Психолог бы сказала ей, что нужно чаще бывать на людях, особняк слишком велик для одного человека, а общение иногда помогает изгнать одиночество. Но доктор Каллен ее не уговаривает. Не заставляет принять конкретное решение.

- Я могла бы пойти, - слова удивляют саму девушку. Темный эльф внутри потерял бдительность. Возможно, его вырубил укол анестетика, или же виной всему приятный голос доктора Каллена, который способен если не излечить, то успокоить страхи. Когда он рядом, ей чуть проще дышать.

- Там будет мой сын, - в голосе доктора появляется неуверенность. Белла чутко реагирует на нее, тут же принимаясь нервно крутить в руках угол пледа. Ерзает на кресле. - Он много делает для этого фонда, вкладывает в него всю душу.

За этими словами Белле видится какая-то тайна. Она сама не знает, но чувство, что с сыном доктора случилась трагедия, не проходит. Когда человек так много отдает другим, похоже на то, что он спешит разодрать себя на части, раздарить, чтобы осталась только пустота.

Они договариваются встретиться вечером. Доктор строго предупреждает Беллу, что рану нельзя маскировать косметикой, иначе останется шрам. Со слабой улыбкой она пытается шутить что-то про труп невесты, но шутка получается неудачной. Вежливый доктор уходит.

Белла поднимается по холодным ступеням мраморной лестницы на второй этаж. Впервые со дня похорон открывает дверь гардеробной. Несколько месяцев она предпочитала носить удобные повседневные вещи, которые хранились в коробках на чердаке. Старые джинсы и огромные свитера. Несколько темных водолазок и рубашек. Безликая одежда для безликого духа.

Теперь она как странник в пустыне – бредёт между длинными, похожими на мираж рядами. Пробирается сквозь вешалки с платьями и юбками – пышными, с разрезами, гофрированными, любых фасонов и цветов. Блузки, брючные костюмы, меховые манто. Атлас, сатин и шелк. Черное кружево, россыпь из стразов, яркие рисунки и спокойные приглушенные оттенки. Ее внезапно охватывает страх. Как будто здесь в самом деле можно потеряться. Схватив черное платье прямого покроя с длинным рукавом, но открытой спиной, Белла рвется к выходу. Второй этаж – империя прошлого. Мертвое царство и лучше там не появляться.

***

Доктор Каллен приезжает в семь часов. Его черный BMW останавливается на подъездной аллее. Остывающие лучи солнца вспыхивают на глянцевых металлических боках. Машина похожа на сытого зверя. Одного из тех, что сотнями пожирают людей. Об этом Белла запрещает себе думать. Машинально чуть дрожащей рукой поправляет выбившиеся из прически пряди. Шепот внутри не замолкает, обвиняет ее в том, что она хочет окунуться в море чужого страдания. Вот ее цель, а вовсе не помощь детям. Ее тянет туда, где есть страдание. Она пыталась искать помощь среди тех, кто был счастлив. Но те, кто не испытал на себе боли, не сделал ни одного глотка одиночества, не понимал и ее черного отчаяния. Эти люди могли давать хорошие советы, говорить, что ей делать и как себя вести, но они ни хрена не понимали.

Бал устраивают в старинном доме. С черепичной крышей и окнами в белых рамах. Вдоль первого этажа тянется крытая веранда. Доктор Каллен ведет ее по дорожке между подстриженных кустов самшита и красных роз. От тяжелых бутонов в воздух поднимается сладкий вязкий аромат. Так же уверенно доктор помогает ей пробраться между группками нарядных гостей. Через искусственный смех и настоящие бриллианты. Через плотные ряды строгих костюмов и платьев тончайшего шелка. В руке у Беллы бокал с шампанским. Над головой сотней фальшивых свечей сияет гигантская люстра. Стены украшены пучками полевых цветов и белыми лентами. Ненавязчивая музыка создает приятный фон. В какой-то момент доктора Каллена втягивает в один из кружков, гости нервно обсуждают последние принятые налоговые законы. Их возбуждение передается Белле, но дело не в политике, а в ее обостренных чувствах. Свет кажется ярче, запахи сильнее. Платье плотно прилегает к коже, вызывая раздражение. Воздух наполнен теплым дыханием, чужими словами и шорохом шагов по древнему паркету, покрытому слоем свежего лака. Чтобы не быть бесполезной, Белла выписывает чек. Она отдает большую часть денег, что есть на ее текущем счету. Деньги не так важны, когда теряешь смысл. На что бы она могла их потратить?

И когда улыбчивая девушка в голубом платье с пышным подолом и золотыми лентами в косах предлагает ей принять участие в лотерее, Белла согласно кивает. Платит тысячу долларов. Лотерея – условность. Призы чисто номинальные – вышитые детьми шарфы и варежки, что-то еще в этом роде. Для поддержания интереса главный приз держится втайне.

Стискивая прямоугольник плотного белого картона, Белла движется по залу. Хаотично. Без цели. Одинокая частица в бесконечной пустоте чужих вселенных. Она давно потеряла доктора Каллена и никого здесь не знает, одиночество в толпе становится нестерпимее, выпирает сильнее. Заметнее ее непринадлежность. Возможно, не будет нарушением правил уйти, раз она сделала взнос? Но она приехала с доктором. Идти в темноте домой в неудобных туфлях и легком платье кажется вряд ли осуществимым планом.

Подходит время раздачи призов лотереи. Девушки и мужчины, получившие призы, сияют радостными улыбками, показывают шарфики и варежки своим друзьям, говорят о том, как это все мило выглядит и с какой гордостью будут их носить. Некому уличить их во лжи.

- Главный приз достанется обладателю билета под номером триста тридцать восемь.

Белле нет нужды бросать взгляд на картонку. Она много раз за вечер, чтобы не смотреть на людей, смотрела на черные цифры, они стали частью мозга. Она понимает, что должна пройти на сцену. Должна включить на всю мощность улыбку, как включают лампочки на праздник. Но стоит неподвижно до тех пор, пока одна из женщин рядом не замечает ее билет. Женщина издает восторженный возглас, тут же обращает на себя внимание. И вот уже толпа концентрическими кругами бурлит вокруг застывшей Беллы. Ее поздравляют, хватают за руки, выкрикивают что-то в лицо. Она с трудом, но заставляет себя отвечать. Одиночество и пустота внутри усиливаются. Они становятся огромны, как люстра под потолком, давят на легкие и заставляют сердце скукожиться.

Толпа, как будто по ней провели ножом, расходится, распадается на два полушария. По узкому проходу к ней направляется высокий мужчина. Белла видит его не как обычно привыкла видеть людей – полностью, а отчего-то фрагментами. Волосы с медным оттенком, стройные ноги, королевская осанка, широкие плечи, густые светлые ресницы, тонкий нос. Уверенная походка. И такие знакомые губы, искривленные в улыбке. Едва части складываются в целое, как голова ее взрывается от боли.

***

Белла привыкла, что из ее жизни вываливаются часы, а иногда и дни. Что события идут не по порядку, а свалены хаотично, как кусочки разных фруктов в салате. Она не удивляется, открыв глаза и увидев над головой потолок с завитками росписи. Уголок тяжелых золотых штор. Не придает значения тому, что лежит на диване, который по габаритам в три раза превосходит диван в ее особняке – ноги не достают до конца, тогда как окажись она дома, пятки висели бы в воздухе. На ней все еще черное платье, на грудь давит колье. Но голова просветлела и необычно легкая. Как будто из нее разом выбросили тысячи лишних мыслей, и она снова может связно думать, нормально соображать, может наконец привести в порядок поток событий.

- Белла? - взволнованно шепчет голос Эдварда. В следующую секунду он садится на диван, сжимает в своей теплой узкой ладони ее руку. Перебирает тонкие пальцы. Осторожно вычерчивает узор из вен.

- Эдвард. Господи, Эдвард, - ее шепот замирает на губах. Она боится говорить громче, боится, что слова разрушат прекрасное видение. Сердце у Беллы замирает, как птица в силках.

Сквозь пелену бешеной радости она не может понять, что ее смущает. Какой-то едва различимый тревожный колокольчик. Что-то не так, но когда она снова смотрит в изумрудные глаза Эдварда, то все становится расплывчатым, как деревья в туманной дымке. Она ласково проводит кончиками пальцев по его щеке. Он здесь, снова с ней, рядом. Другую руку Белла прикладывает к груди Эдварда и сквозь ткань рубашки ощущает тепло и ускоренное биение сердца. Может ли он быть фантазией? Ее игрой воображения? Как глубоко упал в безумие ее разум? Но даже если она спит, то хочет оставить себе минуты счастья. Это будет для нее источником питания, когда мираж растворится и в душу ворвется холод.