— Заткнись! Тебе слова не давали, предатель чёртов. Я даже подумать не мог, что ты сдал нас французам. Из-за тебя наши ребята…
— Поделом вам всем. Ненавижу вас, нацисты проклятые, вы убили мою семью… — судорога исказила его лицо. Он застонал и прикрыл глаза.
— Надо обработать его рану, — девушка сделала шаг к поверженному и едва не потеряла равновесие. Оказавшийся рядом немец аккуратно её поддержал.
— Опять вы за своё? — укоризненно произнёс он. — Вам самой угрожает опасность, а вы о других печётесь. Даже о врагах.
— Он уже не враг, а несчастный человек, но вы правы: сейчас и в самом деле надо подумать о другом. Тебя Ханс на самом деле зовут?
Неожиданным был последний вопрос, как и «ты», вдруг сорвавшееся с её губ. В тепле его объятий растворялись все беды и проблемы, но на Азмарию в упор смотрел Аншель — её совесть, и девушка отстранилась.
— Да, моё настоящее имя – Ханс, — он собирался почесать затылок, но наткнулся на шапку и так и застыл в этом положении. — Простите меня. Вам, наверное, неприятно говорить со мной, но…
— Я давно знаю, что ты немец.
— Тогда почему вы меня не выгнали в те дни? Впрочем, я начинаю понимать: если вы даже готовы помочь человеку, который только что пытался вас убить…
— Так велит моя религия, — она улыбнулась.
— Но как вы узнали, кто я на самом деле?
Настала её очередь краснеть.
— Письма в рюкзаке, они были написаны на немецком, а ещё пистолет и ваше странное поведение…
— Значит, вы всё-таки осматривали мои вещи? — он тоже улыбнулся.
— Угу, да простит меня Бог.
— Ой, — он стукнул себя по лбу. — Мы всё разговариваем, а надо спешить. Скоро сюда придут другие, и я должен успеть увести вас в безопасное место.
Боль в ноге вновь дала о себе знать, и девушка порывисто вздохнула.
— Бери Аншеля и уходи. Я, к сожалению, не смогу пойти с вами, — она приподняла край юбки, показывая рану.
Немец нахмурился и сжал кулаки.
— Эти изверги в вас стреляли… Азмария, не переживайте, я вам помогу! Мы сможем уйти все вместе, — его лицо осветила надежда, похожая на лист бумаги, охваченный огнём.
— Ты сам-то веришь в это?
— Азмария, мы выберемся! — воскликнул молчавший до этого мальчик. — Ты не можешь остаться здесь одна!
— Нет, ничего не получится. Ты ведь и сам понимаешь это, Ханс-Луи. До ближайшего поселения идти несколько часов, если не больше, а выбираться надо быстро. Я буду вам только обузой.
— Не говори так! — хором воскликнули мальчик и мужчина.
«Они подружатся, я сделала правильный выбор».
— Если останусь, пострадаю я одна, а если вы возьмёте меня с собой, погибнем мы все. Я хочу, чтобы ты спас Аншеля, Ханс.
— Но я не могу оставить тебя здесь! — слёзы заволокли пепел в его глазах.
— Не плачь, всё будет хорошо. Не в этой, так в будущей жизни, — она мягко коснулась его руки.
— Надеешься, что Бог спасёт тебя? Но Он даже сына своего с креста не снял. Азмария, пожалуйста!..
— Прошу, спасти Аншеля.
Он быстро прошёлся по комнате, словно надеясь обнаружить выход в другую счастливую реальность, но, видимо, не нашёл и коротко сказал мальчику:
— Идём.
— Что?! Нет, я не пойду! Я никуда не пойду без Азмарии! Отойди! — он замахал на него кулаками.
— Аншель, тебе надо уходить, — настойчиво сказала монахиня.
— Нет, не пойду! Это всё ты, ты виноват!
— Перестань, Аншель, успокойся. Со мной всё будет хорошо, — она обняла его и погладила по кудрявым волосам, которые так любила расчёсывать. — Слушайся Ханса как слушался меня, — добавила она чуть тише. — Уважай его. Или ты хочешь остаться с теми, кто стрелял в меня?
— Нет, конечно же, нет!
— Значит, уходи сейчас, — она развернула его к немцу. — Ты уж береги его, Ханс.
— Обещаю, — кивнул он и, чуть помедлив, сделал шаг в её распахнутые, словно для распятия, руки.
Он уходил, не оборачиваясь, сильной хваткой тащил мальчика за собой. Ребёнок наоборот постоянно оглядывался, лицо его распухло от слёз, и, чтобы хоть как-то его приободрить, Азмария до боли растягивала губы в улыбке.
Лишь после того, как они скрылись за поворотом коридора, она осела на пол.
Что-то тягучее и ноющее изгибалось в глубине ноги, как старая велосипедная спица. Девушка закусила губу и, собравшись с силами, подползла к раненому. Он почти не дышал. Липкая кровь пропитала его куртку и разлилась по доскам вокруг.
Азмария положила его голову себе на колени и гладила по угольным волосам до тех пор, пока не пришлось навсегда закрыть его веки. Молитва, которую она всё это время пела, оборвалась глухими рыданиями. Мертвец и исходивший от него железный запах были слишком явным напоминанием о том, что вскоре ждёт её саму. Она знала, что Жак не оставит её в живых.
Как она ни храбрилась, страх смерти сжимал ей горло. «Рядом с Розеттой в тот момент был Хроно, а кто проводит в последний путь меня? Кто расскажет сестре Кейт и всем остальным, что со мной случилось? Они будут думать, что я погибла в горах».
Оставалось только молиться, просить, чтобы «миновала чаша сия», но что-то подсказывало — не минует. Никогда и никого она не обходит стороной.
Через некоторое время на улице послышались глухие выстрелы. Эхо тяжёлых шагов пронеслось по дому, и в комнату влетел Жак. За ним медленно шёл Пьер. В отличие от своего командира он снял шапку. Ужас и скорбь были написаны на округлом, когда-то безмятежно-спокойном лице.
Жак на мгновение замер, перевёл ошарашенный взгляд с мертвеца на девушку и заорал:
— Кто это сделал, где Аншель?
Она молчала.
— Кто это сделал? Отвечай! — он схватил её за ворот и хорошенько встряхнул. Сердце бешено колотилось, но она не издала ни звука. — Язык проглотила? Или же здесь был твой Ханс? Говори!
Ткань, как нож, врезалась в обратную сторону шеи. «Умру, но не выдам. Господи, помоги вытерпеть!»
Он резко отпустил её и залепил пощёчину, от которой девушка чуть не свалилась на бок. Из глаз против воли брызнули слёзы.
— Может, не надо? — робко сказал Пьер. — Она ведь не виновата в том, что…
— Заткнись! А ты отвечай! Отвечай!
От удара сапогом в живот из лёгких выскочил весь воздух, и она согнулась пополам, пытаясь вдохнуть хоть одну живительную крупинку.
— Прекратите! Немцы уже близко, и если задержимся, нас схватят.
— Ты прав, нет времени на разборки. Вставай! — прикрикнул он на девушку и сплюнул: — Хотя бы смерть прими достойно.
Дрожа всем телом, она сделала попытку подняться, но раненая нога отказывалась её держать. Слёзы бессилия пролились коротким дождём, и Азмария сжалась в ожидании очередного удара.
— Я помогу, — вызвался будущий священник и бережно поставил её на ноги, шепнув: «Прости».
— Стрелять в неё тоже ты будешь.
— Нет, я не могу!
— Это приказ твоего командира. Ты знал, на что идёшь, когда вступал в сопротивление.
Если бы она не была наполовину сломлена, она бы сказала: «Хватит играть на чужих чувствах!»
— Я думал, что буду стрелять в захватчиков, а не в безоружных девушек.
— Перед тобой преступница, враг нашей страны! Немец, которого она приютила, стрелял в наших ребят. Наших ребят, ты понимаешь?!
Он кричал что-то ещё, брызжа слюной, но Азмария его уже не слушала. Она думала о Хансе-Луи. «Так вот почему он избегал сближения с французами. Он боялся, что кто-то станет ему близок, а потом придётся его убить».
Пьер целился в неё, но сейчас девушку куда больше волновал горы и мир, который она видела в последний раз. Каким же прекрасным он был, несмотря на бедствия, что его сотрясали!
— Подождите, — её голос не дрогнул при обращении к Жаку. — Я кое-что забыла.
Она сняла с шеи часа и обмотала их вокруг левой кисти. Остановившееся металлическое сердце легло в её ладонь.
— Теперь готова?
Азмария кивнула и впервые с тех пор, как её били, осмелилась взглянуть французскому командиру в глаза. Перед ней был усталый, потрёпанный суровой реальностью человек, не демон. Она почувствовала, что крошечная, жгучая как укус пчелы обида отступает.