Здравствуй, осень! Здравствуй, осень! О, как ты безумно странна! Ярким солнцем, рубином поишь допьяна, Прошлогодней листвой засыпаешь печали, Обнажая небесные синие дали. Ни осколочка грусти, ни капли тоски, Только воздух ядрёный ласкает виски Своим ясным касаньем бодрящей прохлады, Остужающей зной после летней услады. Упоительный запах, пыланье рябин Украшают твой путь меж домов и витрин. Колыбельным шуршаньем чарующий звук Оттеняет сердец нарастающий стук… Эта осень, о, как ты безумно странна! Отчего же ты нынче ко мне так нежна? Оттого ли, быть может, что в это мгновенье Нас, влюблённых, к истокам свело проведенье? Осень Осень. Тёмные аллеи. Томик Бунина в кармане. И опять иголка в вене, И опять не тянет к маме. Листья жёлтые летают. Я валяюсь на скамейке. Жаль, сюда не забредает Мой приятель, пьяный в стельку, Мы друг друга понимаем… Впрочем, можно и спокойно, Я коленки обнимаю И не грустно, и не больно. Всё равно, что плачет небо, Что сегодня ждёт в тумане. Осень, дождик, влажность, нега, А другие… Ну их в баню! «Осины стрясают рубахи…» Осины стрясают рубахи От влажности ржавой листвы, Дрожат обнажённые страхи В ознобе своей наготы. От холода ёжится лес, И ветер охрипший простужен. А сердце так жаждет чудес, И ты мне по-прежнему нужен. Голубой экспресс Между грустью и первым светом Находилось твоё обещанье. Голос тихий шепнул: «До лета…», — Что и стало твоим прощаньем. После, сидя в пустом вагоне, На прокуренных вдрызг ресницах Сохли слёзы, летя в ладони… Поезд рвался стрелой в столицу. За окном рисовалось утро И тянулись рядами сосны, И хотелось сказать кому-то, Но казалось, что слишком поздно… Расцарапаны пальцем стёкла, И измяты от нервов шторы, В горьких мыслях ещё не блёкло, Стёрты в памяти только ссоры. Только небо синеет сзади, Вдалеке оставляя встречный, Только трети в твоём фасаде Не хватает для слова «вечно». Только гулко идём по рельсам… За ночь стала я чуть умнее… Чёрный лес в голубом экспрессе На обратном пути синее. «Осыпаются листья. Осень…»
Осыпаются листья. Осень Тормошит ледяную душу, Инфернальное что-то просит, Нерв сознания слёзы душит. Метко падает с неба в каплях, Мой покой разбивает резко, Тёмной краской сошло на паклях, Я холодная, как железка… Впереди ожидает стужа, Бьётся в стёкла воронкой, сеткой… Оттого, что никто не нужен Зажигаю себя таблеткой. Но лучистые дуги сосен, И в объятьях любимый мишка Мне напомнят, что просто осень, И грустить о подобном – слишком. Сегодня Сегодня было то же утро, В котором я опять мечтала: Быть нужной нужному кому-то, Не пряча глаз за суть финала. Сегодня билась та же осень В мои измученные веки И снова было ровно восемь Желаний, сбитых на отсеки… Сегодня даже дождь отметил: Таких прохожих слишком мало, Чтоб бил в лицо холодный ветер, А сердце бешено сгорало… Спешили в дом слепые люди, Никто не знал, и я не знала: От экономии прелюдий Не укрепятся покрывала. Слякоть ноября Повсюду слякоть ноября, Уныло скомканные листья, И нос, на холоде свербя, Чиханьем разгоняет мысли… Колючий свитер стиснул грудь, И тёплый шарф души не греет. Ах, как до лета дотянуть?! Да что там… До домашней двери… Город Ванильное небо В желтеющей выси, расплавленной солнцем, У самого края родного причала, Молясь и рыдая, стояла девчонка, В игнор для знакомых чудила, кричала. От боли не пряча глаза за очками, Смотря не в асфальт, а на лица прохожих, Наткнувшись на грубость за джинсы клочками, Её восхищала своя непохожесть, Возможность быть разной: жестокой, игривой… Тяжёлым и горьким, но опытом смелым В ней нету стремленья казаться красивой, В запретной рисует по-новому мелом. Гуляет по крышам, живёт до предела, Рискует на фоне ванильного неба, Целует гитару, зовёт себя темой, Решает свои и чужие проблемы. И самая прелесть нелепой морали Стоит не на первом, ведь суть – результаты. Она настоящая… В центре реалий Важней содержаний не станут плакаты. |
