***

Когда настойчивый луч такого редкого зимнего солнца ударил в лицо, Леа проснулась в объятиях Гаррета. Ему спать не требовалось — он бережно стерег сон своей утомленной «волчицы». Девушка нежно скользнула рукой по его гладкой, слегка искрящейся в солнечном свете груди. Она ощущала, какой необыкновенной была его кожа: холодная, твердая, невероятно светлая. Гаррет был прекрасен, словно статуя Давида, вот-вот высеченная из белого мрамора талантливым мастером Микеланджело. Леа встретилась взглядом с вампиром — тот тепло улыбался. Эта ласковая улыбка кровожадного и беспощадного убийцы не могла не умилять, но вместо этого девушка лишь цокнула языком и, нахмурившись, отвела взгляд.

— Ты, наверное, голодна? — уж больно заботливо поинтересовался вампир.

— Ага… — нехотя обронила Леа.

— Тогда я сейчас же что-нибудь придумаю, — произнес Гаррет, поднимаясь.

Но Леа стремительно обвила его грудь руками, прижимаясь к мужчине еще крепче.

— Подожди, — остановила она его. — Подожди, я потерплю… Побудь еще немного рядом.

Гаррет удобно устроился, обняв девушку, и та положила голову ему на грудь. Да, она ощущала, как вздымается его грудь при дыхании, однако не слышала биение сердца.

— Если ты пожелаешь, я всегда буду рядом, — тихо проговорил он. — У нас много времени…

Оборотни были дивным народом. Вроде бы и обычные люди, которые могли бы прожить обычную жизнь. Однако когда на горизонте появлялся вампир, квилеты однажды превращались в волка, обретая свою вторую сущность — волчью, а достигнув лет эдак двадцати пяти — прекращали стареть. И только когда вампиры полностью исчезали из поля зрения, оборотни имели шанс продолжить свой жизненный цикл: их обращения сходили на нет, они снова могли состариться и в итоге покинуть этот мир. Вот только с вампиром «перед носом» для квилета все останавливалось, превращаясь в такую же вечность — неумолимое, бесконечное противостояние…

— Вечность, — задумчиво произнесла Леа. — Если не бросишь меня… — и словно желая уйти от темы, которая все еще бередила раны, добавила, разглядывая старинную комнату: — У тебя довольно милый дом, однако не мешало бы освежить интерьер.

— Это и твой дом тоже, и ты можешь делать с ним все, что пожелаешь, — Гаррет расплылся в улыбке, чмокнув девушку в макушку. — Вот только от человеческой крови, увы, я отказаться не смогу.

— Ничего, — прижимаясь щекой к крепкой мужской груди, прошептала Леа. — Ненавижу людей. А подонков — особенно.

И Леа было так хорошо и спокойно на душе в это мгновение. А страдание и унижение, через которые ей довелось пройти, казалось, стоило пережить, чтобы найти истинное счастье. Теперь Леа знала — отныне все будет по-другому…