– Ну, хорошо, согласен. Что скажешь, то и сделаю, – сдался Архивариус, – А гонорар мне какой-нибудь причтется?

– Безусловно, – заверил Блюм. – Могу пока обещать пять процентов от общих сборов после осуществления проекта.

– А как насчёт раскопок библиотеки? – насторожился Архивариус. – Ведь обещал помочь в спонсорстве.

– Для этого мне нужны данные, подтверждающие наличие библиотеки      .

– Ничего нет проще! – возликовал Архивариус. – Сейчас я тебе всё выдам!

Из глубины апартаментов Блюма послышалось лошадиное ржание. Блюм направился туда, Архивариус засеменил за ним.

– Ну, во-первых, я ищу библиотеку около года, – начал своё доказательство Архивариус. – Каждое полнолуние, благодаря моему дару ощущать некоторые токи, я сужал круги и таким образом вышел на пустырь.      Блюм открыл помещение, где находилась белая скаковая лошадь, перед которой телевизор показывал передачу «В мире животных».

– Сколько мне пришлось преодолеть барьеров! – продолжал Архивариус. – Я даже Ленина победил! Ленина!                              Авангардист многозначительно присвистнул.

– Такая мощнейшая энергетика от мавзолея прёт, что постоянно сбивала меня с толку. И это естественно, что Владимир Ильич пакостил мне. Ведь вся его воля была устремлена в будущее, как и у тебя, тогда как я ищу то, что было несколько веков назад.

– Что, Марья Булатовна, не нравиться передача? – потрепал Блюм лошадь за морду и начал щёлкать пультом, задерживая каждую программу на некоторое время.

– Во-вторых, сегодня ночью соотношения углов падения луча каждой основной звезды всех зодиакальных созвездий составил шестеричную прогрессию! – бросил Архивариус немаловажный козырь. – А это бывает раз в пятьсот лет!

Марья Булатовна выразила явное удовольствие от телеигры «О, счастливчик» (сейчас она называется «Кто хочет стать миллионером»), фыркнув ноздрями и закивав головой.

– Ах, ты моя интеллектуалочка! – умилился Блюм и дал лошади ананас.

– В третьих, мерцание Сириуса замедлило частоту колебаний, как бы затаив дыхание перед великой находкой. А Сириус – моя звезда!

Блюм вернулся в зал и развалился в кресле перед компьютером.

– И, наконец, моя интуиция! Я просто верю, что там находится библиотека Ивана Грозного!

– Это не научно, – поморщился Блюм. – Ну что такое мерцание, Сириус, интуиция, «верю», «не верю»? Может быть, там что-то и есть, например, какая-нибудь канализация или бог знает, что… – Он углубился в компьютерную игру.             Архивариус, в то время, пока авангардист говорил, заметил на столике фотографии, которые привлекли его внимание. Он взял их в руки и начал рассматривать. На фотографиях был запечатлён известный пустырь с разных ракурсов.

– Откуда у тебя это? – перебил он Блюма.

– Я сам фотографировал свой пустырь.                                    Архивариус изменился в лице.

– Когда ты намерен запустить свой проект? – спросил он дрожащими губами.

– Думаю, недельки через две-три, ну, через месяц. Как утрясутся дела с бумагами.

– Блюм, – сказал Архивариус, побледнев, – именно под этим пустырём библиотека Грозного! Ты не посмеешь вторгаться экскаватором в ценнейшие исторические слои почвы. Там надо снимать миллиметр за миллиметром.

– Ну, милый мой, этак и за десять лет не построишь. А я намерен открыть свой памятник ко Дню всех влюблённых!

– Зачем там нужен какой-то безумный мемориал, когда под пустырём уже есть бесценный исторический памятник?! – взревел Архивариус.

– Мне плевать на то, что там есть! – вдруг взвизгнул авангардист и завязал руки в узел. – Я сам составлю историческую эпоху! С меня начнётся новая эра! Причём тут какая-то библиотека, которой и существовать-то не должно?!

Он пошатнулся и опёрся локтем на клавиатуру компьютера. На экране монитора зарубились мечами два отъявленных головореза.

– Варвар! – в ужасе прошептал Архивариус, скрипнув громко зубами.

– Тупица! – пытался крикнуть Блюм, но закашлялся от возбуждения и, развязав руки, воспользовался несколько раз ингалятором.

Архивариус медленно поплыл к выходу, задумчиво крутя пуговицу. У самой двери он оглянулся.

– Если бог есть, он не допустит твоего проекта. Бабник! – На последнем слове пуговица, которую он крутил, оторвалась.

– Вот мы и проверим… – выдавил авангардист, но новый приступ кашля прервал его речь.

Когда он поднял голову, приятель, а вернее, уже враг, удалился. Дверь была распахнута настежь. Блюм повернулся к монитору, стиснул зубы, и, ударив пальцами по клавишам, через секунду поразил мечом компьютерного противника.

Старушка, которую ночью разбудил пучок света с пустыря, стояла в очереди в магазине и беседовала со своей знакомой. Знакомая была интеллигентного вида бабушка в дворницкой оранжевой безрукавке, та самая Наталья Леонидовна, которую начальница ЖЭКа учила грести граблями на пустыре. Она слушала простоватую подругу и пыталась скрыть на своём лице тонкую насмешку.

– Вот вам крест, Наталья Леонидовна, – уверяла её подруга, – здоровенный такой, косматый, голос страшенный « Э-э-э! А-а-а!»

– И, конечно же, с рогами! – заключила Наталья Леонидовна, тихонечко рассмеявшись.

– Ой, и не знаю, что это было, а только ходют слухи, – сплетница понизила голос, – что призрак деда Панкрата там шастает. Не похоронен он будто бы, вот душа-то неприкаянная и мечется.

– Ах, оставьте вы эти бредни, Лидия Григорьевна, – сказала интеллигентка с ноткой раздражения в голосе. – Я понимаю, что помойка является продуктом энтропии, распада, и в этом смысле я могу согласиться, что она – дьявол. Но лишь символически! Вы же всё принимаете за чистую монету, простите, как дикарь. Нельзя же так, в самом деле! Позвольте, позвольте, сколько вы мне должны сдачи? – обратилась она к кассирше, не успев погасить раздражение.

– Всё правильно, – фыркнула та в ответ. – Следующий!

– Боже, какие астрономические цены! Уму непостижимо! – нервно засмеялась Наталья Леонидовна, покрылась красными пятнами и стала суетливо класть покупки в пакет.

Вдруг её простоватая подруга, стоявшая впереди и уже расплатившаяся с кассиршей, растерянно проговорила:

– Ой, а где мой батон? – Она порылась в своей сумке. – Девушка я заплатила за батон. Вот чек.

– Да-да, он вот здесь лежал, – кивнула кассирша на место перед Натальей Леонидовной в оранжевой безрукавке.

Многие в очереди посмотрели на интеллигентную дворничиху, которая почувствовала на себе взгляды и удивлённо вскинула брови. Лидия Григорьевна крючком указательного пальца бесцеремонно оттянула одну сторону пакета своей подруги и заглянула в него.

– Вот он, мой батон! – обрадовалась она и злорадно посмотрела Наталье Леонидовне в глаза. – А говорите, что не кушаете белый хлеб!

Наталью Леонидовну передёрнуло.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я специально…

– А почему бы и нет? – победоносно улыбалась Лидия Григорьевна. – От нищеты-то и на воровство пойдёшь!

– Вы, вы… Как вы смеете? Темнота!

– Хлеб мой украла да ещё обзывается! – с радостью взорвалась Лидия Григорьевна, наконец-то дождавшись для этого повода. – Секритуткой всю жизнь в райкоме партии проработала, а туда же, благородных кровей! Воровка ты! Воровка и безбожница! В чёрта она, смотрите-ка, не верит! Сама чёрт!

Лидия Григорьевна пошла к выходу, с наслаждением побраниваясь. Подруга её разводила руками, пожимала плечами, улыбалась и смотрела на покупателей, как бы ища у них сочувствия. В таком молчаливом возмущении она вышла на улицу и направилась к дому. Поравнявшись с пустырём, бывшая секретарша райкома остановилась, окинула его оценивающим взором и печально закачала головой, как бы сожалея о том, что в век научно-технической революции столько ещё много суеверия. Вдруг откуда-то из-под земли глухо донеслась матросская песня «Раскинулось море широко». Наталья Леонидовна застыла. Поющий голос постоянно срывался, как на заезженной пластинке, и начинал песню сначала. Старушка попятилась от пустыря, замотала головой и с неожиданной для неё быстротой, чуть ли не спортивной ходьбой, покинула аномальное место.