Оставшееся до премьеры спектакля время потратили на подготовку в соответствии с придуманным планом. Много нам для этого не понадобилось и большую часть времени мы изнывали от безделья. Единственное - ещё Дредд посетил театр, посмотрел комедию "Ветреница и нищенка" и в течение представления запоминал планировку здания. Что и отобразил, вернувшись, на бумаге.

И вот наступил долгожданный день. Уже неделю до него расклеенные по городу разноцветные афиши привлекали будущих зрителей яркими красками. Так что к вечеру за несколько часов до начала премьеры у театральной кассы было не протолкнуться. Знать и торговцы, военные и гражданские, ремесленники и их подмастерья, с жёнами и семьями. Разномастные цветастые одежды жителей Лютеции придавали этой толпе сходство со стаей эребских попугаев. На пороге театра царил полный бедлам. Кому-то не хватило билетов и в том месте началась драка, впрочем, быстро пресечённая подоспевшей стражей. Наконец людей стали впускать и потихоньку все оказались внутри. Трое одетых по местной моде палачей вошли одними из первых.

Дождавшись момента, когда в здании театра скрылся последний из посетителей и на улице остались только немногочисленные стражники, я направился к караулу, одному из трёх, охраняющих театр.

Вокруг не было ни души. Одинокий путник не вызвал у позёвывающих солдат никакого подозрения. Поравнявшись с ними, не обратив внимания на их замечание о том, что представление уже началось и они никого не впустят, я выхватил клинки и воткнул им в глотки. Солдаты рухнули наземь без единого вскрика. Поднял трупы и подставил к стене, подперев их алебардами. Запер двери входа, закрепив в ручках пистолеты стражников.

Надолго не задержался и быстро обойдя театр по периметру, повторил эту же операцию ещё дважды.

Затем, погрузился в цоколь здания и проник в подвал. Нашёл сцену и затаился под ней, ожидая нужного мне момента в спектакле, чутко прислушиваясь к звукам над головой.

Наверху слышались приглушённые реплики актёров и изредка хохот и гром аплодисментов со стороны зала. С деревянных досок помоста мне на капюшон сыпалась пыль, потревоженная ногами людей на сцене.

Пока ждал - поставил друг на друга найденные в подвале два сломанных стула, чтоб было легче пробраться наверх. Наконец, я услыхал заунывное пение на непонятном, видно придуманном, языке. По сценарию "Слотеры" сейчас вызывали демона для любовных утех. И демон явился.

Медленно и торжественно я возник из пола прямо в центре "призывной", нарисованной на досках мелом, пентаграммы. Зал затих. Фигура в глухом плаще с капюшоном выглядела зловеще. Зрители увидели как демон протянул к "вызывавшему" когтистую лапу, одновременно стирая подошвой, скрытой под одеждой, границу меловой пентаграммы. Эти длинные когти, бывшие ранее острыми кривыми кинжалами, я полночи закреплял на своих толстых кожаных перчатках и выглядели они действительно угрожающе.

Схватив за горло остолбеневшего от увиденного актёришку, я рванул руку в сторону и тощий паренёк свалился на помост, кровь била фонтаном из разрезанной шеи. Не давая никому опомниться, прикончил троих оставшихся актёров.

Из оркестровой ямы раздавалась мрачная музыка, заглушая предсмертные хрипы людей на сцене, а зрители спокойно сидели на своих местах и даже аплодировали, думая, что это продолжается представление.

Я обернулся к залу и посмотрел на ряды. Соски Лилит, да он забит под завязку. Ну, ничего, ночь только началась. Заметив в ближайших рядах тройку палачей в нелепых ярких нарядах, встретился с ними глазами и, поняв по выражениям их лиц, что они уже едва сдерживают ярость, воздел чёрные когтистые лапы к потолку. Дредд в это время успел прочитать нужное заклинание и над театром раскрылся Купол Тишины. Теперь местные маги не услышат и не почувствуют ничего, что происходит в его пределах.

Корт тотчас испарился из своего кресла. В зале быстро стали гаснуть свечи. Со звоном падали люстры. Через пару минут театр погрузился в темноту.

Молодец Малиган. Действительно быстрый, как молния.

Что ж, для нас мрак - привычная среда обитания. Скорее помощь, чем помеха.

Дождавшись когда погасла последняя свеча, я прошёл за кулисы. Актёрская труппа на мне, как и режиссёр. Уже не стесняясь и не ломая комедию, я вытащил любимые клинки и в несколько взмахов сократил численность актёрского состава сразу на несколько человек. На остальных актёров не пришлось потратить много времени. Последним я убил режиссёра.

Знаменитый на всю Лютецию своими пьесами и чванливостью Франсуа де Шон забился в маленькую гримёрку какой-то местной актрисы и, спрятавшись в шифоньере, тихо поскуливал от страха. Я проткнул его насквозь, как бабочку, и оставил умирать в ящике с дамским бельём.

Закончив свои дела за кулисами, вернулся на сцену. В зале слышались крики ужаса и боли. Люди в панике давили друг друга, искали выход и не могли найти. А те, кому это удалось, не могли открыть массивные двери, запертые снаружи.

Привыкшие к темноте глаза разглядели равномерно, как мясник за прилавком, рубящего длинной шпагой Мэйса Треверса, смазанные контуры, появляющегося то там, то тут и убивающего по несколько человек сразу, Корта Малигана и идущего сквозь толпу, как раскалённый кинжал сквозь масло, сеющего смерть вокруг себя Дредда Слотера.

Сбросив плащ, я спрыгнул со сцены. Сжимая в руках по клинку, закрутился в обезумевшей толпе, как волчок. Рубил и колол любого оказавшегося в пределах досягаемости. Кто-то пытался сопротивляться, но большинство гибло под ударами клинков, как смиренные ягнята.

Людей было много, очень много. Мы отдыхали по очереди и снова резали, рубили, кололи.

К утру в живых остался едва ли десяток. Им оставили жизнь намеренно. Должен был кто-то рассказать страже, как вызванный случайным ритуалом демон вырезал за ночь почти всех посетителей Большого театра господина де Шона.

Я отпер дверь и мы вышли из театра с первыми лучами солнца, скрыв под плащами измазанные в крови одежды.

Посетив арендованный домик, наскоро обмылись и, оставив хозяину на столе массивный кошель с золотом, спешно покинули временное жилище.

Через пару часов четыре мрачных всадника оставили позади прилегающие к Лютеции земли.

Мы неслись галопом, придерживаясь лесополосы и скрываясь от людского глаза. Когда начались степи, затаились в лесу, дав отдохнуть лошадям и передохнули сами до наступления сумерек. Ночь прошла в такой же дикой скачке. К полудню были уже на подъезде к Уру.

Оставив позади Западные ворота Блистательного и Проклятого, мы холодно попрощались и разъехались в разные стороны.

Уставший, покрытый толстым слоем дорожной пыли, я шёл по знакомым улицам, ведя выдохшегося Сумрака на поводу. Бедняга выглядел так, будто его не кормили неделю. Бока ввалились, шумное дыхание вырывалось из ноздрей, выгоняя из них кровавую пену.

Навстречу нам шёл какой-то горожанин, увидев меня он испуганно сошёл с дороги. Жестом руки остановил его.

Протянул повод, приглашающе кивнув на него, не спуская глаз со смертного.

- Мне? - недоверчиво спросил он.

Присел на корточки и на дорожной пыли вывел "подарок".

- Спасибо, господин! - залепетал горожанин, восхищённо поглядывая на хоть и загнанного, но всё ещё великолепного скакуна. - Благодарю, господин!

И, видно опасаясь, чтобы "господин" не передумал, рванул от меня чуть ли не бегом, впрочем, не выпуская из руки крепко зажатый в ней повод.

Вздохнув, я проводил взглядом пепельного, прошёл ещё немного и поймав свободный дилижанс, кинул извозчику монету, завёрнутую в записку с надписью "Лаоан-тизис".

Протрясшись некоторое время по покрытым неизменной брусчаткой улицам Блистательного и Проклятого, наконец очутился на пороге своего дома.

Не успел отпереть дверь и пройти внутрь, как на мою уставшую персону накинулся горячий рыжий вихрь. Меня обняли, искупали, накормили, расцеловали и уложили спать.