Посвящается 100-летию со дня кончины выдающегося деятеля русской культуры графа Сергея Шереметева. Кем он был? Историк, меценат, просветитель, хранитель традиций и русских усадеб.

НИЗКИЙ ПОКЛОН И БЛАГОДАРНОСТЬ потомкам Шереметевых, принявших участие в сборе материалов для этой книги:

– Оболенскому Николаю Владимировичу, академику архитекторы и его семье;

– Оболенской Елизавете Владимировне;

– Павлиновой Варваре Петровне, доценту Московской консерватории;

– Гудовичу Андрею Александровичу, инженеру, отсидевшему в лагерях более 15 лет;

– Голицыну Михаилу Владимировичу, геодезисту, профессору МГУ, академику РАН;

– Голицыну Иллариону Владимировичу, художнику, члену-корреспонденту АН СССР;

– Голицыну Сергею Михайловичу, писателю;

– Шереметевой (Бредихиной) Ольге Борисовне;

– Трубецкой (урожд. Шереметевой) Елене Владимировне, реставратору;

– Шереметевой Ирине Владимировне, супруге графа Василия Павловича Шереметева;

– Шереметевой Евдокии Васильевне, дочери Василия Павловича, и ее семье;

– Шереметеву Петру Петровичу, руководителю Союза Соотечественников.

Шереметевы – одна из древнейших и славнейших династий России. Они принадлежат к родовитому русскому дворянству и занимают особое место в истории.

…Как-то Ирина Владимировна Шереметева (жена Василия Павловича – последнего представителя по мужской графской линии в России) поведала мне о предании, жившем в их семье. По этому преданию, некогда у одной женщины родились одиннадцать сыновей, и каждый из них стал основателем одного из древнейших родов. Был ли то высший знак тайных сил, или определилось то рождение особым расположением небесных светил, или это легенда – неизвестно, но одним из родившихся сыновей был некий Андрей, получивший прозвище «шеремет», что в переводе с турецкого означает «живой», «проворный»…

Русская история, летописи изобилуют упоминаниями о Шереметевых, среди них много государственных и военных деятелей, и потому историк Н. Г. Устрялов назвал их «мужами войны и совета». Словом, трудно найти в русской истории событие, к которому бы не были причастны Шереметевы. Они были рядом с троном, почти в центре бурных событий, беззаветно служили родине и помогали царям в задуманных свершениях. Оттого-то писатель и философ Василий Розанов называл таких деятелей «капельмейстерами истории» и «поэтами дела».

Род, так же как и народ, как человек, имеет свой характер, свои особенности. Пусть не все черты переходят к потомкам, но сохранилось у Шереметевых главное: здравомысленное отношение к миру, твердость духа в словах и поступках, умеренность в отстаивании своих взглядов, веру и – открытость истинного православия…

Человек подобен воде, а время сосуду, форму которого он принимает. Оно неизбежно подчиняет себе человека, а государство усугубляет это подчинение. Под колесами государственной колесницы иные гибнут, другие пытаются приспособиться, а лучшие смягчают неизбежную власть и сохраняют самостоятельность.

Писатель Сергей Голицын, автор книги «Записки уцелевшего», который, собственно, открыл мне осознанный путь к теме «Шереметевы – Голицыны», немало поведал об этом. Он замечал при этом: нет иной фамилии, которая была бы так прочно связана с Москвой и которая бы так стойко соблюдала нравственные законы, заложенные православными предками; не зря на шереметевском гербе написаны слова: «Бог сохраняет всё» (Deus conservat omnia).

Нравственные законы не просто жили в русской истории – они оказались прочны и в годы советской власти. Судьба подарила мне не одну, не две, а много встреч с потомками славного рода, и писала я эту книгу, пользуясь их рассказами, воспоминаниями, семейными архивами, фотографиями.

Историю хочется то сравнить со стрелой, пущенной из лука, то с сумрачным лесом, а то землей, занесенной снегами. А избранные герои кажутся призраками.

Были ли они всегда верными слугами царя? Андрей Александрович Гудович, граф, отсидевший много лет в лагерях, на этот вопрос ответил мне так:

– Ключевский, как известно, делил послепетровских дворян на практических дельцов, типа Нащокина, и на дворян, в которых заметны черты либерального и несколько мечтательного типа. К последним относились Шереметевы… Знатные семейства были обречены на служение царям, да и сами они олицетворяли власть. Долг призывал, положение обязывало. Однако делали они это по-разному. Возьмите фельдмаршала. Человек неторопливый, даже медлительный, рожденный для мирной, хозяйственной жизни, – и тем не менее он более 30 лет провел в военных походах, поспевая за нетерпеливым Петром I. Исполняя требования царя, он не мог снизойти до непокорства или вольностей, однако мог промолчать при необходимости и даже… не явился на заседание Сената, когда разбиралось дело царевича Алексея: он не хотел «судить царскую кровь».

Как создавалась эта книга? С чего все началось? Однажды я встретила бывшую одноклассницу по дмитровской школе, мы разговорились, вспомнили двух братьев Голицыных, учившихся в нашей школе, – Михаила и Иллариона. В памяти ярко встала их мать – красавица Елена Петровна, урожденная Шереметева. А спустя два года в доме Михаила Пришвина я услыхала рассказ о последнем графе Василии Павловиче Шереметеве.

Это был второй знак судьбы. А третий – тот самый писатель Сергей Михайлович Голицын, о котором уже упоминалось (книги его я выпускала в издательстве «Молодая гвардия»).

Словом, судьба трижды подала знак, и значит, обойти ее было невозможно. Пришлось окунуться в историю. И постепенно до меня стало доноситься эхо далеких лет, эхо голоса певицы шереметевского театра крепостных…

Поиски продолжались, и приходилось все чаще обращаться в архивы (РГАДА), беседовать с потомками. Сергей Михайлович не только одобрял, но благодаря ему удалось посетить шереметевские места в Ленинграде, Александро-Невскую лавру, где упокоились многие Шереметевы. Побывали мы и в Институте Арктики и Антарктики, который размещался тогда в бывшем Фонтанном дворце Шереметевых.

Архивы, живые свидетели, семейные истории – всё это было… Однако документы сохраняют лишь частицу жизни, и потому, погружаясь в них, автор оказывается в мире воображения, а оно дает более полную картину былого. Это особенность исторической прозы, доступная, как считал Ю. Тынянов, документально-художественному жанру…

Очерки, рассказы, повести, документы, хронологии – и история династии возникает на фоне русской истории.

Книга же, как и рукопись, способна хранить то, что содержится в ней, десятки и сотни лет. Столь же долгой может быть и ее жизнь. А уж если она каким-то образом связана с историей, то есть в ней нашли отражение исторические события, жизнь выдающихся деятелей, великие географические открытия прошлого, рассуждения о системе государственного управления, словом, все то, что необходимо человеку, облеченному властью, для успешного правления, то судьба такой книги становилась достойной объемного детективного романа.

Еще киевские князья свои библиотеки причисляли к сокровищам. (До наших дней дошли книги из библиотеки Ярослава Мудрого, а это – XII век!) Книги – первое, что пытались спасти из огней пожаров: будь то пожар от горящей стрелы монголо-татарского воина или от уголька, выпавшего из печки. На любое крупное книгохранилище составлялись так называемые «перечневые» списки, в которые вносилось содержание исчезнувших или распавшихся от ветхости книг. В беспокойные времена некоторые государственные и политические деятели возили с собой личные архивы и наиболее важные с их точки зрения книги. А некоторые европейские правители прибегали к услугам тайных агентов для скупки книг. Древнегреческие кодексы (а так назывались рукописные книги) разыскивали не только по всей Европе, но и в турецких владениях, на развалинах византийской империи, и, в конце концов, они так поднялись в цене, что в погоне за ними посланцы римских пап и европейских монархов нередко прибегали к насилиям и ухищрениям. Для хранения книг создавались даже тайные братства…