Вода поднялась почти до краёв. Безуспешно попытавшись закрутить вентили ногой, Олег всё-таки привстал и перекрыл кран. Лёг обратно. Задержал дыхание и ушёл под воду с головой. Голоса с кухни превратились в неразборчивый шум, кровь глухо стучала в ушах, и лишь капель из протекающего крана звонко пела свою монотонную песню.

Он не спешил выныривать. Дал телу испугаться кислородного голодания, дождался адреналинового всплеска, одновременно прощупывая энергетиеские каналы и выводя перед собой анатомическую карту тела. Выпустил из лёгких воздух, проник в каждую клетку своего тела. Выделил в крови всё постороннее, токсичное, погнал напрямую через межклеточное пространство наружу.

Вынырнул. Сердце мерно и тяжело отсчитывало удары, с трудом качая загустевшую кровь. Мышцы тянуло, кожа зудела, а внутренности, казалось, собрались разложиться на атомы, но перед этим устроили парад: с маршировкой и перестраиванием рядов.

В дверь постучали, то ли кулаком, то ли ногой, и испуганно спросили:

— Ты там живой?

— Да, — сдавленно ответил Олег.

— Мы смотрим — тебя нет. Я подумал,что ты уснул и захлебнулся. — Подождав немного, голос добавил, — давай, не спи там.

— Ки-ит! Свет включи.

— Чего?

— Свет, говорю, вруби!

Олег провёл ладонью по плечу. Вся кожа в липкой и тягучей гадости, очистка вышла глубокая, на секунду даже возникла мысль, что перестарался, и добрая часть этой слизи разбавлена кровью.

Медленно накаливаясь, зажглась в потолке лампочка. Теперь можно было хорошо разглядеть результат. Вся вода покрыта тонкой маслянистой плёнкой, кожа ядовито-жёлтая, кое-где с зелёными, синевато-серыми или красноватыми разводами. Дно ванны покрыл серый мутный осадок, но, как ни странно, в основном вода была прозрачная, почти чистая. Потратив полбанки мыла и почти столько же шампуня на склеившиеся волосы, Олег усердно оттёр себя мочалкой несколько раз. Воду, само собой, давно спустил, и теперь под душем последний раз полоскал волосы и насвистывал замысловатую мелодию из любимой песни. Внезапно горло сдавило изнутри, тело согнуло пополам, и Олег выплюнул тягучую массу сомнительного цвета. Ну и гадость. Эта самая гадость, подмываемая водой, начала ползти к ступням, Олег выскочил на кафель, сплюнул ещё раз тягучую слюну, и три раза подряд почистил зубы. Как ни странно, после всего увиденного Олег чувствовал себя не просто превосходно, такая лёгкость и чистота была несравнима даже с походом в настоящую русскую баню.

Высушив голову и одевшись, вернулся на прежнее место, к скучающей гостье. Может, его ждала? В карты так и не села играть, а при его появлении аж засияла. Интересно, о чём он с Монахом разговаривали? Потому что такое ощущение, будто оба напряжённо молчали, и никто не решился просто пересесть. Олег даже посочувствовал товарищу — при всей своей подкованности в делах мудрённых, пень пнём, когда дело касается разговоров со слабым полом.

Кит с Ихтиандром по-прежнему безуспешно пытались сменить русло обычной игры в игру на раздевание. Щит Кати пестрил хаотичными взрывами образов. Если защищается от своих согрупников, значит ещё достаточно трезвая. Маша... была уже той кондиции, когда для покорения женского сердца нужно лишь уединение, вдруг погасший свет и несколько минут разговоров в правильном ключе.

Олег взял с подоконника недопитую бутылку и вопросительно поднял бровь в ответ на обвиняющий взгляд.

— Ловко притворяешься. Вроде пьяненький был. Или закинулся супер-отрезвином?

— Типа того.

Понял, что на пьяную голову успел наговорить много лишнего. Хотя ничего страшного, залить в девушку ещё несколько бутылок пива, и завтра из всех разговоров она вспомнит лишь трёп ни о чём.

— Скажите, Ирина, — Олег театрально задрал бровь, — знаете ли вы, в чём прелесть трезвости?

— В чём же, — подыграла девушка.

— А в том, что можно снова напиться. Как вы на это смотрите?

— Исключительно положительно.

Заливаясь всем, что стояло на столе, снова принялся за в разглагольствования. Решил не дразнить Монаха деконспирацией явки, поэтому пустился в хитросплетения Кантовской философии, начал приводить пропущенные Декартом тезисы о принципе бытия и в конечном итоге закончил разгромом изречения Протагора, доказав, что мерой всего является вовсе не человек.

— От твоего монолога Аристотель воскрес, чтобы снова умереть, а Спиноза в гробу перевернулся, — язвительно заметил Монах, — давай лучше покурим.

— Давай, — согласился Олег, открыл окно и щёлкнул пальцами, — кстати! А угости-ка ты нашу гостью си-га-ре-той.

— Ты и сам можешь.

— Алексей, ну угостите барышню папиросой. Ира, дай ему из своей пачки.

Монах, немного подумав, вытащил из предложенной пачки сигарету, размял и вернул. Девушка взяла, неуверенно покрутила в пальцах, осматривая со всех сторон:

— И что, теперь курить?

— Ну да, — Олег поднёс пламя зажигалки, — просто кури.

Девушка затянулась, выпустила струю дыма. Затянулась второй раз, сильней. Затем третий и четвёртый, с каждым разом всё больше округляя глаза.

— Ты поменял её, что ли? Вообще не чувствуется, как воздух. Покажи руки. — Она осмотрела ладони Монаха, прощупала рукава, — что ты сделал?

— Облегчил табак.

— Это как?

— Просто, — Олег ответил вместо вновь затормозившего друга, — ты представляешь, что хочешь делать, собираешь энергию, и просто делаешь это. Как я и говорил, — он повторно дотронулся виска девушки, — всё здесь.

Ну всё, растаяла. Пустяковый фокус, а всегда так действует. Чудо ведь. Хотя Олегу показалось это вдруг дико неспортивным и не по-товарщески подлым. Гостья к нему так и льнёт, вон уже вплотную села, взяла его руку и положила себе на бедро. А Монах сдержанно-злобно-завистливо... и -разочарованно собирается вернуться к столу, чтоб напару с Катей обувать незрячих соперников.

— А почему ты не бреешься? — спросила девушка, — волшебникам положено носить бороду?

— Не-е.. когда у меня нет девушки, мне незачем бриться. Сбриваю, когда неудобно целоваться.

— Давно уже нецелованный ходишь... — Ирина наклонилась к уху Олега и прошептала, — у тебя бритва есть?

Нити флюидов, подобно водорослям на сильном течении, трепыхались и тянулись к Олегу, дотрагиваясь до его оболочки и вспыхивая пурпурными искрами. И ему вдруг стало интересно. Что, если...

Сидел на кровати и смотрел на старый церковный календарь, оставленный одним из квартирантов. Давно бы пора избавиться от несуразной бумажки.

День выдался просто дикий. Точнее, ночь. Всплеск энергии, которую устроил на кухне Монах... устроили Монах с Ирой... здорово заляпал пространство квартиры.

Теперь идея перенаправить предназначенное ему внимание на Монаха не казалось такой уж хорошей идеей. И витало в воздухе ещё нечто. Предчувствие. Нехорошее.

Девушка на кухне проснулась. Олег заметил, как сменилась цветовая гамма её ауры. Быстрыми рывками она окрасилась из пурпурного в серые тона. От неё хлынула волна ужаса, Олег сам чуть не поддался беспричинному паническому страху, но пространство родного жилья смягчило удар, и всего лишь на мгновение была сбита ориентация. Придя в себя, он хотел рвануть на кухню, но это было лишним: она, мертвенно бледная и нагая, стояла у его кровати. Медленно опустившись на колени, схватила Олега за руку и притянула к себе. Он попытался высвободиться, но без толку: девушка держала его мёртвой хваткой, не собираясь отпускать. Даже не требовалось напрягать внутреннее зрение, чернота явственно била из её груди настолько концентрированными волнами, что материальный план не выдержал и начал вибрировать. Волосы развевались, как в невесомости, а глаза... глаза пугающе спокойны, отсутствующий взгляд был устремлён не на Олега, а сквозь него.

— Я их видела, — тихо сказала она и усилила и без того крепкую хватку, — эти тени на стенах. Почему ты не сказал мне раньше? Перезвон колокольчиков так прекрасен... Оно погасло, погасло и не помогает ему... ты... — голос девушки изменился, глаза загорелись незнакомым огнём — ты...