Тем временем Коннел продолжал:
– Когда выяснилось, что у отца имеется вторая семья, то мы с братом были признаны незаконнорожденными... В общем, у нас сейчас нет ни титула, ни денег, и хотя мы все же носим аристократическое имя матери, но ничем не отличаемся от простых людей, так что, сама понимаешь, мне не хочется лишний раз упоминать о том, чего мы лишились.
– Да, невесело. Только вот в твоем рассказе мне кое-что не ясно. За подобные действия на твоего папашу следовало подать в суд. Не понимаю, почему твоя мать этого не сделала. В подобных случаях судьи очень строго подходят к провинившемуся, и, как правило, встают на сторону пострадавших, особенно если дело касается аристократов. Как на эту историю не смотри, но со стороны твоего отца наличествует целенаправленный обман, а раз так, то у твоей матери были все шансы выиграть дело. Конечно, брак все одно был бы признан недействительным – с этим ничего не поделаешь, но зато вас с братом должны были официально уравнять в правах с остальными детьми твоего отца, то бишь вы были бы признаны законнорожденными, а это и имя, и титул, и кое-какие блага... Вдобавок ко всему мать могла отсудить немалые деньги с вашего дорогого папаши. Примеров хватает, тем более что прецеденты уже были...
– Можешь не продолжать... – перебил меня Коннел. – Думаешь, жена моего отца об этом не знала? В этом-то все дело – моя мать ее просто боялась, потому как та женщина ненавидела нас всеми фибрами своей души, да и угрозы этой особы звучали очень серьезно, а я в то время был слишком мал.
– Все одно суд в любом случае принял бы вашу сторону. По сути, это беспроигрышное дело.
– Возможно, если не знать, кто является законной женой моего отца. Имя купца Гуряна тебе о чем-то говорит?
– Торговый дом «Гур и компания»?
– Да. Так вот, мой папаша – муж одной из трех его дочерей.
Гурян... А вот это уже серьезно. Лично я с этим человеком никогда не встречалась, и общих дел у нас с ним не было, но, тем не менее, наслышана. Гурян – один из богатейших купцов в нашей стране, и, несмотря на более чем солидный возраст, умен, и все еще очень многое держит под своим контролем. У него, как говорится, все схвачено и за все заплачено. Не сомневаюсь и в том, что нужных связей и полезных знакомств у него более чем достаточно. Судиться с ним, конечно, можно, только для этого нужны толковые стряпчие и очень большие деньги, и все одно нет уверенности в том, что не будут перекуплены свидетели и не пропадут собранные доказательства. Мужик проигрывать не любит. Впрочем, даже в том случае, если дело будет выиграно, то сомнительно, что семья Коннела получит хоть что-то. Почему? Скорей всего, у этого человека – отца Коннела, нет особого имущества, так, капают в карман проценты от мелких сделок, и не более того. Гурян не из тех людей, кто подпускает чужаков к своим делам, пусть даже этот человек – муж его дочери. Суд может назначать какой угодно штраф отцу Коннела – все одно в итоге горе-папаша вывернет пустые карманы перед судом: дескать, это тесть богат, а я человек бедный, и взять с меня нечего! Если уж на то пошло, то лучше в долговую яму сяду... Вернее, его туда отправит разгневанный тесть, ведь подобные скандальные истории очень вредят репутации торгового дома.
Обо всей этой истории я могу сказать только одно: если бы мне нужно было принять решение – судиться с Гуряном, или нет, то я для начала хорошо взвесила все «за» и «против». Это не тот человек, кого стоит иметь своим врагом.
Меж тем Коннел продолжал:
– Ты и сама понимаешь, что не стоит говорить посторонним о некоторых вещах – так проще жить.
– Мне мог бы сказать правду с самого начала.
– Ну, понимаешь... – Коннел чуть замялся. – По сути, эти подробности не так и важны. Не люблю, когда люди начинают относиться ко мне с неким снисхождением: мол, вроде и из аристократов, а на самом деле едва ли не бедней нас – ни кола, ни двора... Правда, окружающие все равно откуда-то узнают об этой истории: вон, инквизитор – и тот в курсе!
– Было бы удивительней, если б Пес Веры не выяснил подобное... Ой, смотри, кажется, наши показались!
– Точно, они...
И верно: из-за холма появилось несколько человек. Прикрыв глаза от солнца, смотрела на них. Так, их шестеро: Пес Веры, двое святых отцов, Якуб, и двое пленников. Значит, решили прихватить с собой эту парочку отступников. Надо же, рискнули взять обоих... Ну, это дело господина инквизитора: хочется ему тащить с собой этих грешников – пусть тащит, только, боюсь, глаз с них нельзя спускать ни на миг. Вот еще лишние хлопоты на нашу голову! Вообще-то Павлен с самого начала говорил о том, что принца Гордвина необходимо вернуть на родину, причем неважно, живого или мертвого. Хотя тут я не совсем права: принц должен вернуться на родину живым, а что с ним будет потом – это никоим образом не должно волновать никого из нас.
– А тебе не кажется, что они уж очень медленно идут?.. – Коннел тоже всматривался в приближающихся людей.
– Пожалуй, ты прав... – кивнула я головой. – Такое впечатление, что плетутся нога за ногу. Может, пойдем им навстречу?
– Пошли... – согласился Коннел, закидывая на плечи свой дорожный мешок. Надо сказать, что содержимое этого мешка довольно заметно оттягивает плечи парню, а ведь еще пару дней назад ничего подобного не было. Ну, о причине догадаться несложно: похоже, за согласие отправиться на расправу с чончоном Павлен заплатил не только мне, но и Коннелу, причем не скупясь, отсыпал парню золотого песка и самородков, которых в пещере хватало. Дело хорошее, только вот тащить эту тяжесть – удовольствие небольшое. За то долгое время, что мы стояли под каменным козырьком, я пару раз попыталась незаметно приподнять мешок Коннела, и, надо сказать, это получилось у меня с трудом. Это мне Пес Веры в качестве уплаты отдал изумруды, а вот Коннелу – золото, тем более что в пещере должно быть немало этого желтого металла: чернокнижник и не скрывал, что ранее к ним частенько забредали старатели, причем вряд ли у тех людей были пустые руки. Что тут скажешь? Только то, что я заранее сочувствую парню: золото – очень тяжелый металл, и тащить долгую дорогу на спине такую тяжесть мне бы никак не хотелось. Хотя, вообще-то, еще недавно Коннел отказался от трех найденных мешочков с золотом, которые в конечном итоге забрал Якуб, но сейчас нашего проводника можно понять – тогда мы шли вперед, и не знали, что будет дальше, а теперь возвращаемся назад, а раз так, то не стоит отмахиваться от лишних денег. Мне, во всяком случае, даже в голову не пришло отказаться от тех изумрудов, а, между прочим, эти два мешочка немалых размеров, битком набитые камнями, весят ой как немало! Ничего, своя ноша не тянет, как-нибудь дотащу, тем более что Павлен ясно дал мне понять: это будет единственным товаром, который я увезу из Зайроса.
Подойдя ближе к мужчинам, которые, и верно, не шли, а еле брели, я поняла, насколько они измотаны. Хуже всех выглядел Павлен – бледный, с впавшими глазами и трясущимися руками, инквизитор только что не мотался из стороны в сторону. Такое впечатление, что он передвигается из последних сил. Да что с ним такое? Надо сказать, что и остальные выглядели немногим лучше – святые отцы, как и Пес Веры, еле держались на ногах, принц со своим приятелем смотрелись тоже далеко не лучшим образом. Единственным человеком, кто выглядел более-менее сносно, был Якуб. Хм, если судить по внешнему виду, то вся эта компания едва держится на ногах.
– Что с вами произошло?.. – ахнула я, подходя к мужчинам. – Краше в гроб кладут!
– Лучше вы скажите, что с чончоном?.. – уставшим голосом спросил Павлен.
– Нет больше чончона... – махнул рукой Коннел, и тут я заметила злой взгляд, который чернокнижник бросил на Коннела. Похоже, этот грешник всерьез надеялся на то, что чончон окажется сильнее.
– Хорошо... – кивнул головой Пес Веры. – Проклятого Ока тоже больше нет, во всяком случае, я на это надеюсь. Господин Коннел, у меня к вам огромная просьба, хотя и несколько бестактная: не могли бы вы на какое-то время взять мой дорожный мешок? Что-то я крепко устал, даже ноги не держат...
