– Дядю своего грохнул, – без особых сантиментов сообщил Раджер. – Наследство большое было. Серьезный соблазн. Кстати, неплохо, говорят, спланировал, но все же не все просчитал. Подозрение-то первым делом пало на наследников – ну и на него в том числе. А наши копы, если носом землю роют, редко когда промахиваются.

– Ну хорошо, а тот рыжий паренек, впереди сидел. С ним-то что не так? – не унимался я.

– Наркоту продал несовершеннолетнему.

Информация о каждом заключенном буквально отскакивала у тюремщика от зубов, будто он сдавал экзамен по их личным делам. Хотя на самом деле наверняка все запоминал постепенно – просто потому, что день за днем имел дело с этими людьми.

– Наркоту?!

Образ любознательного парня никак не вязался с вмененным ему преступлением. Я легко мог представить его работающим с подростками, но в качестве какого-нибудь вожатого, а никак не торговца дурманящими средствами.

Однако флегматичный кивок Раджера убедил меня в том, что он ничего не напутал.

– А почему здесь? Это же не убийство, совсем другая статья?

– Тот парень, ему лет двадцать, кажется, было, умер от передозировки, – пояснил тюремщик. – Факт торговли доказать не смогли, а вот то, что наш рыжий приятель передал ему наркотик, установили. Так что сидит за непредумышленное убийство.

«Всего лишь?» – я хотел возмутиться, но вспомнил «студента», который на наркодельца походил еще меньше, чем на убийцу, и промолчал, чувствуя, что начисто дезориентирован.

– Ну а самый здоровый? Высокий толстяк, он еще сидел за последним столом?

– А тут печальная история. – Раджер и правда заметно помрачнел. – На жену его в подъезде напал грабитель. А он как раз из квартиры спускался. Схватил этого грабителя, врезал по лицу, да и отшвырнул куда подальше. Оказалось – на лестницу, которая, значит, на улицу вела. Тот по ступенькам проехал, головой ударился и отдал концы. Ну и вот, в итоге – труп со следами побоев. Сочли чрезмерным применением силы, дескать, можно было разрулить ситуацию без жертв. С учетом смягчающих обстоятельств дали двадцать два месяца. Восемь из них он уже отсидел.

Я с округлившимися глазами прислонился плечом к невзрачной стене. В моем мозгу все более прочно укреплялся вывод, что ничего-то я не понимаю в этой жизни.

– Планеты можно делить на группы по самым разным признакам. Одна из наиболее распространенных классификаций, предложенная два столетия назад Георгом Файнсом, базируется на наличии или отсутствии на небесном теле жизни вообще и разумной жизни в частности.

Заключенные слушали, время от времени делая пометки в электротетрадях. Каждый использовал предпочтительный для него способ ведения записей. Одни открыли в нижней части экрана сенсорную клавиатуру, другие активировали клавиатуру виртуальную, третьи и вовсе водили по экрану пальцем, предоставляя машине затем «переводить» написанное в электронный текст.

– Категория 1 – это планеты, населенные людьми. Я говорю «планеты», но это также могут быть и спутники. Например, два наших спутника, заселенные в ходе экспансии, – Митос и Истерна. К этой же категории, естественно, относится и Новая Земля.

– И Земля – тоже? – уточнил, поднимая руку, рыжий.

– Безусловно, – подтвердил я. – Категория 2 – планеты, основное население которых составляют гуманоиды, но не люди. К ним, например, относятся Крисена и Рока.

– Рока? Никогда про такую не слышал, – удивился очкастый убийца дяди.

– У них не слишком развиты технологии, – пустился я в объяснения, – кроме того, условия плохо подходят для инопланетного туризма. Корабли других рас приземляются там крайне редко, сами же роцеанцы и вовсе не покидают свою планету. Тем не менее они считаются гуманоидами, и, соответственно, их планета классифицируется как двойка. Категория 3 – на планете обитают разумные расы, но не гуманоиды. Например, Йелонди. Кому-нибудь из вас доводилось видеть йелондцев?

Два человека вытянули руки.

– Это было забавно, – заметил один. – Они летели в экскурсионном флаербусе, и каждый сидел в этаком скафандре, наполненном водой.

– Они не могут дышать кислородом, – подтвердил я. – Вся поверхность их планеты покрыта водой, а сверху – еще и толстым слоем льда. Мы бы никогда не узнали об их существовании, если бы эта цивилизация не была настолько развитой и они не отправились на собственных космических кораблях в поисках других миров. Так что это они нас открыли, а не мы их. А скафандры они используют еще и для того, чтобы передвигаться по земной поверхности при помощи специальной системы управления, поскольку ног у них нет, только хвост. Вообще биологически они ближе всего к нашим рыбам, хотя различий тоже хватает. Итак, категория 4, – продолжил, сочтя отступление достаточно длинным, – планеты, на которых не обитают разумные расы, но есть животные или растения. Категория 5 – жизнь представлена исключительно микроорганизмами. Наконец, категория 6 – это полное отсутствие жизни на планете.

– Все отлично, – сообщил Раджер, когда с меня в очередной раз снимали хитрый пояс. – Начальство с записью позавчерашней лекции ознакомилось, и курс окончательно одобрили. Ты вообще молодец, правда интересно рассказываешь.

– Спасибо. – ОСП наконец сняли, и я смог нормально повернуться к собеседнику. – Это будет единственная группа?

Вначале упоминалось, что классов может оказаться несколько, но это должно было проясниться в дальнейшем.

– Да вроде бы, – кивнул второй охранник, помогавший мне сегодня с поясом. – У остальных сейчас учебные часы полностью забиты. Здесь ведь на все свои ограничения. Хотя, может, ближе к весне что-нибудь изменится, какие-то курсы закроют. Ты как, предпочитаешь нагрузку повыше, чтобы быстрее срок отмотать? В смысле, ПС закончить, – усмехнулся он.

– Э… ну да, – согласился я.

Не признаваться же, что преподавать в тюрьме мне понравилось, в работу втянулся уже со второй лекции и теперь с удовольствием расширил бы спектр своих обязанностей, взявшись вести еще одну группу.

Раджер, поглядывая на меня, явно пребывал в раздумьях.

– Вообще-то если только на нижний этаж пойти…

– Нет! – Второй тюремщик активно замотал головой. – Вот туда не надо.

– Почему? – Раджер возразил так уверенно, словно сам только что не колебался. – Формально обучение полагается всем, в том числе и тем, кто отбывает заключение внизу.

– Формально – не знаю, но только начальство этого не одобрит, – упорствовал второй.

– Да вряд ли, – протянул Раджер, – начальству до таких мелочей особого дела-то и нет.

– А что там внизу? – не выдержав, вклинился я.

– Одиночки, – лаконично отозвался второй тюремщик, все еще неодобрительно взиравший на своего коллегу.

– Одиночные камеры, – расшифровал тот.

– И условия куда как хуже, – нехотя, как бы через силу разомкнув губы, добавил другой охранник. – Не как в гостинице, а как в тюрьме.

– Убийства с отягчающими обстоятельствами? – предположил, припомнив слова о рецидивистах и членах террористических организаций.

– Нет, – покачал головой Раджер, – эти в других тюрьмах сидят, во «вторых».

– А кто же тогда?

Вот теперь у меня не было на сей счет даже невероятных догадок.

– Те, кто не сознался в совершенном преступлении.

Мы спускались по лестнице, освещаемой лишь маленькими круглыми лампочками, вмонтированными в стену. От этого наши тени приобретали весьма причудливую форму, придавая атмосфере несколько зловещий оттенок.

– Даже после вынесения приговора за заключенным сохраняется право признать себя виновным. Ну и, соответственно, не признаваться.

Спокойный рассудительный голос Раджера, напротив, начисто развеивал мистический налет. Второй тюремщик с нами не пошел, заявив, что не хочет иметь к этому делу никакого отношения, дабы потом ему от начальства не влетело в случае чего. Видимо, правила безопасности не требовали присутствия в подобной ситуации двоих служащих охраны.