Мы познакомились в Крыму

Ещё в начале девяностых.

Валютных курсов кутерьму,

Развал «совка», весьма непросто

Мне будет это передать,

Не потревожив ваши души,

Ведь ваши жизни – благодать,

Легко вам нынче бить баклуши!

Вздохнули девушки: «ну, да!»,

Притворно подчиняясь воле

Седого спонсора, – «всегда,

Всегда он так самодоволен,

И забывает, что и нам

Пришлось в провинции несладко,

Где денег вечная нехватка,

Да пьянь отцов, да слезы мам!»

Меж тем, Виталий продолжал,

Их любопытство будоража:

Потом в МГИМО был выпуск, бал,

А в Питере, у Эрмитажа,

Я всё ж её поцеловал.

– «Ты был застенчивей тогда», —

Насмешливо сказала Юля

– С тех пор уж, девочки, минули,

Цинизма полные года!

Итак, мы становились ближе,

Невинность скатывалась в грех,

И, он случился. Где? На крыше.

Подругу приняли в Физтех,

И мы отметили событье,

Вокруг бутылочки вина,

Бесстыдным яростным соитьем.

Высотки жёлтая стена,

Москва-река на горизонте,

Небрежно скомканный пиджак,

И буквы ресторана «Конти»,

Где уж тогда готовил Жак.

Расстались мы, когда заря

Над городом в права вступала,

Казалось мне, что якоря

Уж чувства бросили. Как мало

Тогда я в жизни понимал,

Я осознал через неделю.

Невесть откуда, грозный шквал

Мой утлый чёлн унёс на мели —

Без толку я её искал!

Конечно, я ходил в Физтех,

Расспросами терзал знакомых.

К несчастью, ни один из тех,

Следов не указал искомых.

Никто не смог мне намекнуть,

Куда голубка упорхнула.

Тоска мою теснила грудь.

Я начал пить, ушел в загулы,

Родителей перепугал,

К работе интерес утратил,

Квартиру превратил в кагал,

Спал, часто не снимая платья.

Из комы выйдя через год,

Я в зеркало взглянул впервые,

Увидел волосы седые,

Морщины, пузо, от невзгод

Согнутый корпус раньше срока,

И дал тогда себе зарок,

Закончить впредь с la vida loca[5],

А чувствам предпочесть порок!

На этом пафосном финале,

Девчонкам сделалось смешно.

Доволен был и сам Виталий.

Он выждал паузу, в окно

Смотря на тёмную дорогу

(Она светлела понемногу

От вывесок торговых мест,

Что понастроили окрест):

Хотя я прекратил исканья,

Занозой ревность рвала плоть,

И разум (легче уколоть

То, что так ищет состраданья),

С трудом занятье отыскав,

Был сдавлен, точно батискаф,

Что погружается в глубинах.

В своих задачах голубиных,

Весь мир был жалок для меня,

Но, я преодолел фрустрацью,

И на карьерного коня,

Им сброшенный, сумел взобраться.

Меня вновь стали приглашать,

Вознаграждая, ненавидя,

Во мне, моральном инвалиде,

Чья обожжённая душа

Любить себя способна еле,

Найдя опору в сложном деле.

– «Когда о ней услышал ты

Хоть что-нибудь?» – Спустя три года,

Когда знакомые менты,

Чьи креативные методы

Порой давали нам плоды,

Меня на юбилей позвали.

Был сабантуй в огромном зале,

И там я встретил мужика,

Что был главою спецотдела

В МГИМО. Как всякое ЧК,

Он знал меня. Его задела

Моя к их брату нелюбовь,

Которую скрывал я плохо,

И, чтобы мне попортить кровь,

Он рассказал: «Тебе, как лоху,

Проверку с девкой учинили,

Перед посылкой за рубеж,

В испытанном „конторском“ стиле!»

Его посверкивала плешь,

Стакан чуть вздрагивал, а глазки

Глядели прямо, без опаски:

«Она сотрудницей была,

С заданием тебя приблизить,

И уточнить твои дела.

Вы встретились с ней в Симеизе?

Хотелось знать твой круг знакомств,

И образ мыслей, и амбиций.

Мы не уверены ни в ком!

Тебе ж не повезло влюбиться!»

От этих слов окаменев,

С трудом удерживал я гнев,

Чтоб продолжение услышать.

Его несло: про Могадишо,

Бейрут, холодную войну,

А я лишь ждал: «ну, где же? Ну!»

И, не дождавшись, в нетерпеньи,

Как малоопытный юнец,

Его решил я, наконец,

Прервать, но, тут раздалось пенье,

И имениннику хвала,

И мой нежданный собеседник

Вернулся к месту у стола.