Наш батя врач, так что проблем с лечением ран не было. Он быстро обработал ранку и сделал укол и заклеил пластырем.
- Антибиотик. - сказал тихо: - Что бы заражения не было. Ещё где-то есть?
А протянул правую руку, превозмогая боль. Он обработал ссадины:
- У тебя опять входящий перелом пястных костей.
Я хотел сказать, ну и чёрт с ними, не впервой, но челюсть не слушалась. И повернувшись к стене, я опять заснул. Явно было не менее трёх часов ночи.
Разбудил меня Витька, грохнув ногой по ножке койки:
- Где-то тебя носило?
Я с трудом повернулся к нему, увидав всю красоту на моих мордасах, ухмыльнулся:
- Однако... - протянул: - Маман не видела?
Я попробовал поворочать нижней челюстью и проворчал довольно нечленораздельно:
- Батя.
- И, как отбрехался?
Но у меня чертовски разболелась челюсть, и верхняя и нижняя, а уж про зубы и говорить не чего. Я мотнул головой, мол - пошёл бы ты. Он оторвался от созерцания моей фингалистой рожи и пошёл в ванну. А я лежал, ожидая пока он оттуда выйдет.
Когда рассматривал себя в зеркале в ванной, то восторга не испытывал, оба глаза затянуло огромными фиолетовыми фингалами. Прозевал... Если бы сразу, по приходу, проткнул фингалы, то кровь бы вытекла и ситуация имела бы не столь красочный вид. Попытался потрогать под носом, но, до этого ноющая боль, ударила резким импульсом и интенсивно запульсировала. Чёрт, это то, чего я не люблю, с ноющей болью как-то свыкаешься, а вот пульсирующая крепко досаждает.
Зубы верхней челюсти удары выдержали, хвала им, а вот сама верхняя челюсть, судя по всему, малость треснула. Порадовал нос, а я-то опасался, что он как-то уж очень резко понюхал асфальт. Ат, нет, молодец, сохранился в первозданном виде. Синяки по телу не в счёт, это мелочи.
А вот кисть правой распухла и тоже приобрела в некоторых местах ядовито фиолетовый оттенок. Вот это уже хуже, завтра дежурство на пожарке, а с такой рукой там делать не чего. С кухни донёсся голос матери:
- Завтракать, а то я уже убегаю на работу.
Ещё не знает. Но вот она открыла дверь ванной и отшатнулась, упершись в противоположную стену:
- О боже...
- Чего там, о боже, - хмыкнул Витька, опершись о дверной косяк:
- Ты что, первый раз такого красоту видишь? Пора привыкнуть?
Она кинула на Витька очень, очень неодобрительный взгляд. Он явно злился, уж я-то его знаю, досадует, что не было его вчера ночью рядом со мной.
Схватила меня за голову, рассматривая мою боевую раскраску.
- Мам, пустяки, кости целы. - постарался я её успокоить, слегка сбрехнув про кости, - Бодягу приложу, пара дней и всё пройдёт.
Лучше б я промолчал, потому, что моё нечленораздельное мычание повергло её в очередной ужас.
Не буду рассказывать, обо всех её "восторгах" по поводу моей физиономии и меня, по случаю досталось и Витьку. Нам с Витькой с трудом удалось её, чуток успокоить и выпроводить на работу, хоть и с опоздание.
- Я так понял, ты не боеспособен? - спросил он, уплетая картофельное пюре с сосиской и вываливая мою пайку себе в тарелку. Я только махнул рукой, теперь мне пройдется денька четыре поголодать. Но не впервой, а потом диета из вымоченной в молоке булки, недели на две, не меньше.
Лежал на койке, прикрывшись пледом, и решал - сейчас ехать в госпиталь за больничным, в части больничный, выданный гражданской больницей, не признавали, надо только из ведомственного госпиталя. А туда ехать: электричкой, метро, а потом троллейбусом с пересадкой... Этого я точно не выдержу, на ногах устою, но завою от боли.
- Я сейчас Лихачу позвоню - Витёк чётко чувствовал все мои проблемы: - Может он тебя машиной подкинет?
Витёк ушёл к телефону.
- У него сегодня в посёлке машины нет. Договорился, завтра к двенадцати заедет.
Я благодарно махнул ему рукой.
- Ну я пошёл.
Он уже был одет. Я понял, что сейчас пойдёт, устроит разборки, хотел остановить.
- Звякни в часть, завтра не буду. - удивляюсь если он понял хоть что-нибудь из моей речи. Но недооценивать Витька нельзя:
- Позвоню, и успокойся, я на пиво, через часик подойду.
Хотелось бы поверить, но мы обычно пиво пили в кафе "Спутник", а там всегда кто-то тусуется из "светских львов", особенно, если пиво завезли. В общем, я отлежался до вечера.
День третий. (вспоминать-то и нечего)
А на завтра прокатали меня в госпиталь и даже подождали, пока у меня брали кровь из пальца, вены. Потом отправили на рентген, а потом ещё пришлось доказывать, что несчастный случай: "Падение такого-то на рельсы" произошёл не на службе.
- Пиши объяснительную.- потребовал кадровик. Я предъявил перемотанную правую кисть:
- Перелом двух пястных костей.- процитировал один из диагнозов в больничном. Он с досадой покосился на мою руку:
- Со второго караула? - спросил с подозрением, он знал, что второй караул только сегодня заступил.
- Так точно! - выпалил я в надежде, что отпустит.
- Ладно.- поиграл желваками: - Закрывать больничный будешь, зайди.- отдал приказ:
- Свободен!
Хорошая команда, мне она всегда нравилась, с объяснительной что-нибудь придумаю.
Заехали на пожарку. Старший лейтенант, начкар с погонялой Карандаш, фамилия его в общем-то Карандашов. Похлопал по спине, он-то сразу догадался в чём дело, сам из чертовски отчаянных, - пожарный!
- Что, в темноте, на чьи-то крутые кулаки наткнулся? Но с такими фонарями тебе уже ни какая темнота не страшна. - ухмыльнулся.
- Сам понимаешь... - попытался ответить, уже более менее получалось. Он был ровесником, а кроме того, мы с ни в таких передрягах побывали, прикрывая друг друга. В части это не считалось за панибратские отношение с начальством. В нужное время, в нужном месте субординация соблюдалась неукоснительно.
- А народу много? - спросил, зная и так, что в части отчаянный недобор кадров, а теперь и я вышел из строя.
- Три калеки, кроме шоферов. Давай, не затягивай с выздоровлением, а то без тебя скучно. - и опять ухмыльнулся - С крутыми кулаками сам разберёшься?
Я показал перевязанную кисть, сам догадается, что это значить. Я ткнул пальцем вверх, таким образом, интересуясь о местонахождении начальника части. Карандаш махнул рукой:
- Уехал в управление. Давай я передам.
Я отдал ему больничный и пошёл в караулку. На фасаде стоял Выхристюк. Как мы, шутя обзывали друг друга, рядовой топорник, лет сорока.
- Влетел? Мотоциклом? - увидав меня, спросил, уважительно покачай головой. А это идея для объяснительной. Я кивнул, соглашаясь. Из караулки доносился привычный грохот, мужики, пользуясь отсутствием начальника, отчаянно рубились в козла. Все козлятники дружно повернулись в мою сторону:
- О...! - выразили общее восхищение моим видом.
- Здоров! Я с рукой что? - поприветствовал меня Козаченко.
- Да, перелом в кисти нашли. Недели на две освободили. - он покачал головой:
- Без тебя хреново будет.- он кивнул в сторону игроков. Карандаш называл их "калеками". Старательные мужики, хозяйственные, но в силу возраста и порядочного опыта, особенно в огонь не лезли. Уже за много лет службы в каких только передрягах не побывали, нахватались всего, до рыгачки. Были уверены: само потухнет, а не сгорит, так сгниёт. Поэтому, ни когда не лезли вперёд и не слишком ретиво стремились исполнять команды. Были уверены это молодёжь, типа Карандашова, Козаченка и меня-студента, рвётся в герои и рвётся в огонь. Карандаш снисходительно называл их за это "калеками".
Ну, если Козаченко на месте они, вдвоём с Карандашом, значить караул не пропадёт, они своё дело знают. Переживать за боеспособность караула не чего.
Ох! И отчаянные парни, что Козаченко, что Карандаш, как говорят охальники и баламуты. А уж попасть кому из них ему на язык, это уже катастрофа, такое услышишь... Да, побывали мы с Козаченком, в таких переделках ...