Как преодолеть эту оторванность, возможно ли? Арабов решает мучительную проблему на личностном уровне. «Я что-то пишу, вы издаете христианский журнал. Будем надеяться, что вода камень точит. Но камень на нашем пути – огромный»[11].

Современная литература лишилась амплуа национального гувернера, – пишут критики-постмодернисты. – Слава Богу, у нас уже не будет книги, которую бы читала вся страна. В представлениях Арабова такая книга есть – Евангелие. Во-вторых, Юрий Николаевич никогда не согласится с отрицанием познавательно-нравственной роли культуры, в сферу которой входят, разумеется, вербальные жанры и кино.

Что касается обрядового Православия, то в 2000 году Арабов написал сценарий с интригующим названием – «Ужас, который всегда с тобой». Там, ближе к финалу, возникает довольно странный образ – отец Михаил, скромный, даже рядовой священник, который на бытовом уровне решает надуманные, взвинченные растревоженным разумом проблемы. Священник среди людей – неврастеников, спецназовцев, обывателей, безумцев – и всегда находит Слово надежды, сердечного утешения, веры в жизнь.

После романа «Биг-бит» Арабов выходит на высокий рубеж творчества – для себя называю сей рубеж универсальным реализмом. Мастер становится православным художником. Он продолжает делать авторское кино, приобретая классическую строгость изложения, прозрачность языка, точность оценок. Проще говоря, достигает пика творческой зрелости.

После «Биг-бита» Юрию Николаевичу выпадает на редкость удачная серия выдающихся фильмов – «Юрьев день», «Чудо», «Орда». Золотая серия, спасшая честь современного российского кино.

Арабов никогда не прибивался к стае, не добивался властных полномочий, не примыкал к демагогии ксенофобствующей интеллигентщины. Весь пафос настоящей российской культуры – это надежда. Арабов поддерживает в стране интеллектуальные силы, верующие в то, что имитация света превратится в свет Божьей любви, не зависящей от злой воли безбожных и непросвещенных людей. В настоящее время Юрий Николаевич включился в число противников дегуманизации кино, обюрокрачивания производства фильмов, секуляризации артхауза. В то же время признается, что надо отдохнуть от религиозных тем, хотя у него в работе несколько православных сценариев. Своим студентам во ВГИКе Юрий Николаевич читает жанры. Педагог хочет, чтобы его воспитанники были готовы к работе с продюсерами. «Сплавы возможны, – считает Арабов, – так как у жанрового и авторского кино есть много общих элементов. Например, монтаж аттракционов. Его можно использовать и там, и здесь»[12].

«Мне кажется, что я понимаю жанр, я умею его делать – и делал бы, если бы не питал отвращения к деньгам и истеблишменту»[13].

Реорганизация современного кинопроизводства на чиновничий манер неблагоприятно складывается для творческих задумок Арабова. Всегда готовый к материальным трудностям, Юрий Николаевич может вдруг дрогнуть и ради достатка семьи пойти на компромисс – написать жанровый сценарий. Тогда прощай аналогия «Иван Киреевский – Арабов», рухнет вся моя концепция духовной творческой эволюции Юрия Николаевича, который вступает в свое шестидесятилетие.

Будем молить Бога, чтобы художник устоял, остался верен себе.

Моя книга «Феномен Юрия Арабова» – не монография. Жанр я называю «Сборник эссе». Ведь, строго говоря, монография предполагает что-то итоговое, законченное. Когда биограф или исследователь могут составить, представить полную картину творческого пути художника, получить в руки документы, рукописи, архивные материалы. Мы же говорим о мастере, действующем в сию минуту, нашем современнике, который вправе подивить нас любым зигзагом: в стиле, в мировоззрении, манере жизненного поведения, в художественных пристрастиях.

Я же со скромным замахом, то есть сузив свою задачу до конкретного анализа кинематографического творчества Юрия Николаевича в контексте кинопроцесса конца XX – начала XXI столетия. Не все сценарии (и сделанные по ним фильмы) попали в поле зрения книги: такая ноша мне не по плечу. Будущим монографиям рассматривать и поэзию, и прозу Арабова, его публицистику. Но пока что моя книга – первое фундаментальное исследование в российском киноведении творчества художника.

Сегодня моя задача – найти, показать остров в океане кинематографа. Называется остров «Феномен Юрия Арабова». Феномен в том, что творческий опыт Юрия Николаевича в киноискусстве уникален. В нашем сценарном цехе еще не было такого самобытного, национального художника. Разве что Шукшин. Многогранная личность Арабова поражает – он живет и творит по законам мастеров выдающегося ряда. Другое поколение посмотрит, назовут ли его великим.

Я предусматривал в плане своей книги третий раздел – «Арабов и ТВ». Но по времени сдачи текста не успел.

Восхождение сценариста Юрия Арабова давно стало легендарной страницей в летописи ВГИКа.

Шел 1978 год. Третьекурснику сценарного факультета Арабову было тогда двадцать четыре. Он заметно выделялся в своей группе, талантливого студента любили педагоги. Сей момент сыграл важную роль в судьбе Юрия. К преподавателю советской литературы Ливии Александровне Звонниковой, которой безоговорочно доверяли студенты, подошел дипломант режиссерского факультета Саша Сокуров и попросил проконсультировать его в связи с творчеством Платонова.

В то время вышли в свет две книги Платонова: «Избранные произведения» в двух томах (М.: Художественная литература, 1978), «Избранное» (М.: Современник, 1978). Во всех изданиях составителем была М. А. Платонова, вдова писателя. Ну, а в 1987-м, когда массовыми тиражами были выпущены запретные ранее «Ювенильное море» и «Котлован», Платонов и вовсе стал «открытым» писателем.

О 1987-м поговорим позже, а в 78-м Сокуров заболел платоновским рассказом (или маленькой повестью) «Река Потудань». Саша спросил Ливию Александровну, не знает ли она автора, который мог бы бесплатно написать для него сценарий. Звонникова назвала Арабова.

Юрий до той поры не читал Платонова, но сразу согласился работать. Так началась уникальная творческая и личная дружба двух мастеров, создавшая славу русской культуре.

Арабов прочитал «Реку Потудань», и платоновская проза ему весьма понравилась. Он разумно решил, что метафора времени может разрешить проблемы экранной драматургии, которая требует линейного построения, фабульной внятности. Сценарий игрового фильма занял всего восемнадцать страниц на машинке. Сокуров текст принял, но в его планах был еще замысел соединить игровой материал с документальным – он думал о теме «Возвращение Платонова».

В истории ВГИКа то был второй случай, когда сценарист-третьекурсник дебютировал в большом кино полнометражной картиной. Первый произошел в 1960 году: чудо-студент третьего курса Геннадий Шпаликов написал для Марлена Хуциева сценарий «Застава Ильича».

Мастерская, где учился Сокуров, была ориентирована на документальную форму, и Саша запускался с «гибридом» – биографию писателя должны были дополнять игровые сцены из «Реки Потудань». Арабову пришлось дописывать документальный сценарий, который ему самому не понравился, но в результате «гибрид» получил одобрение начальства. Сокуров мог снимать свое кино.

Картина была запланирована на полчаса экрана, но Саша сделал девять частей – час тридцать, формат игрового полнометражного фильма. Посмотрев материал, Арабов был в шоке. Документальных кусков о писателе Платонове не было вообще, Саша снял игровую картину, на свой риск нарушив все предварительные правила защиты дипломной работы.

Подобный шаг называется ва-банк.

Разумеется, сценарист остался бок о бок с режиссером. Важно сие подчеркнуть, ибо судьба дипломного фильма сложилась драматическим образом.