– Возможно, – я говорю спокойным уверенным голосом, но внутри наполняюсь ужасом. Сейчас он выглядит не просто, как возмущенный человек, а как часть бушующей толпы при проигрыше любимой команды. Он выпаливает слова, будто стреляет ими в меня. Коротко и отрывисто. Скулы сживаются и его руки так сильно вцепились в руль, что костяшки пальцев успели побелеть.

– Ты думаешь, такое поведение может сойти с рук?! – теперь его слова сопровождаются рывками машины, его нога скачет по газу, вверх—вниз. Он будто не замечает ничего вокруг, срываясь на крик.

Я не могу вымолвить не слова. Мне хочется сказать, чтобы он остановил машину. Что я хочу выйти. Но мои губы не шевелятся, мои челюсти скованы ужасом, как судоходная северная река зимним льдом. Мне кажется, я совсем не дышу. И я не сижу в машине рядом с ним, а прыгнула в люк своего внутреннего ужаса.

***

Он был достаточно нелепым юношей. Так я запомнила его в нашу первую встречу. Но уже тогда я была кокеткой. И за любые крохи внимания, совершенно неважно от кого, готова была проявлять внимание сама. Я горделиво думаю, что до меня этого не делал никто. Что девушки его игнорировали, хотя, конечно, могу ошибаться.

Он ходил в черной «аляске», самой частой куртке той зимы, черной вязаной шапке, и был весь усеян прыщами. Он был непривлекателен. И совершенно не в моем вкусе. Но что—то привлекло меня, если я так хорошо помню эту встречу. Возможно, я устала от флирта, и мне хотелось просто быть самой собой. Это было возможно лишь с теми, кто мне не нравился. С ними мне не нужно было притворяться.

Как мы стали встречаться для меня сейчас неразрешимая загадка. Он просто стал приходить ко мне, а я готова была говорить с кем—угодно. Сейчас эти воспоминания угнетают и убивают меня. В попытке нравится всем я продала свою душу и обрекла себя на грандиозную боль, которая и сейчас переполняет меня.

Был сентябрь. Однажды, в конце школьной тетрадки он написал, что любит меня. Он был первый, возможно, даже единственный, кому я рассказала о попытке изнасилования. Почему—то я начала доверять ему. Похоже, я готова была доверять каждому, кто просто слушает меня. Слушать он умел. За этим я не замечала чего—то другого, его собственной нужды.

Я не помню не только нашего первого поцелуя, я не помню их вовсе. Секса я тоже почти не помню, хотя его было много, лишь некоторые эпизоды.

Нечто сексуальное пробивалось от него ко мне, когда мы пошли вдвоем на нашу новую квартиру. В тот вечер туда достаточно быстро пришел папа. Но я была готова только на поцелуи, это я точно понимаю. Бояться папе было нечего. Тогда нечего.

Вскоре папе стало не до контроля за мной. Умерла бабушка, его мама. И все началось…. Уже в день похорон, когда все уехали на кладбище, мы залезли вместе в квартиру с улицы, через балкон. Просто не было ключей, и идти было некуда. Делать тоже нечего.

Он полез мне под юбку. Я просто замерла, кровь во мне мгновенно превратилась в лед. Меня больше не было в моем теле, пока его пальцы довольно грубо и неотесанно шарили по мне. Мои губы скорее всего улыбались. Приклеенной кукольной улыбкой. А глаза? Если бы он заглянул в них, то возможно его бы засосало, и он бы не посмел. Но разве в глаза смотрят, когда охвачены вожделением?

Неужели он не понимал, что делает тогда? Важна ли была я, или просто превратилась в тело, пусть и остро желанное? Я не знаю. И не хочу знать.

Потом ему не нужно было ничего делать, я так боялась лишиться его, что готова была на все.

Так длилось 2 года. Я была податливой, а взамен требовала быть со мной, выбирать меня из всех, считать меня самой важной. Он этого не делал. Я закатывала истерики и бросалась на него. Иногда он отталкивал меня так, что я падала. Наверное, это нельзя назвать словом «бил».

Иногда он плакал. Он не мог со мной, но и без меня уже не мог. Я не знаю, чем именно он оказался ко мне прикованным. Я не верю в такую силу секса. Хотя почему бы и нет. С ним дружили многие, но я ни разу не видела, чтобы с ним кто—то флиртовал. И все равно я просто чудовищно его ревновала. К друзьям. К семье. К одноклассникам. Даже к учительнице. Он был моей собственностью, единственным человеком, который подтверждал мое существование. Он был миром, которого немыслимо было лишиться.

Через год он уехал учиться. Приезжал каждые выходные. Я жила от пятницы до воскресенья. И только.

Я сходила с ума. Медленно, но верно. Я жила двойной жизнью. При свете солнца – старательная и прилежная ученица престижной школы, при свете луны – распущенная девица с макияжем в стиле женщины—вамп, глушившая водку без закуски.

Мне нравились мальчики. Разные. Я очаровывалась и влюблялась. Днем. Пара парней даже пытались ухаживать за мной. Но я не их к себе подпускала ближе пионерского расстояния. Ночью я вновь становилась юной Лолитой. И в моих фантазиях даже дневные парни проделывали со мной все, что только могла создать моя больная фантазия после прочтения Эммануэль и Анжелики, маркизы ангелов. Но я не представляла себя рядом с другим мужчиной.

При этом мне нравился то один, то другой его друг. Одного он, по моей просьбе, даже попросил поцеловать меня. Я не помню, чем это кончилось… Я так хотела границы! Кулаком по столу, и: «Этого не будет пока ты моя девушка!» Но нет, они ломались, как семечки. Он был готов унижаться. Я чувствовала свою безграничную власть, а вместе с ней безграничную вину.

На самом деле с ним встречались двое: напуганная двухлетняя девочка и девушка, которая возомнила себя роковой женщиной. Глупышка!

В наших отношениях была какая—то особенная, мазохистическая близость. Только я могла причинять ему такую боль! Больше никому это не было позволено. Отыскивать самое больное место и втыкаться туда жалом, ядовитым жалом. Кайфовать от слабости. И тем самым привязываться еще сильнее, еще крепче.

Не помню, чтобы он ограничивал меня. Я сама это делала с собой достаточно эффективно. Он не ревновал меня. И доверял. А зря!

Однажды я приехала с подругой к нему в общежитие. И одурела от количества парней вокруг, меня буквально переполняла энергия, я летала от этого большого мира плоти и вожделенных взглядов. Я мгновенно приняла решение переехать, пойти учиться после 9 класса. Тогда я думала, что это потому, что я больше не могу без него. Скорее всего, я не могла быть дома, и только. Там было невыносимо, а меня манила жизнь. Тогда во мне ее было немало

Я начала жить ожиданием. Кажется, именно в этот год, у его одноклассницы убили парня. Нелепо зарезали при загадочных обстоятельствах. Жизнь в самом соку остановилась и у него, и у нее. Люди видели горе, боль. Люди сочувствовали. Я же среди всего этого замечала лишь внимание. К ней. Каждый старался уделить его хотя бы крупицу.

Как же, как же так случилось, что я настолько сильно нуждалась во внимании, что из этого могла желать смерти?! Я настолько порочна или попала в такие обстоятельства? Никто меня не убедит во втором! Никогда…. Я – просто исчадия ада. Я завидовала! Отчаянно завидовала. Тогда впервые появились эти мысли….

Сначала они просто отпрыгивали от меня будто мячики. Но тут, и он стал захаживать к ней. Вместо свидания, вместо безумного ада на двоих, мы играли счастливую неразлучную пару и шли к горюющей. Ей досталось еще и то внимание, которое принадлежало только мне! Дьявол захохотал внутри.

Он уезжал, а я представляла. Вот его убили, и меня утешают все все все, но особенно сильно его лучший друг. Он буквально не отходит от меня ни на шаг. Миллион внимания! И при всем при этом я свободна! Я вновь могу влюбляться без вины, я вновь могу ожить и быть хозяйкой себе самой. Расставание было непереносимо, а смерть казалась мне невозможной, а потому про нее было безопасно фантазировать.

Все шло по плану. Я, несмотря на давление учителей, которые ожидали от меня золотой медали, ушла из школы. Родители сдались. Когда я что—то решала, спорить со мной было бессмысленно и безнадежно.