Они, наконец, поднялись, и, движение колеса замедлилось – так показалось. Она резко оторвалась от его взгляда, и он последовал за ней. Панорамные окна кабинки открывали захватывающий дыхание вид на реку и нижнюю часть города, освещенную тысячами фонарей – будто рой светлячков. Вдалеке были видны мерцающие на воде пароходы и корабли, плывущие куда-то в загадочную даль. Пропадая с горизонта, казалось, их будто бы поглощала темнота в свою большущую пасть, смыкая челюсть резким клацающим движением. На воде виднелось отражение розовых и оранжевых лучей солнца, которое почти скрылось. На небе висел, словно диск, месяц. Беата завороженно смотрела в окно, ничего другого не замечая. Марк взглянул по правую сторону руки – пробка рассосалась.
Марк выбрался первым и подал ей руку. На лице появился лёгкий румянец. Беата убрала выбившуюся прядь и смущенно улыбнулась.
Они подошли к красной машинке – буханке с кофе. Она была выполнена в стиле ретро и разукрашено граффити. Кофе варил очень забавный высокий (внутри машины ему приходилось находиться в скрученном положении) худощавый молодой человек в шляпе котелке (как у фокусника) с закрученными тонкими (кажется, накладными) черными как его коротко стриженые волосы усами. В клетчатой рубашке и веселых подтяжках, он что-то бормотал себе под нос. На груди красовались всяческие значки в виде лениво спящего на подушке кота, коробки с пончиками, стакана горячего кофе, Дональд Дака и, кажется, головой Дарта Вейдера – ручная работа, по всей видимости. Они были деревянными. Беата сразу обратила на них внимание, потому что сама очень любила такие вещи.
– Один капучино с сахаром и шоколадным сиропом и один американо без сахара, но с корицей, – голос её всегда звучал мягко, мелодично.
– Что-нибудь желаете взять перекусить? – спросил усатый парень, голос его звучал меланхолично.
– Нет, разве только клубничный пончик и мятную булку.
Они в сели в машину. Марк взял ещё два капучино: один с сахаром для себя, один с корицей и без сахара для Беаты. Машина сразу же наполнилась горячим согревающим ароматом свежего сваренного в турке на медленном огне кофе. На улице похолодало. Из вместительного багажника Марк вытащил свою серую толстовку и протянул Беате, которая натянула ту без раздумий. Толстовка оказалась ей почти по колено. Звук двигателя. Беата приоткрыла окно, впустив ночную прохладу в салон, тем самым разбавив аромат кофе ночной свежестью.
– Замечательный вечер, любимый, – произнесла она тихонько, поправляя рукой непослушную рыжую прядь, которая снова предательски выбилась вперёд.
– Он получился таким благодаря тебе, Беа, – он ласково провел рукой по холодной щеке, – ты не замерзла?
– Я довольна, – улыбнулась она и пристегнула ремень, поправляя низ великоватой ей толстовки.
Они выехали из города. Мимо проносились бескрайние поля, усеянные рожью, кукурузой и картофелем; они проезжали вдоль густых черных лесов и маленьких елочек, аккуратно растущих вдоль дороги. Беата наблюдала в окно за проносящимися мимо деревянными домами. Ей нравилось смотреть за деревенской жизнью: дома с расписными ставнями и украшенными цветами, которые были высечены по дереву, кусты роз и всяких разных других цветов, покосившиеся от времени лавочки. Вот они едут мимо деревни, где много старых собак (они не бегали за их машиной, не лаяли на них вслед, лишь смирно лежали у своих будок, провожая томным взглядом проплывающие мимо машины). В следующей было много ребятишек, которые гнались с ними наперегонки на велосипедах, прыгали в классики и через скакалку, играли в казаков-разбойников и убегали от вредных, щипающих гусей. Беата сразу вспоминала своё детство: каждое лето, когда она не уезжала на спортивные сборы и соревнования, она приезжала в деревню к бабушке. Она с нежностью вспоминала проведенные в их доме дни. Она любила там всё до последней мелочи. Её комната, «пиратская башня» (тайное название комнаты от всех, кроме неё и папы), располагалась на втором этаже дома. Папа Беаты сам всё отстроил там – золотые руки. Её комната была выкрашена в нежный бирюзовый оттенок – напоминает цвет морской волны. Скошенная крыша с большим панорамным окном, которое она любила открывать перед сном и наблюдать за звездами, за мигающими в ночном небе спутниками и пролетающими мимо них самолётами. Свою кровать она в прямом смысле сделала сама, родители по её просьбе купили большой надувной матрац. Она спала на нём, накидав туда несколько небольших в марокканском стиле подушек, два больших пледа из овечьей шерсти с веселыми кисточками по краям. На полу во всю комнату лежал массивный тяжелый ковер. Он тоже был из шерсти – пушистый и белый. В углу около окна, где она сделала себе читальное место, Беата сама прибила маленькие полочки, на которых каждый раз появлялись новые книги, старые же перемещались в библиотеку внизу. На большом подоконнике она складывала мелкую технику – плеер телефон, портативная приставка, а также зарядные устройства и парочку блокнотов с цветными карандашами.
Дом был пропитан запахом дерева и смолы. Это были запахи её детства, и каждый раз, ощущая их снова, её накрывала волна приятных воспоминаний. Особенно помнились ей те дни, когда она тайком сбегала из дома. У них была своя компания, все они встречались только летом и непосредственно общались, приезжая в деревню. И всё равно дружба между ними была очень крепкая. Днём, когда жаркое солнце беспощадно пекло, они прятались в холодных чуланах домов, где играли в карты, настольные игры, рисовали и делились секретами, которые накопились у них за целый год. Когда жара спадала, они ехали на велосипедах на озеро, где могли провести часа четыре, а то и все пять, плескаясь, играя всё в те же карты, гоняясь друг за другом с громким заливистым смехом, играли в мяч и строили плоты из старых пластиковых бутылок и гнилых досок.
Однако, самое интересное начиналось после десяти вечера. Беата приходила домой в восемь, помогала бабушке поливать помидоры, накрыть на ночь огурцы пленкой и покормить Белку (коза). Иногда Беата загоняла куриц, но в основном этим занималась бабушка. Они включали старенький телевизор и смотрели телесериалы. Бабушка Ева по обычаю готовила ей яичницу из настоящих деревенских яиц (прямо из-под куриц скажем прямо) и подогревала козье молоко, которое добавляла в чай. Раньше в детстве Беата обожала парное козье молоко. Они разговаривали о всяких разных вещах, пили чай с шоколадными конфетами, яблочной пастилой и обсуждали, как прошел день. В девять часов вечера бабушка Ева всегда садилась за стол и читала молитвы, Беата мирно допивала свой чай, сидя на диванчике. Бабушка Ева в десять вечера закрывала ставни на окнах, закрывала все двери и ложилась спать – каждое утро она просыпалась в шесть часов. Беата уходила в свою комнату на второй этаж. Чтобы попасть туда, необходимо было выйти в коридор и подняться по высокой лестнице, где было две двери, одна вела в просторный зал с камином и большим кожаным креслом-качалкой, в котором часто спал кот, спальной комнатой гостей, кабинету, балкону и третьему этажу. Также там был выход в чайную-мастерскую, отец Беаты мечтал оставить там только стол и диван-качели, но пока что на полу чайной комнатки валялись инструменты и пиломатериалы. Вторая дверь вела в комнату под скошенной крышей – комнату Беаты. Обычно она ждала полчаса, пока бабушка Ева уснет. Тихонько открывала тяжёлую деревянную дверь с круглым как в каюте корабля окном своей комнаты и спускалась по скрипучей лестнице вниз. Для неё это было настоящим квестом – даже спуск по лестнице превращался в увлекательную игру! Двери дома закрывались и потому Беата на случай, если бабушка ночью просыпалась в туалет, а он находился в хлеву (дом куриц, уток и козы), она оставляла открытое окно в спальне родителей на первом этаже, в которое иногда пробиралась рано утром, возвращаясь домой.
Их дом был первым по улице и очень большим с приличным куском земли. Беата перелезала через забор, в полной темноте, ориентируясь на ощупь, чтобы не идти мимо окон, где прямо напротив спала бабушка Ева. Это всегда было волнующее чувство, лишь бы бабушка не посмотрела в этот момент в окно.
