– Всё, что ты взял с собой, и то, что было пожертвовано мечети, раздай поровну этим людям.

Своим воинам имам предложил отдать лишнее из одежды, ибо несчастная горстка уцелевших ахульгинцев была одета в рвань из овечьих шкур.

После молитвы в полуразвалившейся мечети один из стариков-ахульгинцев подошёл к Шамилю и сказал:

– Слава Аллаху, что он вновь привёл тебя к нам, жалким и покинутым, как эти камни. Я рад, что дожил до этого дня и теперь могу вернуть в сохранности то, что принадлежит тебе. Пойдём.

Шамиль и несколько муртазагетов последовали за стариком. Они шли по камням, по развалинам. Имам видел, что старик ведет в сторону его бывшего дома. Теперь вместо ворот там, как два мертвых стража, стояли каменные столбы. Согнувшись, старик спустился под низкий навес, отгреб кучу старой потемневшей соломы, сильно потянув, открыл маленькую дверцу. Шамиль увидел вход в свою библиотеку. На тех же стеллажах ровными рядами, поблескивая сафьяновыми переплётами, стояли не тронутые никем книги. Имам еле сдержался, чтобы не обнять старика. Он снял со своей черкески серебряные газыри и, протянув их старику, сказал:

– Оружие мне ещё нужно, а это тебе пригодится, продашь.

Мюриды вынесли из подземного помещения все книги, сложили их в мешки и хурджины, а сам Шамиль с приближёнными и десятком муртазагетов пошёл к ущелью, где вместо спасения нашли гибель его вторая жена с сыном и другие раненые женщины. С помощью верёвочных лестниц он спустился в глубокую пропасть. На маленьком каменном островке он увидел скелеты женщины и ребёнка. Рядом лежали останки ещё двух женщин. Остальных, видно, унесли бурные воды Койсу во времена паводка.

Шамиль читал заупокойную молитву.

Захоронение сделали на ахульгинском кладбище, где вместо могильных плит торчали неотёсанные камни.

Закупив в ближайшем ауле десяток баранов, Шамиль раздал их беднякам, чтоб помянули павших. В тот же день из окрестных сел пригнали тридцать ишаков, на которых погрузили мешки и вьюки с книгами имама. Под вооруженной охраной библиотека имама была отправлена в Чечню.

Шамиль двинулся в Гимры. Там он нашёл чиркеевца Али-султана и своего двоюродного брата Ибрагима, которые, оставив небольшое число воинов, распустили остальных по домам, потому что гимринцы изъявили покорность, да и бедствовали – не могли прокормить чиркеевское и каранаевское ополчение.

Эрпелинский кадий – правитель койсубулинских обществ – до прихода отрядов успел сбежать. Шамиль вернул дома, сады и земли всем тем, у кого они были отобраны кадием. В пятницу во время молебна одна из гимринских женщин вбежала в храм и закричала.

– Надвигается беда! Гяуры подходят к селению!

Муртазагеты и мюриды, прервав молитву, кинулись к двери, оголяя на бегу оружие. Имам с престарелыми учеными и муллой продолжали молиться. Через некоторое время в дверях появился Юнус.

– Идём быстрее! – крикнул он Шамилю. – Почему ты до сих пор здесь? Наши бегут, их теснят враги.

Они прошли через чёрный ход во дворе мечети. За саклями позади храма ждали осёдланные кони. Ни выстрела, ни криков не было слышно в ауле. Только топот ног и цоканье множества конских копыт доносились до слуха имама. Шамиль нагнал убегающих.

Мюриды укрылись в кустарнике, за которым начинался небольшой лесок. Солдаты, пришедшие из Шуры вместе с отрядом отступников, не стали их преследовать. Шамиль был взбешён поведением своих воинов. Выстроив их в шеренгу, он прошёлся вдоль и, выхватив из рук некоторых сотских ружья и пистолеты, побросал их в реку.

– Им лучше быть там, чем в руках тех, кто не умеет ими пользоваться в нужный час, – говорил он зло, но спокойно. – Стыдитесь, вы бежали, как дикие козлы, почуявшие дух хищника. Не сделали ни одного выстрела!

К Шамилю приблизился Ахвердиль-Магома. Доложил:

– Гонец из Саид-Юрта к тебе, имам.

– Пусть подойдёт, – ответил Шамиль.

Молодой человек соскочил с коня, неслышно ступая по мягкой траве, подошёл к Шамилю.

– Почтенный имам, – сказал гонец, – меня прислали старейшины сообщить, что Сайд-Юрт окружён гяурами.

– Хорошо, мы придём, – ответил Шамиль.

Он тотчас отправил посыльных в Хунзах к Хаджи-Мураду, в Чиркей и Каранай-аул с приказом явиться с людьми к аулу Кильдаркин немедля. И сам двинул небольшой отряд в ту сторону. Наутро они прибыли в Кильдаркин и дождались здесь прихода Хаджи-Мурада с хунзахцами и остальных. Отсюда имам повел своё войско в Сайд-Юрт. Аул был занят русскими и ополчением шамхала Тарковского. После короткого штурма и небольшой схватки мюридам Шамиля удалось выбить противника из аула.

В Саид-Юрте имам почувствовал недомогание, озноб. Он решил вернуться в Дарго. Но поход свой считал незавершённым.

Ему хотелось еще свести старые счёты с предателями и отступниками Ансаля, ещё раз побывать в Гимрах.

Самочувствие ухудшалось. Тогда он призвал Юнуса, Ахвердиль-Магому, Хаджи-Мурада и сказал им:

– Силы покидают меня, мускулы ослабли, я уподобился улитке, которая ищет покоя, спрятавшись в скорлупу Не знаю, когда Аллаху угодно будет изгнать из моего тела недуг. Как только это произойдёт, если суждено произойти, я вернусь к своим делам. А теперь вынужден поручить вам то, что хотел сделать сам с вашей помощью.

– Мы всё сделаем так, как ты скажешь, имам, и будем молить Аллаха вернуть тебе силы и мощь. Приказывай, – сказал Хаджи-Мурад.

– Надо идти в Ансаль, затем в Гимры, да будет вам сопутствовать удача, а я с чеченцами и Ахвердиль-Магомой потороплюсь в Дарю, пока не свалился окончательно.

Хаджи-Мурад с хунзахцами, чиркеевцами и каранай-цами направились к Ансалю. Оба отряда подошли к селению ночью. Под покровом темноты они вошли в аул, оставив коней за селом. Бесшумно пробрались к мечети. Два звонкоголосых мюрида поднялись на минарет, и вдруг полуночную тишину огласили торжественные певучие возгласы «ла-илаха-иллала», которые с нарастающей силой подхватывались горным эхом.

Разбуженные возгласами, странно звучащими в тишине ночи, ансальцы заметались в страхе. Одни плакали, другие, опустившись на колени, молились, третьи, хватая то, что попадалось под руку, бежали из аула.

На рассвете все простые жители Ансаля собрались у мечети. Увидев Хаджи-Мурада и Али-султана, старейшины дали слово принять шариат и больше не склоняться на сторону отступников и гяуров.

По совету имама Хаджи-Мурад и Али-султан назначили наибом Ансаля Идриса Андийского, помощником – Мухаммеда Чиркеевского. Оставив в Унцукуле небольшой отряд мюридов, Хаджи-Мурад с Али-султаном двинулись в Гимры, забрав с собой ансальских заложников.

Противника в Гимрах не оказалось. Не вернулся сюда и правитель Койсубу – кадий Эрпелинский. Тогда Хаджи-Мурад вернулся в Хунзах. Али-султан, отпустив каранаевцев домой, с односельчанами возвратился в Чиркей.

Вскоре до Шамиля стали доходить слухи о том, что Идрис Андийский притесняет жителей Ансаля, требуя имущество сбежавших отступников, и под этим предлогом, пользуясь властью, позволяет себе несправедливые действия против народа. Ропот и возмущение ансальцев перешли в открытый протест. Два унцукульца приехали в Дарго и доложили Шамилю, что шариат приводит к вражде и взаимным спорам между правителем и народом.

– Ты упрекал нас в том, в чём грешны твои люди, – сказал один из ансальцев. – Они делают то, что делали отступники, но более грубо и постыдно. Те из наших людей, которые прежде изъявляли желание признать шариат, теперь отказываются, поскольку этих законов не придерживаются законодатели. Если у тебя все такие, оставь нас в покое. Если же Идрис является исключением, убери его, иначе мы уберем сами.

Шамиль ответил:

– У меня нет оснований не верить вам. До меня и раньше доходили подобные слухи. Но я не могу решить судьбу того, кто поставлен над вами, по одной вашей жалобе. Мне нужно выслушать и другую сторону. Обозленные личными спорами либо принужденные к чему-нибудь во имя общего дела, люди могут по недомыслию, ненависти, зависти оговорить самого честного и преданного делу человека. Оставайтесь здесь. Я вызову Идриса и других. Скажите ему в глаза. Доказавший свою правоту будет оправдан, виновный – наказан.