А называются эти явления «атавизмом», или «реверсией», т. е. возвратом в доисторическое прошлое человека. Ну, не в прямом смысле, конечно, возвращением в прошлое, а просто-напросто какие-нибудь частицы, фрагменты от животных или птиц, их приметы или возможности могут долго, очень долго «спать» в самих нас, а потом, совершенно внезапно, словно по чьему-либо приказу или внешнему «толчку», просыпаются и делаются заметными.

Боже! Как все стало вдруг понятным и легко объяснимым! Ведь со мной, в конечном итоге, ничего ужасного не происходило.

Еще я вычитала, что в утробе матери человеческий зародыш на короткое время становится рыбкой или другим животным, даже термин тому смешной придумали – «рекапитуляция»! Ну, а если при рождении ребенка все-таки остаются какие-то признаки от животного, рыбы или птицы, и они, эти признаки, не успевают к моменту родов рассосаться, то эти знаки и будут метками того самого «возвращения в доисторическое прошлое». Например, у птиц существует совершенно ненужная им малоберцовая кость, а у людей – зубы «мудрости», которые им только мешают.

Словом, ничего опасного в этом не было! Я быстро успокоилась и стала думать, как лучше прятать ноги от глаз людских. Даже начала искать серьезную косметологическую клинику, которая взялась бы сделать мне на ногах пластическую операцию по устранению атавизмов.

Мне помогла зима, хотя теперь я ее не люблю. А той зимой мне пришлось передвигаться в валенках, которые подыскала на рынке Лара – дорогая моя подруга. Просторные, легкие и очень мягкие белые валенки из оленьего меха – унты с цветными лентами, в которых на Севере люди ходят. А на работе я оставалась в валенках под предлогом затянувшегося ревматизма ног. К этому меня тоже подвела Лара, я имею в виду, к этим объяснениям.

С Ларой мы сошлись задолго до изменений в ногах. Она работала моим референтом, подбирала нужную информацию, была прекрасным переводчиком с двух языков, хотя и добавляла в тексты много «отсебятины», умела варить вкусный кофе со сливками. Лара, так же как и я, состояла в разводе.

Нас с ней больше роднило вынужденное, глухое одиночество, замешанное на женской бессильной злобе. Да и что мы могли делать, когда нас часто избивали мужья, особенно на праздниках, и били так, что мы менялись, и менялись необратимо? Сказать об этом только друг другу не решались…

И все же однажды мы открылись друг другу. Вечером, в моем кабинете…

Мы не плакали, а просто молчали, смотрели друг другу в глаза и пытались что-то понять. Лара положила на мое плечо голову и нежно обняла меня, и мы неожиданно почувствовали себя единым, родным организмом. Незаметно для нас обеих, лишившись тяжести собственных тел, мы оторвались от пола, и нам стало по-детски легко и спокойно. Мы начали медленно кружиться, словно в невесомости, и сбрасывать с себя весь мусор душевных ран и ран телесных. В этом чудном, блаженном вальсе мы все выше отдалялись от греховной земли, соединив воедино наши пальцы, руки и наши тела, чтобы больше никогда не расставаться.

Мы очищались от подлости и всякого рода грязи, которыми жизнь методично и безжалостно чернила и губила нас. И мы были счастливы и благодарны друг другу!

Когда уже совсем стемнело, с помощью Лары мы быстро прилетели в ее дом, и в ванной она показала мне свои ноги. Мне многое тем вечером стало понятно. Больше не стесняясь меня, Лара полностью разделась для принятия душа и встала во весь рост. Ее высокая, точеная фигура напоминала модель с глянцевых обложек, и я увидела на ее груди, плечах и животе красивые темно-сиреневые перышки в серебристых разводах, напоминавшие звездные россыпи. Они мягко лоснились от воды, от пара и от того жира, благодаря которому водоплавающие птицы умеют держаться на воде, не опасаясь, как голуби, утонуть. Она рассмеялась, видя мое изумление.

– Скоро и ты будешь такой, как я. И у нас с тобой начнется новая жизнь и новая эра, дорогая начальница, – произнесла она.

– Лара, но откуда ты это можешь знать?

Она медлила с ответом, но, чуть погодя, ответила:

– Оттуда же, откуда я узнала о твоих проблемах! Когда много летаешь, и смотришь на звезды, и разговариваешь с ними, они указывают тебе правильный путь и правильные решения! Просто надо любить ночное небо! Мы ведь все оттуда, милая!

– И что же, ты много летаешь, Лара? – изумленно спросила я.

– Пока не очень, устаю быстро, да и на работу надо приходить свежей, не так ли, начальница? – Она лукаво улыбнулась.

– Лара, тебе не кажется, что мы обе – мутанты? В нас осталось хоть что-нибудь от женщин?

– А ты не думай об этом, милая, – ответила подруга. – Живут же монахини в монастырях без мужчин многие годы, и они более счастливы, чем те, которые ночами стонут – стонут не от любви, а от побоев собственных мужей. – Она отвернулась от меня и заплакала, и я увидела на ее спине, между лопаток, сложенные вместе довольно длинные крылья, доходившие до бедер. Она их втянула в себя, словно боялась чего-то, но кончики перьев слегка дрожали от плача, при этом красиво отыгрывали маленькими красновато-фиолетовыми огоньками, напоминающими новогодние блестки.

– Не обращай внимания, милая, все проходит. Протри-ка мне лучше крылья! Сегодня я буду летать!

Я выполнила ее просьбу и осторожно протерла расправившиеся крылья Лары мягкой мыльной губкой. Мне было приятно делать это, и ей, похоже, также это нравилось.

– Спасибо! – тихо произнесла Лара и аккуратно натянула на себя шелковый халат.

– Знаешь, когда я летаю, я вижу через окно своего «бывшего», ночью их спальню хорошо видно, они не гасят свет полностью.

– Их? – переспросила я.

– Да, их обоих: мой «бывший» уже обзавелся новой женой. Когда я вспоминаю, как он в припадке ревности сломал мне челюсть и нос, то понимаю, что тогда я была готова на все. Понимаешь, на все! – Она побагровела и сжала кулаки. – Помнишь, когда меня месяц на работе не было?

Я промолчала, вспоминая тот период, когда Лара, якобы с осложненным гриппом, находилась в клинике.

– Да, но все же прошло теперь, Лара?

– Нет, не все, дорогая начальница! Челюсть моя долго кривой была, кушать могла только на одной стороне. Ну да, тогда тебе не до меня было, наверно? И с носом проблемы – видишь эту впадину? – Она повернулась ко мне в профиль.

Я увидела ее ярко-красный, видимо после горячего душа, с небольшой ложбинкой посередине, слегка удлиненный и расплющенный по бокам нос, и мне стало немного не по себе. Ведь нос Лары уже не был человеческим!

– Теперь все будет по-другому, – продолжала она, – жизнь налаживается, милая, мы еще не птицы, но уже и не те, кого можно легко уничтожить!

– Ты, Лара, говоришь о нас двоих, а я пока еще человек, и крылья не у меня растут, – заявила я решительно, но тут же пожалела о своей несдержанности.

– Что ж, начальница, – мягко ответила Лара, чуть помедлив, – звезд на небе много, но время имеет только один вектор, – и поцеловала меня.

Затем Лара перевела взгляд на балконную дверь. Сквозь ее стекло было видно, как на темно-синем небе уже начинали загораться маленькие звездочки.

– Мне пора, летом звезды ждать не любят! – произнесла Лара. – И, пожалуйста, не закрывай дверь на балконе, дождись меня, прошу!

Она нежно, едва касаясь, провела своим указательным пальцем вдоль моего носа, будто изучала его.

– Пока, милая!

Я прильнула к ней и тихо шепнула:

– Я дождусь тебя, возвращайся скорее!

Лара стянула с себя халат и вышла на ночной балкон.

В воздухе Лара чувствовала себя превосходно. От сопротивления ветрам ее прекрасное тело быстро уменьшилось до утиных размеров и стало обтекаемым. Умелыми взмахами крыльев она стремительно набирала высоту, что позволяло ей довольно скоро приблизиться к своим любимым звездам. Те уже видели Лару, и она в безмолвном диалоге с ними поведала о своей близкой подруге. Лара просила у звезд помочь подруге и просила совета.

Самая близкая и любимая светло-голубая звезда почему-то молчала, другие тоже умолкли, а иные звезды вовсе отвернулись от Лары, ослабив силу собственного свечения, и медленно стали уходить на другие орбиты.