- Мэри, мы пойдем уже, – начинает Шон, придерживавший миссис Дейвис за локоть, которая в свою очередь от него отстраняется и протягивает ко мне руки, заключая в неловкие объятия.

- Дорогая, ты такая молодец, – сквозь слезы шепчет мне на ухо она. – Так все организовала, так держишься. Трэвор бы тобой очень гордился, – она сжимает мои предплечья, а мне хочется завыть как раненое животное. – Он тебя очень любил. Правда. Ты всегда напоминала ему юную Люси. Он поэтому тогда к тебе подсел и решил помочь. Он так радовался за тебя... – она замолкает и переводит взгляд на стоящего рядом Холланда. – и Тома. В Рождество мы всю ночь о вас говорили. А потом... – женщина вновь начинает истерически плакать, и сочувственно на меня взглянув, Шон и Холли уводят миссис Дэйвис прочь из паба.

Секунду я стою, не двигаясь, а потом резко поворачиваюсь к Тому:

- Отвези, пожалуйста, ее домой! – четыре слова. Мой новый рекорд. Попробуем взять новые вершины? – Я хочу убедиться, что она доберется до дома в целости и сохранности, а Шону уже самому нужен отдых. Сделаешь?

Видимо не ожидавший от меня такого энтузиазма Том, кивает и бросается на улицу догонять троицу.

Как только за ним закрывается дверь, я закрываю глаза.

James Arthur “Train Wreck”

Открывать их не хочется. Я наслаждаюсь тишиной и одиночеством. Вот я и одна. Странно, а ведь еще три дня назад, я радовалась, что наконец-то от него избавилась. Жизнь разделилась на до и после. Я никогда не думала, что буду так переживать из-за смерти не родного мне по крови человека. Родители – да, сестра, какие бы у нас ни были отношения – тоже, но из-за босса? Я не заметила, как жизнь моя крутилась вокруг него все два года. Я сбежала из России, бросила и забыла свое прошлое, и начала строить новое и настоящее в Англии. И все благодаря ему. В один прекрасный день он стал тем, без кого я не могла представить свою жизнь в Лондоне. Когда его не стало, моя сказочная европейская жизнь, мои амбиции и мечты, рухнули как карточный домик. Я отчетливо увидела кто я: иммигрантка, без работы, без своего угла. Трэв построил вокруг меня защитный шар, где все казалось не таким страшным. Он дал мне работу, крышу над головой, семейное тепло и поддержку. А сейчас... что мне делать сейчас?

Делаю несколько шагов к бару, чтобы сделать еще один глоток бренди, но резко останавливаюсь, когда мой взгляд цепляется за блестящую красную бумагу с золотыми узорами. Сердце падает куда-то далеко вниз, а глаза начинают слезиться. Протягиваю руку к коробке и вынимаю книгу. Внутри меня словно гейзер пробивается. Боль перехватывает горло. Душит меня. А слезы под давлением вырываются из меня горячим фонтаном. И я понимаю. Все. Плотину прорвало. Ураган начался. Я сдалась пустоте.

Соленые дорожки с невероятной скоростью будто на перемотке стекают по моим щекам, а изо рта вырываются непонятные звуки, то ли стоны, то ли рыки, то ли крик. Я не могу остановиться, и книга падает из моих рук на пол. И мне хочется тоже упасть, но раненое животное внутри меня еще не готово. Я почти ничего не вижу от пелены слез на моих глазах, поэтому, оперевшись о барную стойку, случайно опрокидываю стакан с бренди, и он шумно разбивается. Возможно это должно было привести меня в чувство, но осколки, звеневшие о паркет, вызывают новую волну боли, которая теперь в свою очередь превращается в ярость. Мне так понравился звук разбитого стекла, что я принялась крушить все, до чего могла дотянуться моя рука. Тарелки, из которых ели гости, с шумом летели в стену и разлетались на сотни осколков. Бокалы и стаканы, рюмки и фужеры, все со звоном разбивалось о стену и пол. Я что-то кричала, но даже сама не могла понять что. Когда посуды для биться не осталось, я принялась ломать стулья, швыряя их из одного угла в другой. Мебель была тяжелой, и вскоре я выдохлась. Но слезы не переставали скатываться по моим щекам. Я лишь тихонечко осела по внешней стороне барной стойки и, притянув колени к груди и спрятав лицо в ладони, продолжила упиваться этим чувством. Все, что копилось во мне три дня, сейчас просилось наружу.

Не знаю, сколько прошло времени прежде, чем я услышала:

- Твою мать! Ты что совсем рехнулась?! – сильные руки хватают меня за плечи и трясут изо всех сил. Я будто просыпаюсь и теперь отчетливо вижу обеспокоенное лицо Тома, а затем вижу причину этого беспокойства. По моим ладоням и предплечьям стекает темная кровь. Местами она уже запеклась, но некоторые порезы, в которых виднелись осколки, еще кровоточили. Страх накрывает меня с головой. Как я могла не заметить, что в моих руках застряло чертово стекло?! И это чувство вызывает новый поток слез. Так мне и надо. Это я виновата. Пусть загноятся и я сдохну от заражения крови. Мне казалось, что все это лишь проносится в моих мыслях, но как выяснилось, говорила я это вслух.

- Мэри, что ты такое говоришь? Ты ни в чем не виновата, слышишь меня? – парень пытается схватить меня за ладони, чтобы зафиксировать их и посмотреть насколько глубоки порезы, но я выдираю их из его рук и начинаю кричать. Лучше бы он не возвращался.

- Нет, виновата!!! Это все из-за меня! Ты сам это знаешь. Ты же был там. Ты слышал, что они сказали, – вновь накрывая ладонями лицо, чтобы спрятать слезы, я чувствую, как порезала щеку. Теперь раны щиплют от соленой воды. Ох, но теперь я чувствую не только это. Я, как оголенный провод. Апатия превратилась в истерику.

В комнате стоит тишина, которую прерывают лишь мои всхлипы. Том молчит, потому что знает, что я права.

- Это не так. Ты бы не смогла ничего изменить, – его голос раздается у самого уха, такой низкий и тихий. Он обвивает меня руками, притягивая к своей груди, ведь я больше не сопротивляюсь. У меня не осталось сил.

- Смогла бы. Он страдал около часа. Я бы могла вызвать скорую. Я бы могла сразу же отвезти его в больницу. Я бы дала ему лекарства. А он был тут один и умирал, – я сжимаюсь еще сильнее, так как теперь на первый план вышло новое чувство. Эти три дня меня съедала изнутри не только боль утраты, но и невероятное чувство вины. – Том, два года...ДВА ГОДА этот человек был рядом. Чтобы ни случилось, с чем бы я не столкнулась, он всегда оказывался в нужное время в нужном месте. Он помогал мне и поддерживал. А я... в той единственный момент, когда нужна была ему я, меня здесь не было. Он умирал, а что делала я? Что, Том? Я бросила его и свалила к черту на куличики. Это моя благодарность за все, что он для меня сделал? Возможно это бы ничего не исправило, и я бы его не спасла. Но я была бы рядом. Он бы ушел не один.

Linkin Park “One More Light”

Кто-то сказал, что «слезы – это кровь души». Если это так, то сейчас моя израненная душа потеряла парочку литров. Футболка Тома промокла в области груди насквозь, а я все не могла остановиться. С другой стороны, бытует мнение, что «слезы – это лекарство от боли», и возможно я была на полпути к выздоровлению. Том меня укачивал и гладил по голове, не решаясь больше проронить и слова. И правильно. Слова тут совсем ни к чему.

Я была самой настоящей развалиной. Будто разбила себя вместе с бокалами и фужерами. Будто разлетелась на осколки и не могла найти в себе силы собраться. Слезы высохли и я успокоилась, но к полу меня прижала такая усталость, и я вот-вот была готова провалиться в сон. Почувствовав это, Том зашевелился:

- Надо продезинфицировать порезы, и тогда ты отдохнешь. Вставай, – поднимая под руки, парень подводит меня к раковине. – Вытяни ладони, возможно немного пощиплет, – и я подчиняюсь. Том достает неведомо откуда бутылку водки, и открутив крышку зубами, выливает жидкость на мои руки. Я морщусь, но терплю. Не так уж мне и хотелось умереть от инфекции. – Раны неглубокие, зашивать не нужно, но надо обработать. Где у вас аптечка?

- На кухне, справа на полке, – отвечаю я, всматриваясь в алые полоски на моих ладонях. Раны действительно неглубокие. Шрамов не должно остаться. Том вернулся с тюбиком мази и широким бинтом в руках и принялся обрабатывать порезы. Я не могла отвести от него взгляда. Казалось, что он повзрослел за эти дни. Удивительно, но я впервые наблюдала у него такое выражение лица. Все то время, что мы были вместе, он всегда улыбался или по крайней мере был расслаблен. А сейчас, он был серьезен и напряжен, как никогда. Глубокая морщина пролегла между бровями. Зубы стиснуты. Желваки ходят. Нет, сейчас этому парню не двадцать три. Сейчас ощущение, что ему давно за сорок. Томас очень аккуратно и осторожно бинтует мои руки.