За городом взгляду открывается уродливая картина промышленной зоны. Это означает, что мы почти у цели. Вскоре я вижу впереди нечто, напоминающее огромный выставочный зал или стадион. Его серая громада тонет в вечернем сумраке. Перед зданием парковка расширяется. Здесь стоят огромные туристические автобусы, в которых пассажиры имеют возможность спать. В них наши фанаты сопровождают нас на гастролях. В одном из таких автобусов ездит и наша группа.
Я снова смотрю на серые стены впереди. Ну, что заскучали? Сейчас сделаем наш рок-н-ролл!..
Рок-н-ролл давно перестал быть тем, чем он когда-то был, уверяю вас. Конечно, не стоит доверять моей компетентности в этом вопросе только потому, что я музыкант. Мне, вообще говоря, ничего не понятно. Что это такое – рок-н-ролл? Не та ли забавная музыка, которую слушали раньше наши папы и мамы? Или бабушки и дедушки? Когда она прозвучала впервые? Не тогда ли, когда вскоре после войны Билл Хейли[1] давал гастроли в Германии? А где? В концертных залах Берлина? Или под открытым небом в Вальдбюне?[2] Для нас, детей из ГДР, это было не важно. Мы совсем немного знали о жизни в ФРГ. И даже позже, в юности, когда музицировали и пели в домах юных талантов, не узнали большего. Некоторым из этих талантов уже перевалило за семьдесят. И они играли блюз, тогда это было в порядке вещей…
Как бы странно это ни звучало, в моей юности не было никаких «старых» рок-музыкантов. Рок-н-ролл пребывал в поре юности. Мик Джаггер[3] был тогда на двадцать лет моложе, чем я сейчас. Смешно сказать, но у меня имелось твердое мнение: человек не может играть рок-музыку, если ему больше тридцати! И никакого джаза, если он молод. Президентом тоже можно было становиться только после сорока.
Вообще, я говорю о рок-музыке. Дополнение «н-ролл» можно уже опустить в наше время. Даже абсолютные невежды уже так не говорят. Появилось слово «хард-рок». Причем я, конечно же, всегда понимал «хард» как hard (тяжелый, англ.), а не heart (сердце, англ.). Кто напишет по-английски «тяжелый» с глухой согласной t? Рок-н-ролльные группы, которые я знал, играли свои heart-песни и выглядели, как музейные экспонаты. Они пытались соединить свое особое ощущение жизни с классикой и снова вернуться к Sweet Little Sixteen[4] («Сладенькая шестнадцатилетняя девчонка», англ.).
Обязательными принадлежностями той моей жизни были кожаная куртка и мотоцикл. И еще джинсы. В детстве я не раз слышал, как бабушка ругалась и называла уродством джинсовые брюки. Рокеры собирались небольшими группами и праздно шатались по городу. Конечно, там были только самые крутые парни! Являлись ли фанаты хеви-метал рокерами? AC/DC[5] тоже постоянно пела рок-н-ролл. А что насчет фанатов рокабилли?[6] Имели они право называть себя рокерами? Так много неясности во всем этом… Кстати, тогда еще и панки вступили в игру. Если вам не повезло и вы не могли назвать себя панком, можно было выбрать любой другой штамп, чтобы быть похожим на других.
Можно ли быть панком, если ты все еще живешь с родителями? На мой взгляд – да, ведь я сам покинул их, когда мне было уже 23 года. Для панка было очень полезно иметь контакты в западных странах или, по крайней мере, располагать кучей денег, иначе как можно было раздобыть себе армейские ботинки? А кожаную куртку? Кожаные штаны просто невозможно было купить у нас, на востоке Германии, поэтому приходилось довольствоваться пошитыми на заказ. Эта ситуация со штанами продолжалась примерно год, и мне пришлось понести серьезные убытки. Многие панки, которых я знал, происходили из богатых семей и могли себе это позволить. Их материальное положение давало возможность бездельничать. Нужда не заставляла их играть в группе, сочинять песни или рисовать на асфальте. С пролетарскими идеалами Англии их объединяла только любовь к панк-музыке и то, что им приходилось терпеть на улице, где их оскорбляли или избивали. К тому же, если человек выглядел как панк, его профессиональные перспективы отнюдь не радовали. Большинство из тех, кто был беден, перебивалось заработками на почте, в социальных организациях или на кладбище.
Если панк делал на своей куртке надпись «Будущего нет», то он верил, что так оно и есть. Те, кто не видел для себя будущего в Германии, добивались разрешения на выезд. Иногда они получали выездные визы раньше, чем их кожаные штаны были готовы. И тогда штаны перепадали мне.
Но все же рок-н-ролл жил. Однажды Джонни Кэш сказал, что он в дороге на гастролях, выглянув из окна автобуса, всегда легко может определить, где находится. Я верю ему. Он очень часто колесил по Америке и знает ее наизусть. Он дал невероятное количество концертов за свою жизнь. В то время триста выступлений в год не означало ничего особенного. Как и то, что группы годами жили в дороге. А теперь даже я, занимаясь музыкой много лет, знаю лишь несколько улиц в Восточной Германии. Например, пару перекрестков в районе Hermsdorf или развязку Schkeuditzer. Когда мы летим на гастроли на самолете, я вижу только облака. Поэтому плохо ориентируюсь на земле, на улицах. А ведь настоящий рок-н-ролл исполняется именно на улице!..
Ну, если речь зашла о гастрольных поездках, то надо сказать и о женщинах! О поклонницах разговор особый. В истории The Rolling Stones они терпеливо образовывали очереди перед гостиничными номерами музыкантов, ожидая возможности быть приглашенными. Это невероятно! Целые очереди! Сейчас же техника стоит на защите наших прав! Для того чтобы добраться на нужный этаж гостиницы, необходимо иметь гостиничную карту-ключ. Она вставляется в специальную щель внутри лифта, и только тогда он трогается с места. Как теперь женщины, незарегистрированные в нашем отеле, могут образовывать очереди? Я рад, что на гастролях, отдыхая в своем номере, могу наслаждаться одиночеством!
Раньше музыканты рассказывали: после концерта, да и в антрактах, у них обязательно был секс. Они просто излучали сексуальность. Их рубашки всегда были расстегнуты до пупа. Каждое гитарное соло уже было прелюдией к соитию. В наше время на сцене стоят моногамные, политически выдержанные вегетарианцы – аккуратно одетые и вдобавок еще трезвые! Они добросовестно готовятся к концерту с помощью дыхательной гимнастики, а разогреваются физическими упражнениями на растяжку.
Вероятно, все обстоит совсем не так, и у меня с возрастом выработался особый взгляд на подобные вещи. Моя собственная маленькая жизнь, наверное, уже слишком далеко ушла от рок-н-ролла. Если он вообще когда-то имел ко мне отношение. Наверное, никто, кроме меня самого, в течение многих лет не воспринимал меня панком. Но я панк, а не рок-н-роллер. Поэтому я не знаю, что такое рок-н-ролл и не знаю, как в нем существовать. Я даже не знаю, что делать с собой как с панком. Просто чувствую себя намного лучше, когда убеждаю себя, что я панк…
Я покидаю автобус, вхожу в серую громаду концертного зала и в костюмерной достаю из шкафа свою концертную куртку. Плюхаюсь на диван и пробую раскрыть на ней молнию. Она не поддается. Я дергаю ее со всей силой. Она идет нелегко. Наверное, потому, что я всегда потею на сцене так сильно, что вся одежда становится мокрой, а железные молнии на ней ржавеют. Я думал, что они делаются из высококачественной легированной стали. Как оказалось, не все так просто.
«У тебя будут гости?!» – неожиданно раздается над ухом резкий голос. Он похож на голос лягушонка Кермита[7], только звучит намного громче. Я всем телом вздрагиваю и ударяюсь локтем о столик, который стоит рядом с диваном. Меня пронзает нестерпимая боль, я в ужасе оборачиваюсь. «У тебя будут гости?!» Это Том, ассистент нашей группы. Он тупо смотрит на меня. Он небольшой, зато очень мускулистый, особенно в области лица. Какие у него глаза – можно только догадываться. Они скрываются за огромными роговыми очками. Том близорук и, возможно, именно поэтому подходит к своим собеседникам очень близко. Сейчас он выполняет одну из своих обязанностей – заполняет перед концертом гостевой лист.
