может быть, он не такой формальный и противный, каким кажется. Может, как пишут в романах с мягкими обложками, которые любит читать Наткина мама, его суровый облик скрывает ранимую душу?