В эмпиреях все становилось хуже. Из-за психического дара полет сквозь бурю превращался для Таргутая в испытание крепости духа. В иные ночи ему мерещились растянутые лица, что прижимались к корпусу; пальцы, скребущие по адамантиевой обшивке; глубокие, раскатисто воющие голоса, которые вечно кружили над бездной.

На крышке алтаря лежала колода Таро, подаренная ему Арвидой. Эзотерические карты некогда принадлежали Ариману, пропавшему советнику Багрового Короля. Ревюэль, последний выживший сын Магнуса, подобрал их в руинах Тизки. Колдун уже давно отдал гадальную колоду Есугэю, после того как отверг формальное предложение присоединиться к Пятом легиону. С тех пор грозовой пророк почти не прикасался к Таро, которые хранились в его покоях. Лишь в последние месяцы, когда дороги сквозь бурю оказались перекрытыми, Белый Шрам начал искать ответы в символах.

Даже с закрытыми глазами он видел изображения на последних из перевернутых карт: мечник, одноглазый король, пламенеющий ангел. Знаки оставались неясными. Возможно, колода отвечала только на вопросы прежнего хозяина. Или, быть может, Таргутай просто упускал из виду нечто важное по причине усталости.

В любом случае он никогда не обладал талантом к прозрению будущего. Есугэй владел стихийными силами — властью над материей, осязаемой частью мира. Предсказания и исследования души он оставлял другим, тем, кто копал слишком глубоко.

И все же чогориец переворачивал карты, одну за другой. Порой Таргутаю казалось, что он уловил закономерность и вот-вот осознает ее. Такие моменты сподвигали его продолжать опыты.

Наконец Есугэй улыбнулся себе. Даже он был не лишен слабостей, подвластен порочному человеческому желанию попробовать еще разок. Здесь скрывались корни нынешнего кошмара — в утолении любопытства, безоглядном движении во тьму. От такого стремления невозможно отучиться. Оно, это семя погибели всей расы, хранится в генах каждого из людей, коварное и живучее, словно вирус.

Легионер открыл глаза. Люмены сияли на полной мощности, каюту заливал свет, не уступавший в яркости дневному. Подойдя к алтарю, Таргутай взял из колоды последнюю карту и открыл ее.

Верховный Жрец.

Есугэй положил карту на каменный алтарь. На плотном картоне с золотым обрезом сохранилась старая иллюстрация, выполненная легкими мазками туши и красок. Изображала она прелата с поднятой рукой: двумя пальцами тот указывал в небеса, еще два сгибал, направляя к земле.

Улыбка чогорийца погасла. Колода насмехалась над ним, а Таргутай был не в настроении для подобных издевок. Повернувшись, грозовой пророк вышел из каюты, и люмены последовали за ним, будто дрессированные псы. Двери трижды открылись и затем сдвинулись с шипением, отмечая путь Есугэя в глубину личных покоев. Все поверхности здесь густо покрывали иероглифы, начертанные рукой самого псайкера. Одни служили оберегами от якша, другие усиливали погодную магию.

За последними створками легионер увидел гостя Илии, уже относительно здорового и облаченного в чистые белые одеяния. Смертный одиноко и расслабленно сидел в каюте, примыкающей к корпусу. Варп-ставни на иллюминаторе были сдвинуты, человек смотрел на растущий в пустоте Эрелион.

Он не повернулся к грозовому пророку. Очевидно, что к гостю, помимо прочего, возвратилось высокомерие Нобилите.

— Значит, женщина узнала все, что смогла, — сухо произнес смертный, Вейл, — и теперь они прислали солдата.

Подойдя, Таргутай тоже взглянул в иллюминатор. На текущем этапе пути Эрелион казался просто крупной звездой в окружении множества малых. Силы прикрытия Пятого легиона встретят корабль задолго до того, как планету назначения удастся различить среди других крошечных точек ледяного света.

— Нет, я не солдат, — произнес Есугэй.

— Ты легионер. Сколько бы амулетов на тебе ни висело, ты все равно убиваешь во имя Империума.

— Многие убивают, не будучи солдатами. Думаю, ты тоже убивал, как-нибудь по-своему.

Вейл обернулся, и Таргутай увидел бледное морщинистое лицо. Щеки человека оставались впалыми, под глазами чернели круги.

— У меня нет для тебя ответов, — сказал мейстер. — Она уже много раз расспрашивала меня.

— Тогда расскажи мне о своей работе.

Шаркая ногами, Вейл отошел от иллюминатора.

— Что ты хочешь знать?

— Все.

Старик рассмеялся:

— На это уйдет немало времени. Пожалуй, больше, чем у вас есть. Та женщина говорила, что за вами охотятся.

Есугэй испытывал легкое, но ощутимое разочарование. В лукавом голосе мейстера звучал утонченный терранский акцент, признак аристократической скуки. Слыша такое, нелегко было представить объятого страхом, изголодавшегося человека, спасенного ими на Эревайле.

— Любую войну можно выиграть, — отозвался Белый Шрам. — Эта ничем не отличается от других.

— Я думаю, нет, очень сильно отличается. — Вейл одарил его холодной улыбкой. — Женщина…

— Ее зовут генерал Раваллион.

— …сообщила мне о ваших затруднениях. Ты не глупец, а библиарий легиона, поэтому мне нет нужды притворяться. В варпе существуют не только бури. Если враг научился общаться с его обитателями, то все дороги для вас перекрыты. Вы не попадете домой.

— Каган отдал приказ. Он будет исполнен.

Мейстер недоверчиво взглянул на Есугэя.

— Ты и в самом деле так думаешь? — Повернувшись к легионеру, Вейл ткнул в его сторону костлявым пальцем. — Может, Хан и примарх, но он не командует течениями. Эти потоки — порывы душ и разумов, и направления их определяются мыслями ныне живущих. Через них нельзя прорваться. Если вы попытаетесь, сам эфир воспротивится. Широкие пути станут непроходимыми, узкие дороги исчезнут. Пока вы будете брести по вязкой трясине, неприятели скользнут через тьму с легкостью рыб в воде.

— Я знаю варп хуже, чем ты, — сказал Таргутай, — но понимаю, что все не так просто. Иначе там вообще невозможно было бы передвигаться.

— Там разные слои, — нетерпеливо возразил Вейл. — Есть stratum aetheris, мелкие каналы. Глубже пролегают великие маршруты stratum profundis.^[23] Наконец, существует stratum obscurus,^[24] корень всего ужаса. Чем они помогут вам? Ни один смертный не проведет вас по дорогам бездны. Даже он.

— Но вы пробовали составить карту.

— Это невозможно. — Мейстер досадливо тряхнул головой. — По крайней мере, здесь Питер ошибался. Варп — не зеркало, он непостоянен, как живое существо. Он и есть живое существо! Коснись эфира, и он вздрогнет. — Вейл ненадолго утратил уверенность. — У меня нет ока, но я… видел многое. Изучал то, что изучали навигаторы. Сложность имматериума… бесконечна.

— Попытайся объяснить, — мягко сказал Есугэй. — Я быстро схватываю.

Вейл шумно выдохнул, у него округлились глаза.

— Смятение — это океан. Каждый знает, что в нем есть течения, глубины, шторма. Там можно видеть свет Картоманта. Можно следовать за ним, прикрываясь эгидой поля Геллера от Разумов извне. Но даже тогда ты погружаешься совсем незначительно. Нырни глубже, и оболочка расколется. Свет померкнет. Око ослепнет. Когда люди заявляют, что странствуют через варп, то просто бахвалятся — смертные лишь скользят по лику вечности, будто плоские камни, брошенные ребенком. Мы чужие в эмпиреях. Они ядовиты для нас, и чем ближе ко дну, тем опаснее яд.

— Ашелье пробовал нырнуть глубже?

— Кто знает? Возможно. Но он не преуспел, и знаешь почему? Потому что это неосуществимо. Нам нужна мощь скованной звезды, чтобы погрузиться хотя бы на мелководье. Людям неподвластна энергия, способная пробить пелену дальше. Соедини вместе реакторы десятка линкоров, удвой их отдачу, и даже этого не хватит. Так что нет, Питер не преуспел.

— Генерал Раваллион верит в него.

— Ей не стоит, — брезгливо произнес мейстер. — Поверь, ей не стоит. Они все одинаковые, эти Окули. Слишком долго всматривались в глубину. Ты ведь слышал то присловье? Про бездну?

Таргутай ответил не сразу. Он внимательно изучат Вейла, подмечал каждый его жест и особенность поведения. Гость не обманывал их, здесь Илия оказалась права. Но все же с собеседником что-то было не так. Тот провел много времени среди Нобилите, и это явно оставило след. Возможно, такой, о котором не подозревал и сам мейстер. Каждый час с навигаторами накладывал отпечаток на душу — быть может, его даже удастся обнаружить.