Деревянный туалет возле угольного сарая, и душ рядом с ним, навес над кухонной плитой - все эти мощные строения я сколотил прошлым летом собственными руками. Отец только доски подносил и кривые гвозди выравнивал. Руки у меня с детства правильно росли, со столярным и слесарным инструментом дружили.
Вот та веранда - тоже моих рук дело и моя личная территория, но жить я предпочитаю в саду. А Вера живет на соседней улице, наши дворы соединяются задами, где разбиты огороды. Она учится в параллельном классе. Вернее, училась, как и я, кстати. Вчера в школе был выпускной вечер, потом мы шатались по набережной, где девчонка ушаталась в хлам.
- Надо Верку домой вести, - с тревогой сообщил голос другой части меня. - Светает.
- Погодь браток, давай сначала разберемся, - я решил расставить все точки над "и". - Какой сегодня день?
- Воскресенье.
- Да это понятно, - с досадой на себя за неточно поставленный вопрос крякнул я. - Точная дата?
- Так это, - задумалась другая часть меня. - Совсем точная?
Наступила пустая тишина, только где-то вдали орали дикие коты.
А парень явно тормозит, видимо, аутист. Или долго с девчонкой в вине купался. Я терпеливо ждал. Наконец он родил:
- Двадцатое июня тысяча девятьсот семьдесят первого года.
- Ни хрена себе, - я слегка обалдел от давности даты. - Вот это занесло меня в даль невиданную... А может, все проще? Например, вчера с вами я на набережной нажрался?
- Все может быть, - философски отозвался голос. - Там все перепились в конце концов.
- Ладно, но если мы вместе гуляли... - злясь на себя, запнулся в раздумии. - Может, ты помнишь, кто я?
- А сам, значит, забыл? - съехидничал голос моими интонациями.
- Сомневаюсь, - пришлось честно признаться. - Ни в чем уже не уверен.
Легкое опьянение каким-то образом проникло от парня ко мне в сознание. Я даже ощущал, как в животе качается выпитое накануне вино. Выпито не мной, но чувствуется...
- А как скажу, когда не вижу? - возмутился голос. - Не вижу тебя, ты же в голове сидишь!
- Стоп, давай рассуждать логически, - с сожалением заглянул в опустевшую банку, где только что было полно кислого молока. - Я сижу у тебя в голове, тело тоже твое. В животе булькает твое шампанское. А где моя голова? У каждого человека должна быть своя голова!
В подтверждение этой гипотезы мы прошлись до холодильника, где в два глотка выхлестали бутылку кефира. Странно, но в чужой голове сразу просветлело. Каким-то образом я ощутил, что и у другой части меня голос повеселел.
- Слушай, а может, ты Верку возьмешь? - с надеждой поинтересовался он. - Ей все равно, она в полном керосине. Смотри, какая симпатичная!
- Попка хорошая, - засомневался я. - А сисек нет.
- Вырастут! - заторопился голос. - Какие ее годы? Ты только не бухай, как она, или хотя бы закусывай иногда. Да и зачем тебе сиськи, у тебя ж голос мужской!
- Я подумаю, - мне не привыкать дипломатично съезжать с темы. Умею иногда красиво уйти в сторону...
А сам подумал - что же это за конструкция получится такая: девица с попкой, но без сисек, и с мужским голосом? Но вопрос Антону задал другой.
- Кстати, а ты кто?
- Антон Бережной, ученик десятого "В" класса, - вежливо представилась другая часть меня. - Живу здесь, это моя жизнь, - и добавил с обидой: - А ты влез в голову без спроса!
- Тебе семнадцать лет? - уточнил на всякий случай, было ясно и так.
- Осенью восемнадцать будет, - ожидаемо ответил голос другой части меня. - А ты кто?
- Мог бы и догадаться уже, - мысленно проворчал я. - Тоже Антон Бережной. Для тебя Антон Михайлович, поскольку мне шестьдесят четыре года. Живу на Чехова, в собственной квартире. Вот там я только что умер.
- Так ты умер?!
- Током убило, - излагал факты так, как видел их. - А потом меня закинуло в твою голову.
- И что мы будем с этим делать? - озадачилась другая часть меня.
- Будем решать проблемы по мере их поступления, - отрезал я. - А для начала отнесем девчонку домой.
Местные пешеходы протоптали заметные тропинки по нашим огородам. Многим знающим людям бежать напрямую было сподручней и ближе, чем по улице делать крюк в обход квартала. Мои родители ходокам не возражали, традиция сложилась задолго до нас, в доисторические времена.
Антон с Веркой по тропинке двигались с трудом. Вернее, двигался я, а они просто путались под ногами, особенно девчонка. Пьянчужку толком растолкать не удалось, она буровила чего-то невнятное, хихикала, икала шампанским, только без пузырьков, и еле шевелилась. Вера не выглядела коровой, скорее она была мелкой и худой, но какой-то вес в ней все же был. Постоянно засыпая на ходу, она всем этим мелким телом наваливалась на меня. Приходилось шикать на нее и встряхивать. В конце концов, тропинка вывела нас во двор, посреди которого белым привидением в длинной ночной рубашке светилась тетя Нина.
- Так, - зловещим шепотом прошипела она, затаптывая сигарету. - Явились, голубки?
От вроде простого, в принципе риторического вопроса Вера встрепенулась, икнула утробно, и в момент протрезвела. Затем она принялась ошарашено озираться.
- Мама? - рассмотрев привидение, промямлила она в смятении. - А чего ты тут?
- Шалаву - в дом, - коротко бросила мне тетя Нина.
А когда я бодро выполнил команду, добавила:
- И чтоб духу твоего здесь больше не было! Кобель мартовский.
В заключительное слово она вложила столько презрения, что хватило бы на банду негодяев. Голос другой части меня собрался что-то пролепетать в свое оправдание, но я мудро предложил ему заткнуться. Несмотря на то, что мартовских кобелей не бывает, переговорный процесс сейчас бессмыслен. Он может привести лишь к эскалации напряженности. Во избежание конфликта следует отступить на запасные позиции, что я проделал максимально быстро.
Небо на глазах светлело. Предрассветная тишина была звенящей и безмятежной, только где-то вдали хороводились коты, а за ними железнодорожная станция лязгала сцепками под невнятное бормотание диспетчера. У рукомойника, приколоченного к стене сарая, я умылся после трудного путешествия и, наконец, скинул эти ужасные башмаки. Со второй попытки штаны с рубашкой удалось аккуратно сложить на скамейке. Все-таки ночью это тело высосало немало винной продукции...
Из угольного сарая выступил сибирский котяра по прозвищу Лапа. С придушенной мышкой в зубах он независимо прошествовал мимо. Я для него - всего лишь младший член стаи, где верховодит, естественно, он. Ну, в те моменты, когда мамы нет на горизонте. Кот выложил добычу на крыльцо летней кухни и, сверкнув желтыми глазами, замер сфинксом. Он всегда приносил сюда мышей, ожидая справедливого вознаграждения. Если Лапа здесь, значит, скоро выйдет мама. Кот точно знал, когда она проснется. Где-то я читал, что коты видят грядущее, безошибочно определяя предстоящие события по одним им известным признакам. Так что заслуженный приз, - мясо или рыбу, неважно, - кот получит обязательно. А может быть, в честь праздника, ему перепадет вкуснятина, невероятное лакомство - кусочек докторской колбасы. Обмана при обмене еще не было.
Заорал петух, и тут же из-за крыши дома показался край солнца.
- И шестикрылый серафим на перепутье мне явился, - пробормотал я рассеяно.
Солнечный диск вяло разгорался, обещая ясный день. В траве что-то блеснуло. Мне пришлось нагнуться, чтобы поднять пузырек темного стекла.
- Что это? - спросила другая часть меня.
- Лекарство от сердца, валокордин.
Знакомый пузырек... На белой этикетке, в левом верхнем углу, чернела надпись "годен до 2021 года".
- Ничего себе! - воскликнула другая часть меня. - Что бы это значило?
- Разберемся, - сонным голосом пообещал я, расправляя простынку.
Едва голова коснулась подушки, как черное одеяло, сотканное из густой темноты, потащило меня в пустоту.
