Реакция Трампа на малореальную, чтобы не сказать абсурдную, победу была обратной смирению. В каком-то смысле он желал всех ткнуть носом в эту победу. Нынешние вашингтонские и будущие инсайдеры должны приходить к нему на поклон. Башня Трампа мгновенно заслонила собой Белый дом. Каждый, кто приходил к избранному президенту, тем самым признавал или принимал правительство аутсайдера. Трамп подвергал их процедуре, которую сами они весело называли “интервью под конвоем”, – появление перед прессой в присутствии многочисленных зевак. Акт подчинения, если не унижения.

Инопланетная аура Башни Трампа помогала скрыть тот факт, что практически никто в этом худосочном узком кругу, на который вдруг обрушилась необходимость сформировать правительство, не имел опыта. Ни политического. Ни организационного. Ни правового.

Политика – это сетевой бизнес, основанный на личных связях. Но, в отличие от всех предшественников, так или иначе страдавших от нехватки управленческого опыта, Трамп вообще не имел за спиной политической карьеры и правительственных контактов, на что он мог бы опереться. У него даже не было толком своей структуры. Полтора года разъездов по стране, по сути, держались на трех персонах: руководитель кампании Кори Левандовски (пока его не выперли за месяц до съезда Республиканской партии); пресс-секретарь, она же интерн-телохранитель, первый рекрут избирательной кампании, двадцатишестилетняя Хоуп Хикс; и сам Трамп. Ничего лишнего и доверяй своим инстинктам. Чем больше вокруг тебя людей, быстро осознал Трамп, тем сложнее развернуть самолет и успеть домой на покой.

Профессиональная команда – хотя, сказать по правде, настоящих профессионалов-политиков среди них не было, – присоединившаяся к кампании в августе, стала последней надеждой избежать безвыходного унижения. Но с этими людьми он проработал всего несколько месяцев.

Райнс Прибус, готовившийся перебраться из РНК в Белый дом, говорил с тревогой, что Трамп нередко спонтанно предлагает новым знакомым работу на позициях, важность которых он толком не понимает.

Эйлс, имевший дело с Белым домом Никсона, Рейгана и Буша-младшего, проявлял все большую обеспокоенность тем, что избранный президент до сих пор не занялся структурой Белого дома, которая бы ему служила и его защищала. Он постарался открыть глаза Трампу на то, с какой яростью набросится на него оппозиция.

– Тебе нужен сукин сын в качестве главы аппарата. Сукин сын, хорошо знающий Вашингтон, – сказал он ему вскоре после избрания. – Тебе самому неплохо бы стать таким сукиным сыном, но ты не знаешь Вашингтон. – Эйлс назвал ему кандидатуру: – Спикер Бейнер. (Джон Бейнер был спикером Палаты представителей, пока его оттуда не прогнали в результате путча “Чаепитие-2011”.)

– А кто это? – поинтересовался Трамп.

В тесном кругу миллиардеров, озабоченных его презрением к мнению специалистов, ему пытались объяснить важность тех, кем он себя окружит в Белом доме, тех, кто разбирается в вашингтонских делах. Твои люди важнее, чем твой политический курс. Твои люди – это и есть твой политический курс.

– Фрэнк Синатра был неправ, – сказал Дэвид Босси, один из приближенных политконсультантов Трампа. – Если у тебя получилось в Нью-Йорке, это еще не значит, что у тебя получится в Вашингтоне[3].

Современный глава аппарата фокусирует свое внимание на фундаментальных вещах. Он вместе с президентом определяет работу Белого дома и исполнительной власти, дающей места четырем миллионам человек, включая 1,3 миллиона военнослужащих.

Эта позиция была придумана как должность помощника президента, или главного чиновника, или даже премьер-министра. Среди выдающихся глав аппарата можно назвать Г. Р. Холдемана и Александра Хейга при Ричарде Никсоне; Дональда Рамсфелда и Дика Чейни при Джеральде Форде; Гамильтона Джордана при Джимми Картере; Джеймса Бейкера при Рональде Рейгане; возвращенного Джеймса Бейкера при Буше-старшем; Леона Панетту, Эрскина Боулза и Джона Подесту при Билле Клинтоне; Эндрю Карда при Буше-младшем; Рама Эмануэля и Билла Дейли при Обаме. Любой, кто изучал эту позицию, скажет, что сильный глава аппарата лучше, чем слабый, а глава аппарата, поработавший в Вашингтоне и федеральном правительстве, лучше, чем человек со стороны.

Дональд Трамп имел весьма отдаленное или никакое представление об этой номенклатурной должности и истории вопроса. Он подменил его своим собственным опытом и стилем управления. Десятилетиями он полагался на старых слуг, дружков-приятелей и семью. Хотя Трамп любил называть свой бизнес империей, на самом деле это была обособленная холдинговая компания, такой большой бутик, ориентированный не столько на прибыль и качество работы, сколько на прихоти владельца и раскрутку бренда.

Его сыновья, Дон-младший и Эрик – трамповские инсайдеры в шутку и за глаза называли их Удай и Кусай, как сыновей Саддама Хусейна, – всерьез подумывали о разделении Белого дома на две параллельные структуры: одна ориентирована на глобальные взгляды их отца, появление на публике и вопросы коммерции, а вторая связана с повседневным менеджментом. В этой конструкции они отводили себе вторую половину.

Одной из ранних идей Трампа было назначить главой аппарата Тома Баррака – одного из его неофициальных советников из числа акул в мире недвижимости, куда также входили Стивен Рот и Ричард Лефрак.

Баррак, внук ливанских иммигрантов, крупнейший инвестор в недвижимость, прославившийся своим острым умом, владел в числе прочего необычным райским местом – ранчо Neverland, когда-то принадлежавшим Майклу Джексону. Вместе с Джеффри Эпстайном – нью-йоркским финансистом, ставшим героем таблоидов после того, как он признал себя виновным в подстрекательстве к проституции, за что в 2008 году был отправлен на тринадцать месяцев за решетку в Палм-Бич, – Трамп и Баррак в восьмидесятые и девяностые составляли троицу ночных мушкетеров.

Основатель и генеральный директор частной инвестиционной фирмы Colony Capital, Баррак стал миллиардером, скупая по всему миру имущество в обеспечение выполнения обязательств. Когда-то он оказал финансовую помощь своему дружку Трампу, а сравнительно недавно выручил из беды его зятька Джареда Кушнера.

Его забавляла эксцентричная президентская кампания Трампа, и он заключил с ним сделку о замене Кори Левандовски, впавшего в немилость у Кушнера, на Пола Манафорта. Как и все, озадаченный успешностью кампании, Баррак, не жалея теплых и даже свойских слов, представил будущего президента на Национальном съезде Республиканской партии в июле (что как-то не вязалось с его мрачным и даже воинственным тоном).

Трамп нарисовал прекрасную фантазию, что его друг Том – гений-организатор, отдающий себе отчет в том, что его приятель не питает никакого интереса к будничному менеджменту – возьмет на себя управление Белым домом. Для Трампа это стало бы быстрым и удобным решением непредвиденной проблемы свалившегося на него президентства: соединить усилия с деловым наставником, доверенным лицом, инвестором и другом, с тем, про кого общие приятели говорили “вот кто лучше других знает, как обращаться с Дональдом”. В окружении Трампа это называлось “план двух амигос”. (Эпстайн, сохранивший близость с Барраком, был напрочь стерт из биографии Трампа.)

Баррак, один из немногих, чьи способности Трамп, Фома неверующий, не ставил под сомнение, сумел бы, как он надеялся, пустить все по гладенькой дорожке, предоставив Трампу быть Трампом. С его стороны это был нехарактерный случай трезвого решения: Дональд Трамп может не понимать, чего он не понимает, зато он понимает, что это понимает Том Баррак. Он будет рулить бизнесом, а Трамп продавать готовый продукт – делать Америку снова великой. #MAGA[4].

Для Баррака, как и для всего окружения Трампа, результат выборов был каким-то невероятным выигрышем в лотерею – твой странноватый друг стал президентом. Но даже после многочисленных телефонных уговоров Барраку пришлось огорчить своего друга: “Я слишком богат”. Он никогда не сможет раскрыть свои активы и финансовые интересы – включая инвестиции на Ближнем Востоке – так, чтобы это удовлетворило сторожевых псов высокой морали. Если Трамп не был озабочен или просто не заморачивался по поводу своих бизнес-конфликтов, то Баррак в этой перспективе не видел для себя ничего, кроме мороки и финансовых потерь. А кроме того, женившись в четвертый раз, Баррак не горел желанием, чтобы его яркая личная жизнь – в последние годы нередко связанная с Трампом – стала центром всеобщего внимания.