© Ямпольский С.З., 2018

© SUPER Издательство

В силу устоявшихся нездоровых традиций утиное яйцо и поныне испытывает неблагожелательное отношение к себе со стороны профессионалов вкуса. Горько видеть, что утиное яйцо живет своей отдельной, изолированной жизнью, являясь второстепенной гастрономической сущностью. Казалось бы, крупное, вдвое крупнее куриного, и вовсе не хрупкое, яйцо утки могло бы по-царственному убедительно и помпезно войти в нашу динамичную жизнь, быть ее необходимым атрибутом в силу безусловной своей практичности. Очевидных преимуществ у утиного яйца над прочими более чем достаточно. Так, желток утиного яйца содержит те высокие жиры, которые берегут сосуды и память и, следовательно, омолаживают нас. Своей необыкновенной питательностью утиные яйца способны вернуть к жизни истощенное, измученное кровопролитными походами войско, вдохновляя солдат на новые преодоления.

А ароматическая альфа-аминокислота, живущая в утиных яйцах, выводит человека из депрессивной меланхолии, наделяя его бодрым мироощущением. Следует сказать и о том, что утиное яйцо содержит желанный гормон сна, который уносит человека в сумеречные покои Морфея.

Но наиболее приоритетным, главенствующим качеством утиных яиц является их поразительная способность заживлять дефекты нервных трубок у эмбрионов! Иными словами, утиное яйцо способно нести верную охранную функцию всего периода беременности.

Тем не менее, одни гурманы утверждают, будто бы допустимой кулинарной формой яйца является лишь утиная «глазунья», усыпанная поверх зеленью петрушки или острым сыром; другие же, недалеко уйдя от первых, имеют снисхождение в пользу утиного омлета с кусочками консервированных помидоров или сладкого перца. Третьи же предложат нам бисквитный пирог, испеченный из яиц утки. За этими незатейливыми кулинарными приемами скрывается ленивый снобизм поварского цеха, не желающего углубленно заниматься творческим процессом, фантазировать, открывать «уникальное» в многосложном ресторанном искусстве.

В самом деле, к чему такие труды, когда уже тысячи лет существуют стандартные, изъеденные и, так сказать, изъезженные вдоль и поперек блюда, в основе которых лежат все те же безропотно-покорные куриные яйца?

Из совокупности этих малоприметных, незначительных фактов профессиональной инертности выстраивается строгая логика всемирного закона «общечеловеческой лени». Не здесь ли следует искать истоки ментальной деградации человечества, которая рано или поздно приведет его к неизбежному вымиранию?

Надо понимать, что только утиное чудо-яйцо способно подарить нам яркие представления об иной жизни, привнести в надоевшие, стародавние ощущения новое, возрождающее чувство. Даже для поверхностного понимания утиного мира достаточно взглянуть на внешнюю красоту этого яйца, присмотреться к нему как к элегантному эллипсу. И вдруг вы начинаете видеть, что на светло-кремовом фоне его скорлупы проступают нежным географическим контуром разливы голубых рек и озер, где в будущем может поселиться замечательная птица. И тогда, возможно, у вас появится чувство сожаления по поводу не познанных ранее эстетических богатств великолепного яйца. Ведь сам Карл Фаберже брал за образец, за некую художественную модель только яйцо утки, а великолепная Клеопатра продлевала свою неземную красоту животворящей «маской», приготовленную из мякоти утиного яйца.

Тем не менее, большинство кулинаров предпочитают иметь дело не с утиными, неодушевленными яйцами, а с самими утками, которых, увы, не помиловали, как индюшек накануне Дня Благодарения.

Кашевары в белоснежных цилиндрах предпочитают иметь дело с намеренно умерщвленными птицами!

Умноженная активность в отношении несчастных уток обнаруживается у людей непосредственно перед Рождеством! Бесспорно, рождественская утка является наивысшим эталоном высокой кулинарии. Поданная с пылу с жару в яблоках и апельсинах, с добавлением в тело ее инжира, каштана, черного изюма и корицы, и сдобренная красным вином, такая утка явно превосходит по вкусовой гамме не только курицу, гуся или индейку, но и все прочие торжественные блюда.

А все началось с небольшой оранжевой мозоли на правой ступне. Мозоль еще не расползлась полностью, но в то необычное утро я не могла даже натянуть туфлю на правую ногу, так как туфля стала неожиданно мала для меня. Причиной этому событию, возможно, был мой странный сон накануне, который сопровождался неясными ощущениями. Во время сна я чувствовала действие множества тонких иголочек на своем теле, которые приоткрывали мельчайшие поры на коже. Эти иголки пронизывали меня насквозь, словно промокательную бумагу, но, в то же время, мне становилось как-то легко и немного радостно. Мне не хотелось просыпаться, дабы не прервать это мучительно-сладкое, обворожительное состояние, и мысленно, еще окончательно не пробудившись, я относила эти непривычные ощущения на длительное отсутствие мужских гормонов в моем организме…

Да, это правда. Он ушел от меня, ушел к пышногрудой крашеной блондинке, ушел из-за того, что я не смогла ему родить. Возможно, были и другие причины. Если быть точной, то я ушла от него первой, поскольку чувствовала приближающуюся в наших отношениях большую беду. Редкими минутами я понимала его, но тогда не сумела, да и не желала справляться со своими оскорбленными чувствами и ушла, ушла в ночь, когда он уснул мертвецки пьяным после близости. Забрала лишь золотое обручальное кольцо, которое я подарила ему к свадьбе.

И вот, спустя месяц после ухода на моей ноге в области подошвы поселилась и стала медленно расползаться одна, не очень большая тогда мозоль, сделавшая ногу какой-то полуовальной култышкой с вмятинами и буграми. Но все же я сумела сделать ногу незаметной для коллег и, обвязав ее бинтом, приковыляла на службу. Но уже воскресным утром мозоль поселилась и на левой ноге. Я ужасно переполошилась, а тут еще начались неприятные перебои в сердце, возникала внезапная липкая потливость, какая бывает при раннем климаксе. Кроме того, появилась слабость, безжалостная непреодолимая слабость, разливающаяся во все уголки тела. Будто просоленные волны Мертвого моря поочередно накатывались на меня и, обездвижив, уносили затем мою истерзанную плоть в неведомые, дальние миры.

В отчаянии я решила показать свои изменения на ногах пожилому профессору-хирургу. Так и сделала бы, но процесс мой не желал останавливаться, и уже утром, через пару дней, между пальцами ног я заметила какие-то странные разрастания, что-то вроде ярко-оранжевых перепонок. Они были крепко натянуты, как перемычки, как ленты-мостики, между пальцами, вплоть до мелких суставов. Обе мозоли на подошвах теперь расплющились и расползлись, как тесто, во все промежутки ступней, и стали походить на небольшие ласты рыжего цвета, не очень мне послушные.

Понятно, что врач такие ноги нигде и никогда не мог видеть, а наблюдать за изумленно-смущенными взорами эскулапа и отвечать на его беспомощные вопросы и вовсе не хотелось. Поэтому я не решилась прибегать к врачебной помощи.

Да что говорить! Ведь тогда я жила мрачной жизнью, жизнью, похожей на размытую дождями, сумеречную, слякотную дорогу с внезапными поворотами. Я стала еще больше переживать и изводить себя навязчивыми мыслями о собственном будущем – мыслями безумными, крайними и слабодушными.

Я нервно, даже истерично искала примеры таких же, как у меня, похожих деформаций. Вычитала о том, что у некоторых людей не зарастают жабры на лице или шее, образуя какие-то свищи, или о том, что остается лишняя пара сосков у женщин или даже хвост.