Вот только где ее можно применить? Гарри с тоской посмотрел на гору цветастых бумажек и принялся перебирать их по второму кругу.

Но если все проблемы с учебой и предстоящими экзаменами еще можно было понять, то была в школе одна вещь, понимать которую Блэк отказывался напрочь.

Квиддич.

Квиддич был везде. Истосковавшиеся за прошлый год по любимой игре хогвартцы как будто сошли с ума. Всю неделю только и разговоров было, что о грядущем отборе в команды. В гриффиндорской сборной образовалось целых два свободных места. В прошлом году выпустилась Анджелина Джонсон, так что требовался один охотник, место же вратаря, из-за того, что в прошлом году чемпионат не проводился, так и вовсе пустовало уже целый год.

В итоге попасть в команду не желал только ленивый. Шансы громогласно прикидывали даже первокурсники, несмотря на то, что уж им-то ничего не светило ни при каких обстоятельствах.

Нет, Гарри ничего не имел против квиддича самого по себе (почти ничего, всё-таки руку ему сломали именно на матче), и был не прочь посмотреть игру в погожий денек, но должны же быть какие-то разумные границы.

Честное слово, иногда он даже радовался, что с ним никто нормально не разговаривает - если бы ему пришлось выслушивать о шансах взять Кубок еще от кого-то кроме Рона, то он бы, пожалуй, лично увеличил друзьям количество макулатуры. В виде отчетов о травмах.

Но всё это, в общем-то, были мелочи жизни.

Что касается самой главной проблемы – то есть Темного Лорда и связанного с ним того самого бойкота - здесь всё было очень и очень непросто. С одной стороны, Блэк, конечно, знал, на что шел, когда решил упорствовать. Но вот пару моментов он явно упустил из виду.

На себя-то Гарри было, по большому счету плевать, он на такие мелочи, как шипение за спиной (да и в лицо тоже), давно перестал обращать внимание. Разве что опасливые взгляды первокурсников немного нервировали, все-таки, когда тебя боятся дети – это не очень приятно. С другой стороны, на втором курсе они сами от них не сильно отличались. Так или иначе – это было вполне терпимо.

Но порядочно доставалось и его друзьям – всем, кто поддерживал его версию событий. И если Рон и Гермиона, уже прошедшие с ним огонь, воду и все медные трубы, сколько их ни есть, реагировали спокойно и, по большей части, всю агрессию начисто игнорировали, то вот остальные такой выдержкой похвастаться не могли, хоть и по разным причинам.

Невилл полагал необходимым заступаться за друзей. Джинни отвечала в силу ершистого характера, о котором на факультете ходили байки еще со второго курса – всё-таки целый год противостояния воспоминанию Темного Лорда даром не проходит. Впрочем, младшую Уизли перестали задирать быстрее всех, пара-тройка идиотов, отправленных ее сглазами в больничное крыло, очень тому поспособствовала. Элис, похоже, просто нравилось всех бесить, а Полумна искренне не понимала, что плохого в том, чтобы говорить правду.

Слава Мерлину хоть близнецы держали рот на замке, просто занимаясь своими делами. Фред и Джордж каким-то образом умудрились повернуть ситуацию так, словно они здесь вообще ни при чем. За что им большое спасибо.

Зато в среду неожиданно отличился Дин, по-простецки набив морду какому-то шестикурснику со Слизерина и лишив факультет пятидесяти баллов. От разноса, который ему потом на пару устроили Рон с Гермионой, дрожали стекла.

Глядя на всё это веселье Гарри хотелось крепко зарядить себе в лоб. И вот что делать? Ему совершенно не хотелось, чтобы кто-то кроме него так явно в этом участвовал. Но надо же как-то убеждать остальных, если они все замолчат, то к лучшему ничего и не изменится. Но чем больше они стараются - тем хуже всё становится.

Мало того, что лодку раскачивала Долорес Амбридж. Лодку теперь раскачивали и они сами. Вот только ничего другого им больше не оставалось.

А уж Амбридж-то старалась вовсю.

Тактика осталась неизменной. Ни одного практического занятия – только законодательство. Декреты, указы, дополнения к ним. Всё подробно и обстоятельно, всё с примерами. Которыми при любом удобном случае становился Блэк.

- Знаменитый декрет четыреста шесть породил в свое время немало юридических казусов, - прохаживаясь перед доской, вдохновенно вещала профессор. – Тогда общество было еще куда гуманнее по отношению к темным магам, и декрет подразумевал полную свободу выбора средств обороны. Вплоть до смертельного заклинания. – Она остановилась и оглядела их строгим взглядом. Потом продолжила движение. - Декрет крайне долго находился в своем исходном виде, в то время как прочее законодательство совершенствовалось. В результате, были нередкими случаи, когда с одной стороны волшебник должен был сесть в Азкабан, но с другой – не совершил совершенно ничего предосудительного. Удивительный парадокс. Здесь уже всё зависело от мастерства защиты. Позднее эти недочеты, естественно были устранены, но до сих пор в системе имеется ряд пробелов. Достаточно вспомнить, как мистер Блэк расправился с грандилоу, заклятием Флагеллум и не был привлечен к ответственности. В настоящий момент министерство, конечно, работает над подобными прорехами. – Профессор отечески улыбнулась. – Так что будьте в следующий раз поосторожнее, мистер Блэк.

Объяснением им разницы между темной, условно темной и светлой магией, Амбридж себя, естественно, не утруждала. Равно как и пояснением когда и на основе чего были введены подобные списки. Равно как и тем, что они вообще существовали.

После каждого такого урока Блэку хотелось удавиться. Или, что было бы лучше – удавить Долорес Амбридж. Хуже всего было то, что ее слушали. Рассказывала она хорошо, со вкусом. То, что ей было выгодно.

И с учетом того, какая пропасть сейчас лежала между ним и однокурсниками, Гарри решительно не понимал, что он может с этим сделать. Тем более что после каждой подобной лекции эта пропасть становилась шире. И после каждой его попытки ее сократить – тоже.

Сестры Патил перестали разговаривать. Пятого сентября Сьюзен Боунс бросила Джастина.

Их совместными с Амбридж усилиями происходила крайне паршивая вещь. Хогвартс дробился. И это не имело ничего общего с обычной межфакультетской грызней. Скорее, - с дрожью признавался себе Гарри – это всё больше походило на войну.

Остальные преподаватели, конечно, были на его стороне, и ситуацию – Гарри был уверен – понимали ничуть не хуже, но поделать толком ничего не могли. Напряженность росла. А ведь прошла всего неделя. Всего одна неделя учебы! Что будет через месяц – он боялся себе представить.

Но даже и это было сущей ерундой по сравнению со словами Люциуса Малфоя, до сих пор эхом отдающимися у него в голове. До Рождества. Всё начнется до Рождества.

Может быть, прямо на Рождество? На каникулах?

Будь Гарри Темным Лордом – он бы так и поступил. Ученики отправятся по домам, пойдут развлекаться - и тогда последует удар.

А они совершенно ничего не смогут им противопоставить. Да, их попробует защитить Орден, наверное. Попробует защитить министерство – это его обязанность, в конце концов. Когда разберется что к чему. Но первый удар все равно придется по ним самим.

Да, Гарри был не очень хорошего мнения о людях, которые считали, что он мог хладнокровно убить четырех человек. Кто бы был хорошего мнения? Но, дьявол, он не хотел, чтобы они умерли! Потому что он, Гарри, видел, как это происходит. Бац, и всё. Человек есть, и в следующую секунду человека уже нет. Это жутко.

Людей же, которые могли хоть как-то сражаться, в Хогвартсе были единицы. И это «как-то» совершенно точно было недостаточным. Но что он мог поделать? Да, он помогал Рону и Гермионе, но не может же он подходить к людям, которые его ненавидят, и насильно учить их Защите!

Уже одно то, что к ним присоединился Невилл, было невероятно.

Лонгоботтом подошел к нему в спальне в тот же вечер, когда они договаривались о времени. Гарри, сделав свое историческое заявление, посидел еще совсем немного и, придя к выводу, что ничего толкового сегодня произойти уже не может, отправился наверх. Нечего трепать себе нервы.