Марти сам не понял, как в руке оказался нож – тот самый, заговоренный, заветный, что всегда с собой. Раньше было два, но второй остался в горле убитого мага.

       Полнолуние – как во сне. Зыбкий свет, заливающий поляну так ярко, что отчетливо видна каждая травинка, каждая трещинка на старом алтаре, прядка, выбившаяся из девичьей косы. Блестят пряжки на перевязи Герейна, голодными волчьими глазами сверкают камни в рукояти кинжала, серебряной пеной сверкает кружево воротника. И тихо, так тихо, как только в кошмарном сне и бывает. Герейн запрокидывает девчонке голову, а та – хоть бы пискнула.

       – Великая, прими…

       Короткий взмах, хрип. Кровь в свете луны тоже видна отчетливо, хотя и кажется черной. Впрочем, кровь мерзавца, убийцы и предателя и должна быть черной, разве нет?

       Рукоять ножа косо торчит из горла барона Готфрида Герейна, черная кровь заливает кружево воротника. Игмарту кажется – мир застыл, время остановилось, замерли боги, не веря. Убийство в храме – молча, все равно что со спины, совсем не по обычаю. Распрощайся со своими планами, королевский пес. Слышишь, как смеется над тобой луна, солнце мертвых, нежити и смерти?

       Завизжала девчонка, и наваждение рухнуло. Выпал из руки Герейна кинжал, звонко стукнув о черный камень алтаря. Завалилось следом тяжелое тело. Рванулась прочь девчонка; переглянувшись, попятились и исчезли стражники. А в крови Игмарта Герейна багровой пеной вскипало тяжелое, душное, муторное знание: Старуха приняла жертву.

       Говорят, у богов лучше не просить. Очень уж любят они вывернуть людские мольбы по-своему, исполнить вроде бы и по словам просящего, но так, что лучше бы и вовсе не исполнялось. Поэтому, если уж решился уповать на помощь свыше, над каждым словом нужно трижды подумать и взвесить.

       Но, обращаясь к богам, мало кто помнит об этом. Неудивительно: слишком часто в храм бегут тогда, когда своих сил уже нет, а здравый разум затуманен отчаянием.

       Боги это знают.

       Говорят еще, что коварней всех прочих Старуха-Прядильщица, Хозяйка тьмы. И чары ее, магия на крови, лишь отражение Ее зловредной сути. Молчат о другом: кровавая магия, как и сама кровь, в равной мере – смерть и жизнь. Молчание, как это обычно бывает, породило забвение, страх победил былое знание – двойной страх, перед дурным норовом богини и перед королевским судом. Творящих колдовство именем Старухи ждет жестокая казнь.

       Вот только нигде не сказано, что делать, если просил у Хозяйки тьмы – один, а дала она – другому.

       Игмарт стоял над телом врага – и не верил. Слишком быстро, слишком неожиданно. Не так должна свершаться месть! Черная кровь впитывалась в черный алтарь, почему-то Марти видел это отчетливо, будто не глухая ночь стояла, а ясный солнечный день. Гладкая поверхность черного камня, черные пятна на белом кружеве воротника, белое лицо, искаженное предсмертной злобой. Серебристые блики на темной листве, серебряные пряжки на темном камзоле, серебряные накладки на рукояти и ножнах тяжелого, под стать хозяину, меча. Лунная пена на багряном вареве Хозяйки тьмы, скрип ее неостановимого веретена и злорадный хохот: «Жертва принята, да будет так, так, та-ак…»

       Подошел Анегард, сказал хмуро:

       – Поздравлять тебя, что ли… барон Герейн?

       И тут Марти прорвало.

       Он ругался, как не ругался никогда, самой черной божбой, какую только мог припомнить, хрипло, страстно и зло, не сдерживаясь, не опасаясь, что услышат ненужные уши. И с каждым словом, с каждым выплюнутым в ночь проклятием до него все яснее доходило: попался. Сам себе расставил ловушку, не успев убить на два или три мгновения раньше, подгадав ненароком в тот самый миг, когда эта сволочь, эта мерзостная сволочь, проклятущий родственничек, просил богиню о милости и обещал плату. Вот и заплатил, чтоб ему вечность посмертия в кровавом котле вариться! Кровью Герейнов. Общей с Игмартом кровью! А значит…

       Докажет ли королевский пес Игмарт свое право на баронство и замок, пока что вилами по воде писано, а наследство от дядюшки уже получено, не откажешься. Теперь бы еще узнать, что за наследство. О чем именно просил мерзавец темную богиню? Навряд ли о хорошем!

       Разбираться с этим придется отдельно. Но Марти всей своей шкурой, всем песьим нюхом на опасность ощущал – так, как, наверное, «слышат» Лотары – присутствие жадной и голодной силы, готовой сорваться и броситься на жертву по первому его, барона Герейна, знаку. Рвать, убивать, пить горячую кровь.

       – Э-э… господин? – негромкий оклик заставил отпрыгнуть и схватиться за меч. Марти прищурился, силясь разглядеть говорившего. Два стражника переминались с ноги на ногу на краю поляны. Странное дело, вроде ж убежали?

       Анегард развернулся так, чтобы не мешать в случае схватки. Марти криво усмехнулся, вставая в позицию. Вряд ли барон Герейн набирал в свою стражу трусов или неумех, но почему-то эти двое не казались хоть сколько-нибудь опасными противниками.

       – Господин, – повторил стражник, – вы теперь наш новый хозяин?

       – Новый барон Герейн, – резко поправил Игмарт. Выпрямился, вбросил меч в ножны. – Раз уж вернулись, подойдите и заберите эту падаль. Все же родственник, похоронить надо… Как он меня когда-то, – злорадная кривая ухмылка исказила губы, запоздавшее бешенство затянуло мир багровой пеленой. Игмарт резко выдохнул, загоняя вглубь непрошенные чувства. – Лошади ваши где?

       Стражник молча ткнул рукой в сторону леса.

       – Я позову, – предложил Анегард. – А ты бы расспросил их пока.

       И то верно, подумал Марти. Дожили, теленок мокроусый королевского пса учит. Подошел к дяде, выдернул нож. Крови на лезвии не осталось. Ни на лезвии, ни на камне алтаря, только на кружевном воротнике, таком же белом, как лицо убитого.

       Соберись, приказал себе Марти, ты королевский пес, а не сопля, и труп этот у тебя не первый. Да, плохо убил: в храме, да еще и на алтарь Хозяйки тьмы кровь пролил. Но что уж теперь, дело сделано, жалеть поздно. Сейчас важно, чтоб самого следом за дядей разлюбезным не отправили, и Лотара с ним за компанию.

       Герейновские стражники по-прежнему мялись шагах в десяти. Теперь Игмарт разглядел их: оба средних лет, с простоватыми крестьянскими лицами. Боятся. Понять бы только, кого именно боятся – его, незнакомца, убившего их господина, или, по привычке, прежнего Герейна, а может, ночь в храме и кровавая жертва нагнали страху? Что ж, выясняй, королевский пес.

       – Сколько раз, – медленно и веско спросил Игмарт, – вам нужно повторять приказы?

       Дальнейший разговор пошел в усвоенной Игмартом от капитана манере. Аскол был мастер пропесочивать нерадивых подчиненных, почему не воспользоваться наукой. Марти говорил медленно и веско, не повышая голоса, а стражники бледнели, потели и сглатывали, боясь открывать рот. Еще бы: выдумывать, чем припугнуть, без надобности, состав преступления налицо, ни один суд колебаться не станет. Герейн собирался принести кровавую жертву, а эти двое – знали, охраняли, а может, и несчастную девчонку волокли. Соучастие во всей красе.

       – В общем, так, – завершил Игмарт разнос, – прикрыть вас от королевского гнева я не обещаю, но попробовать могу. Если докажете делом, что верны не прежнему барону Герейну, а мне и его величеству. Понятно или объяснять нужно?

       Стражники попались понятливые: совсем уж дураков Герейн, похоже, не держал. Тут же, положив ладони на алтарь Воина, поклялись в верности, поручились за остальной гарнизон: «Кроме Дирриха, капитана нашего, и Улле, мажордома, оба у его милости в доверенных ходили. Да маг еще, но этого…» – замялись: наверняка поняли уже, что именно он, их новый господин, мага и прихлопнул. Марти кивнул. Прихлопнул, и хвала богам, проще замок взять будет.

       При одной мысли о герейновом маге внутренности скрутило в ледяной клубок. Бывает же: убить убил, а ненависть жива. Еще бы раз попался в руки, убил бы снова.