— Да? — Чанёль поднял брови и улыбнулся. — Действительно, я очень знаменит.

Салат с орехами был очень красивым, вкусным и наверняка дорогим, запеченное мясо таяло во рту, но Бэкхён был бы рад обедать с Чанёлем даже самыми обычными жгучими токпокки.

Они наслаждались едой, редкими звёздами, которые были плохо видны из-за яркого освещения города и разговаривали ни о чём, так, как могут только люди, знающие друг друга.

— Знаешь, а за городом звёзд очень много и они яркие-яркие, — расслабленно сказал Бэкхён, вглядываясь в ночное небо. — Раньше мы с семьёй часто выезжали за город на природу, когда родители уходили спать, мы с сестрой выбирались из палатки, ложились на траву и наблюдали за звёздами до самого утра. Было прохладно, но они были такими красивыми, что мы терпели, греясь друг о друга.

— Хотел бы и я их увидеть.

— Я тебе покажу то место, если хочешь. Как-нибудь потом.

Пак только улыбнулся, не отвечая, а потом взглянул на наручные часы и сказал:

— Наверное, мне пора… Подождёшь меня в номере?

Бэкхён посмотрел на любимого рокера, который прошёл мимо него и вышел с балкона. Сердце неприятно кольнуло. Он знал, что он пойдёт к ней… не хотелось его отпускать, но что он мог?

Вскочив на ноги, Бэкхён выбежал с балкона:

— Подожди!

Чанёль обернулся, а он почувствовал свои отчаяние и беспомощность. Он видел, что рокер собирается уйти. Снова к ней. А ведь он был с ним. Так долго, что Бэкхён наивно обманулся, что он останется с ним. Что сегодня он не уйдёт к ней. Ведь сегодня всё было иначе, не так как раньше.

— Чанёль, можешь остаться со мной? — отчаянно прошептал он, прежде чем понял, что сказал. — Одну ночь. Я никогда ни о чём тебя не просил. Но сегодня… Только одну ночь… можешь остаться со мной?

Взгляд Чанёля был долгим, внутри всё натянулось в ожидании ответа. Он никогда в жизни так не нервничал. Даже при их первой встречи. Казалось, сейчас решается его судьба.

— Я знаю, что не девушка, а ты не гей, но… прошу, всего одна ночь. И больше ничего. Я не хочу, чтобы всё кончилось вот так, — Бэкхён неловко махнул рукой, не зная, как объяснить то, что чувствовал.

Пак не ответил, он просто подошёл и сжал в объятиях, позволяя ему сминать кофту на спине, а потом поцеловал… Бэкхён задыхался в этом поцелуе и не мог поверить, что всё это по-настоящему, возможно, это лишь игра опьянения, а Чанёль ушёл? Сколько бокалов он выпил? Два? Три? Вылакал всю бутылку почти в одного, потому что хотелось сбежать от боли в сердце при мысли о скором расставании.

Мыслям не дали оформиться в многочисленные вопросы, сильные руки подняли и сжали, заставляя поддаться страсти. Бэкхён схватился за плечи Чанёля, чувствуя его ладони на своих ягодицах.

А потом его уронили на кровать. Халат стёк с Бэкхёна под чужими руками, а кофта рокера улетела куда-то к двери, как и его майка. Чанёль словно заново изучал его тело, гладил руками, сжимал, целовал.

Молния джинсов вжикнула оглушающе пошло в тишине, нарушаемой лишь сбившимся дыханием, и Бэкхён пробрался рукой под резинку трусов. Обхватил горячий член, который стал медленно твердеть в его пальцах, а сам плавился в поцелуях кумира. Властных, сильных, которые, казалось, ставили на нём клеймо. Он хотел быть Чанёля, если бы только тот позволил. Отдал бы себя без остатка.

Его бельё было ловко снято, что он даже не заметил, как это произошло, как Чанёль вжался в него, облапал сильными руками, под которыми Бэкхён выгибался и шептал о том, как много Чанёль для него значит.

Острый укус-засос в шею, оставил после себя метку, в то время как влажные пальцы потихоньку растягивали его внизу, входя сначала одним, потом двумя и тремя пальцами. Потянуло болью, но Бэкхён стерпел, закусив губу, потому что ему хотелось почувствовать Чанёля в себе снова, хотелось слиться с ним, чтобы помнить, вспоминать и мечтать всю дальнейшую жизнь.

Его мечта сжимает в своих руках, его член упирается в бедро, давая почувствовать чужое желание.

Бэкхён притянул рокера за шею и поцеловал, бесстыдно проникнув язычком в его рот, но Чанёль вновь взял верх, прикусил его губу и провёл по ней языком. А потом почти грубо перевернул на живот и заставил встать на четвереньки, похабно выгнувшись в пояснице. Но Бэкхён и так готов был сделать всё, о чём бы тот ни попросил.

Чанёль сжал его ягодицы и развёл в стороны, сильнее раздвигая края блестящей от смазки дырочки, которая словно жаждала его плоть. Бэкхён в опьянении повёл задницей, желая почувствовать его в себе. И Пак не заставил ждать, приставив головку ко входу. Медленно узкие горячие стенки стали впускать в себя большой мощный член, раздвигаясь и плотно обхватывая, ведь за всё это время Бэкхён был только с Чанёлем, он даже не ублажал себя игрушками, не желая забывать ощущения от его члена.

Он громко застонал, когда Чанёль наконец оказался полностью внутри и начал медленно двигаться. Постепенно боль сменилась наслаждением, а рокер стал всё сильнее в него вбиваться, сжимая ягодицы, и Бэкхён сам подавался назад, желая почувствовать его глубже.

Чувствуя, что осталось немного, Бэкхён вывернулся из сильных рук, толкнул кумира в грудь, заставляя сесть на кровать и уселся сверху, направив его член в себя, и начал двигаться, бёдрами вверх, вниз. А Чанёль сжимал его худенькое тело, помогая насаживаться на себя, и словил приоткрытые губы, чтобы сплестись языками в танце.

Чувствуя, что на грани, Бэкхён сдался и кончил, чувствуя чужую руку на члене. Горячее дыхание опалило ухо, и на краешке уплывающего сознания он подумал, что ему даже нравится, когда Чанёль касается его ушей, а потом ощутил, что внутри разлилась горячая лава, как и в его сердце.

Прижавшись, Бэкхён поймал губами поцелуй, отчаянный и полный любви, не желая отпускать его от себя, в то время как горячие ладони проскользили по влажной от пота спине вниз.

— Моя сирена, — низкий шёпот любимого голоса между поцелуями и попытками отдышаться запомнился каким-то нереальным.

А потом Бэкхён снова и снова плавился в руках Чанёля. Они наслаждались друг другом медленно и нежно, а потом снова жарко и страстно, словно только дорвались друг до друга. Бэкхён так сильно не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась, что даже продал бы свою душу дьяволу.

Но даже дьяволу его душа не понадобилась. Наступило утро.

Бэкхён проснулся с ощущением, что в глаза насыпали песка, а в голове устроили пляски тараканы, и почти скатился с кровати. Поясницу тянуло болью, но не так сильно, как могло бы, потому что ночью он чудом вспомнил, что на следующий день съёмки и поумерил пыл Чанёля другим способом.

«О Боже…» — лицо залила краска смущения, когда он начал вспоминать ночной разврат. А потом загорели и уши от стыда, когда следом вспомнилось, как он отчаянно цеплялся за рокера, не желая никуда отпускать.

Нужно было срочно собраться и сбежать отсюда, пока Пак не проснулся. Наверное, теперь он будет считать его жалким, ведь он умолял его остаться рядом, и Чанёль его просто пожалел. Ну хотя бы видеть его жалость всё равно осталось недолго.

========== Глава 17 ==========

Последний день съёмок напоминал Бэкхёну тот день, когда Чанёль его избегал, за исключение того, что теперь он избегал рокера. Он боялся, что тот снова скажет: «Надеюсь, ты сделаешь вид, что между нами ничего не было, потому что я не хочу этого помнить». Бэкхён этого не хотел. Эту ночь он хотел помнить и не хотел чувствовать боль. Ту самую, всепоглощающую. Он хотел помнить о прошлой ночи. А ещё он хотел, чтобы Чанёль тоже помнил. Чтобы потом он вспоминал, и его грела мысль, что Пак его не забыл.

А Чанёль словно не хотел понимать, что Бэкхён его избегает, и настойчиво пытался поймать, хотя он постоянно скрывался среди стаффа.

Когда почти все сцены были отсняты, осталась сцена с поцелуем, потому что Бэкхён еле уговорил режиссёра передвинуть её на конец, он слишком нервничал при мысли, что это будет его последний поцелуй с Паком.

В итоге поцелуй вышел уж очень страстным, ведь Бэкхён сам накинулся с поцелуем, желая запомнить каждую секунду, а рокер его не отпускал. Они даже не сразу услышали, как режиссёр сказал: «Снято!»