Вечером первого же дня я решила съездить посмотреть, как там Лёня. Ведь я впервые оторвала от себя ребенка, да еще такого маленького.
С волнением я подходила к яслям.
– Что за мальчика вы нам привели? – восторженно встретила меня воспитательница. – Другие плачут, а он радуется. Такой доброжелательный, улыбчивый.
После этих слов мне стало легче.
Уже через неделю Лёнечка превратился во всеобщего любимца. Однако вскоре с ним в яслях случилась беда. Одеваясь на прогулку, он неуклюже свалился со скамейки и сломал себе ключицу (и скамейка-то была всего сантиметров двадцать высотой). В тот день я немного задержалась на работе и пришла за сыном позже, чем обычно. Меня встретила заплаканная воспитательница.
Я испугалась. А она, вытирая слезы, пыталась объяснить случившееся:
– Лёня даже сразу ничего не почувствовал, – всхлипывая, громко говорила она, – пожаловался только в конце прогулки.
В это время из двери группы колобочком выкатился мой сыночек. Он не только не плакал, он улыбался, неестественно выпятив грудь колесом, поскольку был перебинтован какой-то замысловатой повязкой, удерживающей плечи и ключицу в нужном положении. Я успокоилась сама и успокоила воспитательницу. А эта повязка целых две недели доставляла ребенку жуткие неудобства – октябрь в тот год выдался очень жарким (настоящее «бабье лето»), и Лёня сильно потел. Но как только повязку сняли – все забылось.
В этом возрасте сын был очень спокойным и безобидным. Часто дети приставали к нему, а он терпел и молчал. Воспитательница его группы даже попросила нас научить ребенка хоть как-то давать сдачи.
– Жизнь сама научит, – ответил на это папа.
Так и произошло. Сам Лёня никогда никому не причинил зла и физической боли, но подлости, даже маленькой, не прощал.
Однажды, уже в средней группе детского сада, два года как открывшего свои двери для детей нашего микрорайона, я пришла забирать сына.
Вижу, он целый город из кубиков построил. Буквально последние «кирпичики» докладывает. Сказочный получался город – с башенками, арками. Сын так увлекся этой работой, что даже не обратил на меня внимания. Я замерла от восторга.
Вдруг игравшая рядом девочка подбежала к этой постройке, пнула ее ногой, и весь город в один миг рассыпался.
От неожиданности я вскрикнула, но удержать сына не успела. Он подлетел к «диверсантке» и в отчаянии толкнул ее.
Конечно, Лёня незамедлительно получил выговор от воспитательницы, которая даже не захотела узнать причину такого поведения.
Домой он шел весь в слезах. Представляю, как ему было обидно. Я тоже ругала сына: «Девочек обижать нельзя». Хотя в душе его очень жалела: по сути-то он был прав, это с ним поступили несправедливо…
Но как мне следовало тогда поступить? Ведь я растила мужчину…
А в школе был такой случай. В седьмом классе на уроке музыки вызвали отвечать Лёню. Учительница предупредила:
– Если кто подскажет, поставлю единицу отвечающему.
Нажала на клавишу пианино. Прозвучала нота – ее следовало назвать. Лёне, который к тому моменту оканчивал музыкальную школу, ответить на этот вопрос не составляло труда. Но не успел он открыть рот, как с места один «доброжелатель» крикнул: «До!» Это даже нельзя назвать подсказкой, поскольку нота была названа неправильно. Целью являлось другое – подставить. Та самая маленькая подлость, которую почему-то называют шуткой. А учительница не стала разбираться во взаимоотношениях в классе. Ей это было не нужно.
– Садись, кол, – четко сказала она.
У Лёни с этим якобы подсказавшим мальчишкой уже случалось несколько стычек, примерно по тем же самым причинам, и меня каждый раз вызывали к директору. Сын хорошо помнил об этом и переживал.
Прозвенел звонок на перемену. Все стали выходить из класса. Лёня прошел мимо, не глядя в сторону «подсказчика». Но парень не выдержал:
– Лёнь, это не я, честное слово, не я, – испуганно запричитал он.
Теперь не выдержал Лёня:
– Да ты еще и врешь! – возмутился он и врезал ему.
Я снова оказалась в кабинете директора. А вечером того же дня сын сказал мне:
– Зачем я с ним связался? Он – несчастный человек. Мне его жаль.
Я и сейчас иногда встречаю девочек, которые учились с Лёней в одном классе. Они сами уже давно мамы. И, конечно, интересуются жизнью моего сына, всегда с удовольствием вспоминая школьные годы и свой дружный класс.
А дружным он был во многом благодаря Лёне. Об этом говорят все. Лёня не любил драк и других ребят пытался убедить, что любой конфликт при желании можно разрешить словом. Он твердо верил в то, что один человек не может не понять другого.
Но к такому пониманию нужно было прийти. И он пришел. Сам!
Особенно это проявилось в армии. Правда, на первом году службы иногда приходилось защищаться кулаками. Но когда Лёня сам стал «дедом», то в его части, по словам замполита, прекратилась дедовщина.
Подобными убеждениями сын руководствуется и по сей день.
– Мне не нравится, когда кого-то ругают или на кого-нибудь нападают. Я думаю: почему же люди не любят друг друга?! Жизнь – это такая вещь… В любой момент может случиться что-то непоправимое… И человека не станет…
* * *
Когда Лёнечке исполнилось два года, летом мы поехали отдыхать в Анапу – красивый крымский город и замечательный детский курорт. Остановились у знакомых, довольно далеко от моря. Но для Лёньки это было только в радость, ведь он не шел на пляж пешком, а ехал, забравшись на папины плечи. И так, сидя на папе верхом, Лёня всю дорогу декламировал «Дядю Степу» или «Муху-Цокотуху», которые тогда уже знал наизусть. Правда, многие слова он еще не выговаривал – «милиционер» у него был «мацанер», а «самовар» почему-то превращался в «батовар». Но сына это совсем не смущало.
Прохожие, которых мы встречали по пути, улыбались, подбадривали малыша смехом, хлопали в ладоши. Наверное, это были первые аплодисменты в жизни моего сына. И уже через несколько дней Лёнька стал знаменитостью среди отдыхающих.
Неизгладимое впечатление произвело на сына море. Лёня так полюбил теплую соленую морскую воду, что мог купаться часами, и вытащить его на берег было сложно. Папа выносил его, усаживал на песок, даже пытался строить вместе крепость из песка, но Лёнька снова рвался в воду. И если своего не добивался, то мог разреветься.
Улетали мы из Анапы утром. В самолете после долгих уговоров сын уснул, а в середине полета вдруг проснулся и засобирался на море. Ему пытались объяснить, что мы уже далеко, летим домой, в Москву.
– Обманули! – обиженно надулся Лёнька. – Обещали после обеда на море, а сами не ведете!
На море он снова попал только спустя несколько лет.
* * *
Следующим летом, улетая на длительные гастроли, муж решил отправить нас с бабулей отдыхать в подмосковный дом отдыха «Шаликово», с директором которого он предварительно договорился о нашем приезде без путевок. Конечно, это нас обрадовало, поскольку путевки было просто невозможно достать. Через несколько дней мы уже были на месте.
Приезжаем, а нас не ждут. Директор заявил, что впервые обо всем этом слышит и никакого разговора, на который мы ссылались, у него ни с кем не было. Что делать? Я уж было засобиралась домой, но бабуля возразила:
– Приехали, значит, будем отдыхать. Деревня рядом, что-нибудь найдем.
Мы действительно нашли это «что-нибудь». Одна старушка предоставила нам «меблированную веранду»: три кровати с бугристыми от сбившейся ваты матрасами и малюсенький столик. Но самым «замечательным» оказалась естественная вентиляция: веранда насквозь продувалась ветром через щели и дыры старых бревенчатых стен.
Чтобы не замерзнуть, мы надевали на себя все, что привезли с собой. Особо туго приходилось ночью. По календарю было лето, а по факту самая настоящая осень с нудным, холодным, моросящим дождем.
Удобства? Конечно, в глубине двора. Пользоваться ими было непросто… Желание умываться на улице в такую погоду вообще сразу же пропало. Да и дребезжащий, намертво приколоченный к дереву рукомойник (с полочкой для мыла и помятым цинковым тазом на перекошенной табуретке) энтузиазма не вызывал.