Но я был твёрдо уверен, что проект мне удастся реализовать. И причин этому – были две.
Первая причина – я был уверен, что через два – три года начнётся рост цен на нефть, которые дойдут примерно до 250-270 долларов за баррель с последующим откатом к 150. Причин этому было несколько. Первая – девальвационная гонка валют. Начала её Россия после введения санкций, продолжил Китай, а потом – подхватили все. Идея проста – если твои товары не покупают – девальвируй свою валюту и будут покупать. Последней страной, которая ещё держалась – были США, их валюта удерживалась просто тем, что в мире бушевал кризис доверия и инвесторы всего мира – бежали из сырья, из валют развивающихся стран в доллар. Но сейчас – доллар на корню убивал весь американский экспорт и снова пошла вверх безработица – так что по моим прикидкам, падение доллара, искусственное падение, спровоцированное мерами ФРС – должно было начаться в течение ближайших двенадцати месяцев. А дальше – инвесторы снова ринутся в сырьё с одной стороны, а инфляция по доллару – ещё подхлестнёт рост всех сырьевых товаров.
Второе – был пропущен инвестиционный цикл в нефтяной отрасли, многие проекты были заморожены – а вот спрос на энергоносители как раз низкие цены подхлестнули.
И третье – это сама суть сланцевых проектов.
Мне об этом рассказал один наш буровик – суровый такой дядя, лет семидесяти от роду. За рюмкой чая. Дело в том, что технологии сланцевого бурения – это комбинация двух давно известных приёмов бурения: горизонтального бурения и использования специальных жидкостей для повышения отдачи пласта. В СССР – оказывается, первое сланцевое бурение проводилось ещё в шестидесятые, но после того, как открыли громадные месторождения на севере – все эти проекты забыли за ненадобностью. А зачем – вот, нефть из земли фонтанами хлещет. Так вот – подвох в сланцевых проектах заключается в том, что как сами скважины, так и нефтяные поля – короткоживущие. В отличие от обычного месторождения – сланцевое быстро выходит на пик и точно так же быстро истощается. И этот дядечка, за плечами которых было сорок лет на буровой – на бумажке примерно прикинул мне, когда американские сланцевые проекты вышли на пик бурения, и когда – пошли на спад. Так вот – получалось, что пик отдачи приходился на девятнадцатый – двадцатый годы, а потом, почти без плато как на классическом месторождении – шёл резкий спад. И в 2023-2024 году – он должен был привести к падению уровня добычи в США ниже досланцевых значений. Наложим на это несколько лет хронического недоинвестирования в нефтянку по всему миру, отсутствие значимых открытий – и можно прикидывать цену…
Вторая причина – у меня в руках была не только лицензия, но и пакет технологий, благодаря которым появлялась уверенность, что Бажену мы все же разбурим.
Первая – плазмобур, я нашёл его в Новосибирске. О технологии больше говорить ничего не буду, скажу для чего он нужен. При добыче нефти главное – скважины. По одним – подаётся буровой раствор, по другим – на поверхность идёт скважинная жидкость, которая будет нефтью только после очистки. Даже при разработке классического месторождения требуются десятки скважин. При разработке сланца их нужны сотни. А Бажена – это даже не сланец, это скорее битуминозные пески. Их разрабатывают только в Канаде, открытым способом – прорыли карьер и грузят на самосвалы, а потом вытапливают нефть – для получения четырёх баррелей нефти при вытапливании сжигают один. А нам – надо добыть нефть не с поверхности как в Канаде – а с двухкилометровой глубины. Нужны будут сотни скважин, а плазмобур – позволяет сократить себестоимость одной примерно втрое. Это первое. И второе – в Техасе я не только встречался с людьми – но и через подставных лицу скупил кое-какие разорившиеся фирмы, со всеми их патентами и технологиями. И людьми, готовыми ехать в Сибирь и разбуривать самое большое месторождение в мире. Как добывать твёрдую нефть из глубины – технология была только у немцев: они нагнетают в глубины земли пар с температурой триста – четыреста градусов. А среди купленных мною патентов – было разжижение пластов с помощью специальных, искусственно выведенных бактерий. Прелесть их в том, что их не надо подавать постоянно. Их надо только запустить – а дальше они будут размножаться сами.
Таким образом, по моим прикидкам даже с учётом необходимости строительства инфраструктуры с нуля – мы начнём добычу с себестоимостью примерно шестьдесят – шестьдесят пять долларов за баррель. Это если не строить трубу. Дальше – её строить придётся, но с разбуриванием все новых и новых участков, отработкой технологий и окупанием первоначальных вложений – себестоимость упадёт до сорока. Если не ниже. Я всё-таки изучил вопрос, причём изучил тщательно. Когда саудиты, надеясь угробить американские наработки по сланцу, начали сознательно ронять цену нефти – они и не думали о том, что американцы так быстро адаптируются. Конечно, добыча упала, многие ушли с рынка, многие обанкротились. Но остались самые эффективные. Я сидел в Хьюстоне, в Далласе, разговаривал с простыми инженерами – они мне сказали, что за полтора года им удалось снизить себестоимость добычи на 10–15 долларов. И там где собственники участков пошли навстречу по арендной плате – они продолжали бурить. Так что саудиты – навредили сами себе, получается.
Но это все частности.
Денег на то, чтобы в одиночку реализовать такой огромный проект – у меня не было. Но у меня были лицензии и пакет технологий. И договорённость, что политических проблем, связанных с запуском иностранцев – не будет. В какой-то степени – это операция по прорыву технологической блокады, она выгодна всем. Том – уже финансировал мои… скажем так не совсем соответствующие санкционному режиму операции через мою дочку в Астане. И не только в моих интересах. Казахстан – тоже добывает и нефть, и полезные ископаемые. И там тоже – есть сланцевый потенциал. Санкционный режим ничего не дал – только создал ещё одну возможность для заработка, не более того.
Но теперь – вопрос принципиальный, делать это из-под полы не получится. Слишком велики объёмы.
– И что думаешь?
– Сырьё – сейчас не в фокусе внимания, Владимир
– Когда оно будет в фокусе внимания – будет уже поздно, и ты это знаешь. Ты не хуже меня знаешь, каков инвестиционный цикл в нефтянке. Несколько лет.
– Да. Но инвесторы как перепуганное стадо.
– Ты сам меня учил – будь первым.
– Конечно. Только вот их я не учил. А если и учить… все бесполезно.
Том почесал бородку, делающую его похожим на кардинала Ришелье
– Роад-шоу[2] мы устроить не можем, так?
– Какое роад-шоу?! – возмутился я
– Это ещё сложнее. Тем более речь идёт о России.
– Нефть есть нефть – напомнил я – и только Господу решать, где она будет.
– Да я понимаю…
– И я пойму, если кому-то больше нравится финансировать ближневосточных людоедов. Том, хватит. В чем дело?
– Что?
– Ты сегодня как в воду опущенный.
– Что значит «в воду опущенный»
– Как будто с тебя слезли штаны на скачках в Аскоте.
Для англичанина такое сравнение понятнее… самый большой страх англичанина – это страх оконфузиться.
– А… ну да. Точнее нет. Короче… варианты есть всегда. Но… пятнадцать миллиардов долларов
– Том, ещё несколько лет назад для мейджоров[3] это была сдача от мороженого. Речь идёт о крупнейшем нефтяном месторождении мира.
– Слушай, Владимир. Я посмотрел на твои расклады. У тебя есть уникальное технологическое решение – плазмобур. Почему бы тебе просто не продать его кому-то?
– Нет – спокойно сказал я
– Но почему?
– Потому что. Мне это не нравится по двум причинам. Первая – это сократит себестоимость бурения и может опять выдать на рынок излишние объёмы. Сорвёт восстановление цен. Мне это не нравится. Я добытчик. Мне не нравится, что сырьё стало стоить так дёшево – в принципе. Оно должно стоить дорого. Поэтому – бур останется при мне.
