Сейчас я стоял и вспоминал, как, когда мне было восемь лет, мы с отцом мастерили из сосны для соревнований бойскаутов машину «Дерби». Отец принес тогда блестящий красный набор инструментов, который я раньше никогда не видел, и помогал мне вырезать машину из куска дерева. Мы сидели за кухонным столом и раскрашивали ее серебристой краской и синими и красными узорами в форме пламени по бокам. Я пил пепси, а отец потягивал пиво. Когда мы закончили, машина была слишком легкой, и тогда мы прикрепили металлические пластины к днищу и покрыли колеса смазкой. Теперь она легко ехала с одного конца стола на другой. За эту машину мне присудили третье место, и отец сказал: «Я тобой горжусь».

Я вспоминал, как мы ходили с ним на рыбалку в Мейне. Мы взяли маленькую моторную лодку и плыли на ней через озеро, по которому еще стелился туман, а потом рыбачили до тех пор, пока не стемнело настолько, что мы не видели поплавков.

Я вспоминал, как отец впервые учил меня завязывать галстук в то утро, когда мы шли на свадьбу моего кузена. Я вспоминал, как он сидел на местах для болельщиков рядом с мамой во время моего первого соревнования по плаванию. Как они с мамой хлопали в ладоши и смеялись.

Я вспоминал, как просыпался каждое утро и слышал, как внизу на кухне он готовит себе кофе, прежде чем уехать на работу.

Я вспоминал, как в первый раз услышал, как он клянется.

Снова мигнул светофор.

Ночной воздух был холодным и влажным. Без телефона я не знал, который час, хотя мне казалось, я простоял здесь минут десять.

Я перешел Восьмую авеню и отправился на восток.

Мне потребовалось полчаса, чтобы пешком пересечь центр города и дойти до высотки под номером 855 на Третьей авеню. Еще двадцать минут ушло на то, чтобы, стоя перед стеклянной дверью, размахивать руками, жестикулировать и стучать, пока Руфус не оторвался от газеты и не узнал меня.

Еще двадцать минут ушло на то, чтобы, стоя перед стеклянной дверью, размахивать руками, жестикулировать и стучать, пока Руфус не оторвался от газеты и не узнал меня.

Он убрал газету, медленно поднялся, пересек огромный мраморный холл так, словно не мог поверить своим глазам.

— Братец, — сказал он, отпирая дверь и распахивая ее для меня, — ты, похоже, становишься трудоголиком.

Я вошел внутрь и огляделся. Единственным звуком была льющаяся из фонтана вода — бесконечные тихие аплодисменты, предназначенные сейчас только для нас двоих. Боковым зрением я заметил свое отражение в зеркале. Испачканную кровью рубашку и лицо в синяках.

— Что с тобой случилось?

— Меня ограбили, — сказал я. — Кто-нибудь еще заходил сюда?

— Сегодня вечером?

Он с сомнением посмотрел на меня.

— Только команда уборщиков. Ну, еще охранники Дейви и Рейнхард — они внизу, в контрольной комнате, проводят обход.

— И больше никого? Ты уверен?

— Я здесь всю ночь сижу.

Руфус склонил голову к одному плечу:

— Хочешь, я вызову полицию?

— Нет, спасибо. Есть кто-нибудь наверху, на сорок седьмом?

— Некоторые из партнеров, кто работает допоздна, наверное, там. А ты куда направляешься?

Я подошел к турникету и перепрыгнул через него.

— Наверх.

— Эй, послушай, так нельзя. Надо карточку вставлять. Так не положено.

— Я же сказал, у меня украли кошелек.

Я направился к лифтам.

— Держи ухо востро. Будь очень внимателен.

— А на что я должен обращать внимание? — сказал Руфус отстранение. — Ты уверен, что не хочешь, чтобы я позвонил в «скорую помощь» или еще куда?

Он все еще смотрел на меня, когда двери лифта медленно закрылись.

Я вышел из лифта и оказался в тихом зале с кондиционером. Лампы на сорок седьмом этаже светили приглушенно. В тени на стене я увидел надпись — название фирмы «Гарриет, Стэтхэм и Фрипп». Однажды, как любил повторять мой отец, там будет написано «Гарриет, Стэтхэм, Фрипп Стормейр». Он имел в виду нас обоих, старшего и младшего.

Я прошел мимо стойки регистрации и уставился в огромное окно от пола до потолка на городские огни внизу. Стекло было холодным от кондиционированного воздуха. От моего дыхания оно на миг запотевало и снова делалось прозрачным.

Единственным звуком было слабое жужжание спящих электроприборов, пощелкивание сканера, тихое стрекотание факса. Стойка регистрации была девственно чиста и подготовлена к утру понедельника. Личные фотографии в рамочках, растения в горшочках, мониторы с плоским экраном… Позади стойки находилась тяжелая стеклянная дверь, ведущая непосредственно в офисы.

Я взялся за ручку и нажал.

Дверь была заперта.

Удивляться было нечему. Я глубоко вздохнул и подумал, зачем я вообще сюда пришел? Что я ожидал здесь найти, на этом этаже, на «полпути между Богом и Бродвеем»? Ответ на все свои вопросы?

Позади меня зашумел лифт.

Двери открылись.

Раздались шаги, приглушенные ковром, и замерли.

— Перри?

Я обернулся и уставился на человека, стоящего на другой стороне приемной. Он смотрел на меня в упор.

— Привет, пап.

30

Опишите вымышленный персонаж. Постарайтесь отметить то, что вам нравится в нем и в чем вы похожи на него?

Колледж «Уильям энд Мэри»

— Что ты здесь делаешь? — спросил отец. — Что у тебя с лицом?

Я не шелохнулся.

— А что ты здесь делаешь?

— Это мой офис.

— Сейчас три часа ночи.

— Ты весь в крови, — сказал он. — Ты что, попал в аварию?

— Можно и так сказать.

— Ну так что? Что случилось?

— Мама сказала, что она позвонит тебе. Ты разговаривал с ней?

— Возможно, она и звонила, я не уверен.

Он вытащил мобильный телефон, нажал на кнопку, потом убрал его.

— Батарейка села. Последние три часа я беспрерывно говорил с полицией, пытаясь разыскать тебя. Я приехал сюда… — он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, — …потому что я не знал, куда еще пойти.

Он сделал шаг мне навстречу, приближаясь в полумраке, и на этот раз я сделал шаг назад.

— Кто такой Сантамария?

— Что?

— Сантамария.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Черта с два.

— Перри, клянусь тебе, если бы у меня была хоть малейшая догадка, что ты имеешь в виду, я бы тебе сказал.

— Так же, как ты сказал мне про Меридит?

С минуту он помолчал.

— Это совсем другое дело, — сказал он. — И с этим все кончено.

— Да мне плевать.

Он вздернул подбородок и хмуро посмотрел на меня из — под бровей, теперь его голос был низким и напряженным.

— Следи за словами.

— Или что?

Я снова посмотрел на имена в названии фирмы на стене.

— Ты не позволишь мне стать юристом? Ты не позволишь мне работать здесь и быть, как ты?

Я хмыкнул:

— Да я лучше пойду туалеты чистить!

Отец махнул рукой, как бы отметая мои слова.

— В этом я не сомневаюсь. Но мы не это сейчас обсуждаем. Мы с матерью слишком много вложили в твое образование, чтобы позволить тебе вот так легко отмахнуться от него и от своего будущего. Просто из-за того, что ты еще юный идиот.

Его голос окреп, в нем появились новые нотки уверенности — он обрел знакомую почву под ногами и родительский назидательный тон и не собирался снова сдавать позиции.

— А теперь идем со мной, я отвезу тебя домой. Мы разберемся с машиной и всем прочим утром.

— Я никуда с тобой не поеду.

— Ты ошибаешься, и очень сильно.

— Не трогай меня.

Но он все же протянул руку и схватил меня за плечо.

— Убери от меня руки.

Я вывернулся и попробовал отступить еще на шаг, но уперся спиной в дверь. Места для маневра не осталось.

— Да ты послушай сам себя, — сказал отец. — Ты же сейчас расплачешься. Немедленно прекрати молоть всякую чушь.

— Убери от меня руки, я сказал!

Когда он снова схватил меня, я двинул ему кулаком в челюсть.