– А как ты добыл коня?

– Мне его подарили монахи из Уэверли.

– Чудеса! Pardieu! По тому, что я видел в монастыре, от них ты мог получить только проклятье.

– Конь был им не нужен, вот они и отдали его мне.

– Значит, остается найти человека, которому не нужны доспехи, и он отдаст их тебе. И все же надеюсь, ты еще подумаешь и позволишь мне снарядить тебя на войну – тем более что добрая леди считает меня твоим родичем.

– Благодарю вас, благородный сэр. Если бы я и обратился к кому за помощью, то только к вам. Но сначала я попробую кое-что другое. А теперь прошу вас, добрый сэр Джон, расскажите мне что-нибудь о ваших славных копейных потехах с французами – вся страна только и говорит о ваших подвигах, и я слышал, что как-то в одно утро от вашего копья пали разом три рыцаря. Это правда?

– Подтвердить это могут вот эти шрамы у меня на теле. Но это все сумасбродства молодости.

– Почему вы говорите, что это – сумасбродства? Разве не так добиваются почестей и прославления своей дамы?

– Хорошо, что ты так думаешь, Найджел. В твои годы у мужчины должна быть горячая голова и возвышенная душа. И я был такой же и сражался за перчатку своей дамы, или по обету, или просто из любви к бою. Но когда повзрослеешь и под твоей командой оказываются люди, приходится думать о других вещах. Тут уж не до почестей – надо позаботиться о безопасности армии. Ведь не от твоего копья, меча или руки зависит исход боя; зато твоя холодная голова может спасти почти проигранное сражение. Армии нужны не Роланд, Оливье и другие паладины, а люди, которые знают, когда надо атаковать в конном строю, а когда спешиться; как надо расставить лучников между копейщиками так, чтобы одни прикрывали других; как придержать резерв и ввести его в дело в тот единственный миг, когда он может изменить ход битвы; как сразу распознать, где топь, а где твердая земля.

– Но ведь если рыцари не станут делать свое дело, такому человеку никакой ум не поможет.

– Верно, Найджел. Поэтому пусть каждый сквайр отправляется на войну с таким же горячим сердцем, как у тебя. Однако мне нельзя более мешкать, надо исполнять королевскую службу. Теперь я оденусь, попрощаюсь с благородной леди Эрментрудой и поеду в Фарнем. Мы снова увидимся, когда я прибуду сюда с королем.

Вечером Чандос уехал. Лошадь спокойно шла шагом по мирным тропам, а он бренчал на гитаре – Чандос любил музыку и славился своими веселыми песнями. Обитатели хижин выходили на порог и со смехом аплодировали ему. Глубокий чистый голос Чандоса то взлетал вверх, то падал под веселое треньканье струн. Не многие из тех, мимо кого он проезжал, узнали бы в этом изысканном одноглазом человеке с желтыми волосами искуснейшего полководца и храбрейшего воина во всей Европе. Только раз, когда он въезжал в Фарнем, к нему бросился старый, изувеченный солдат и обнял его лошадь, как собака обхватывает лапами хозяина. Чандос что-то ласково сказал ему и бросил золотой.

Найджел и леди Эрментруда остались наедине со своими заботами и сидели, печально глядя друг на друга.

– Подвал почти совсем пуст, – подал голос Найджел, – там осталось всего два бочонка легкого пива да бочка вина с Канарских островов. Ну как подашь это на стол королю и придворным?

– Нужно раздобыть бордоского вина. Тогда подадим бордоское, теленка от пестрой коровы, кур и гусей, и еды хватит – если он проведет у нас только одну ночь. А сколько с ним будет людей?

– Не меньше дюжины.

Старая леди в отчаянии заломила руки.

– Ну полно, не принимайте все так близко к сердцу, дорогая госпожа. Стоит сказать слово, и король с придворными остановится в Уэверли, где найдет все, что пожелает.

– Ни за что! – воскликнула леди Эрментруда. – Стыд и позор падут на наш дом, если король минует нашу дверь, после того как милостиво пожелал войти в нее. Ну, делать нечего. Выход у меня один. Не думала, что мне когда-нибудь придется пойти на это, но знаю, что он был бы доволен, и я это сделаю.

Выбрав из связки ключик, она направилась к железному сундуку и отперла его. Пронзительно заскрипели заржавленные петли, и крышка откинулась. Старой леди нечасто доводилось заглядывать в священный тайник, где хранились ее сокровища. На самом верху лежало несколько предметов былой роскоши: шелковый плащ, усеянный золотыми звездами, расшитый серебром чепец, кусок венецианского кружева. Ниже лежали завернутые в шелк реликвии; их старая леди вынимала особенно бережно: мужская охотничья перчатка, детский башмачок, бант из бледно-зеленой ленты, несколько писем, написанных грубым неровным почерком, и нерукотворный образ св. Фомы. С самого дна она извлекла еще три предмета, обернутых шелковой тканью, положила на стол. Это был грубый золотой браслет, усыпанный неограненными рубинами, золотой поднос и высокий, тоже золотой, кубок.

– Ты уже слышал от меня про эти вещи, Найджел, только никогда их не видел. Я не открывала сундук, чтобы в трудную минуту не впасть в искушение и не превратить все это в деньги. Я старалась не только не видеть, но и не думать о них. Но сейчас взывает честь дома, и мы должны с ними расстаться. Этот кубок мой муж, сэр Нэл Лоринг, выиграл во время осады Белграда. Он и его друзья от зари до зари бились на турнирах против цвета французского рыцарства. Поднос подарил ему лорд Пембрук на память о его храбрости в битве при Фолкерке[23].

– А браслет, дорогая госпожа?

– Обещай, что не станешь смеяться.

– Нет, конечно, с какой стати мне смеяться.

– Этот браслет был призом королевы красоты. Мне преподнес его сэр Нэл Лоринг перед лицом всех высокопоставленных дам Англии за месяц до нашей свадьбы. Подумай только, Найджел: я, вот такая согбенная старуха, была королевой красоты. Пять доблестных рыцарей пали от его копья, прежде чем он выиграл для меня эту безделицу. И вот, под самый конец жизни…

– Нет, нет, дорогая госпожа, эту вещь мы не отдадим.

– Отдадим. Он был бы этим доволен. Я слышу, что он шепчет мне на ухо. Честь была для него все, остальное – ничто. Возьми браслет, Найджел, пока я тверда сердцем. Завтра ты отправишься с ним в Гилдфорд, найдешь там золотых дел мастера Торолда и получишь довольно денег, чтобы заплатить за все, что нам нужно к приезду короля.

Она отвернулась, чтобы Найджел не увидел, как задрожало ее изрезанное морщинами лицо; стук захлопнувшейся железной крышки заглушил рыданье, вырвавшееся было из ее измученной груди.

Утром Найджел отправился выполнять возложенное на него поручение. Шел июнь месяц, стояла прекрасная погода. Найджел был молод, и на душе у него было легко и радостно, когда он ехал из Тилфорда в недальний городок Гилдфорд. Он сидел на своем огромном соловом боевом коне, а конь то играл под ним, то становился на дыбы, такой же горячий и веселый, как его хозяин. Вряд ли в то утро во всей Англии нашлась бы еще такая красивая, жизнерадостная пара. Справа песчаная дорога вела через ельник, и мягкий ветерок обдавал их смолистым запахом хвои, потом пошли вересковые холмы, они тянулись далеко с юга на север, безлюдные, невозделанные: земли на склонах были почти бесплодны и сухи. Найджел миновал Круксберийские луга, потом пустошь близ Патнема, и, следуя по песчаной тропе, углубился в заросли папоротника и вереска – он хотел выбраться на дорогу паломников там, где она от Фарнема и Сила сворачивает на восток. Рукой Найджел то и дело проверял седельную сумку, куда, надежно ее перевязав, он уложил бесценные сокровища леди Эрментруды. Перед его глазами мерно покачивалась крепкая рыже-бурая шея коня, всем телом он ощущал плавное, свободное движение животного, слышал глухой стук его копыт и готов был петь и кричать просто от переполнявшей его радости жизни.

Позади Найджела, на маленьком гнедом пони, еще недавно его единственной верховой лошади, ехал Сэмкин Эйлвард, лучник, принявший на себя обязанности слуги и телохранителя. Его могучий торс с широченными плечами, казалось, вот-вот перевесит и опрокинет маленькую лошадку, но он спокойно трусил, насвистывая веселую песенку, и пребывал в таком же прекрасном расположении духа, что и его хозяин. Встречные мужчины приветливо кивали веселому лучнику, женщины улыбались; сам же он ехал, большей частью повернув голову через плечо и провожая взглядом каждую юбку. Один только человек ответил ему не слишком любезно. Это был высокий седой старик с красными щеками, которого они повстречали на болоте.