Все ее тело напряглось, призывая к побегу. Она взглянула ему в лицо и увидела в глазах пустоту. Мужчина притворялся. Он не был пьян и не терялся в городе. Глаза были трезвы, трезвы и слегка безумны. Кирстен ощутила приступ паники.

Незнакомец быстро достал оружие, которое было так похоже на пистолет. Девушка резко развернулась в попытке убежать и уже открыла рот, собираясь позвать на помощь, как в этот момент что-то с силой обрушилось ей на голову. Резкий и сильный удар пришелся в бок, чуть ниже уха. Кирстен споткнулась и упала. Она ощутила привкус крови во рту, а затем чьи-то руки схватили ее.

Новый толчок, уже не настолько сильный, но не менее оглушительный. Боль была невыносимой, но она даже не успела испытать всю ее мощь, поскольку темнота окутала сознание. Улица расстворилась в ночи так же, как и лицо незнакомца.

В голове мелькнула последняя мысль о том, что жизнь оказалась слишком короткой и что поездке, которая должна была открыть новую страницу, так и не суждено произойти.

Эйвери ощущала себя так, будто последние пару недель находилась в некой странной изоляции от окружающего мира. Она вошла в палату и, честно говоря, на данный момент не было иного места, где она чувствовала бы себя лучше, чем среди стерильных стен больницы, в которой Рамирес все еще боролся за жизнь.

Время от времени телефон вибрировал то от входящих звонков, то от поступающих смс, но она редко проверяла его. Ее одиночество могли нарушить лишь медсестры, врачи или Роуз. Эйвери понимала, что, скорее всего, пугает дочь. На самом деле, она уже саму себя начинала беспокоить. Она и раньше впадала в состоянии депрессии, особенно во времена подросткового периода и после развода, но подобные ощущения были в новинку даже для нее. Они выходили за все разумные рамки. Эйвери с головой успела окунуться в размышления о том, была ли жизнь, которую она проживала, действительно ее.

Все случилось две недели назад, тринадцать дней, если быть точнее. Состояние Рамиреса ухудшилось после операции, когда врачи пытались спасти его от полученного ранения, при котором пуля прошла всего в менее чем половине дюйма от сердца. И показатели так и не улучшались. Врачи сообщили, что он пережил сердечную недостаточность и находился в очень рискованном положении. Он мог как прийти в себя и полностью восстановиться в любой момент, так и навсегда уснуть. Уверенности не было. Во время перестрелки Рамирес потерял много крови и даже технически был мертв в течение сорока двух секунд. Ситуация была непроста.

Все это сопровождалось не более приятными новостями, которые Эйвери получила от доктора всего двадцать минут назад.

Тот сообщил, что Говард Рэндалл каким-то образом сбежал из тюрьмы. И сейчас, спустя две недели, его так и не поймали. Если ей и требовалось некое напоминание об этом ужасном факте (хоть это и не так), она получала его каждый раз, когда решалась включить телевизор. Она сидела в палате Рамиреса, словно зомби просматривая новости. Даже с учетом того, что побег Говарда Рэндалла не был главным событием, сообщение о нем все еще прокручивалось в бегущей строке внизу экрана.

Говард Рэндалл все еще в бегах. Власти никак не комментируют это.

Жители Бостона явно нервничали. Создавалось впечатление, что они были на пороге войны с какой-то безымянной страной и только и ждали, что вот-вот с неба посыпятся бомбы. Финли несколько раз пытался дозвониться до нее, а Коннелли дважды заглядывал в палату. Даже О’Мэлли, казалось, был обеспокоен ее состоянием, прислав смс, от которого на душе стало чуть теплее.

«Не спеши. Просто позвони, если что-нибудь потребуется».

Они дали ей время для скорби. Эйвери понимала это и чувствовала себя немного глупо, глядя на Рамиреса, который никак не хотел делать шаг ни в одну сторону. Она также воспользовалась этим перерывом, чтобы обдумать все произошедшее. Блэк до сих пор ощущала холодок, вспоминая, как чуть не замерзла до смерти дважды – внутри промышленного морозильника и упав в ледяную реку.

Но более всего ее беспокоил тот факт, что Говард Рэндалл был на свободе. Каким-то чудом ему удалось сбежать, вновь представив свой и без того загадочный образ. В новостях она увидела, что в социальных сетях многие восхваляли убийцу за подобные Гудини навыки. Он сбежал из заключения, не оставив и следа.

Эйвери размышляла обо всем этом, сидя в кресле, которое одна из медсестер заботливо принесла на прошлой неделе специально для нее, поняв, что в ближайшее время Блэк никуда отсюда не уйдет. Ее мысли были прерваны особым сигналом телефона. Это был единственный звук, на который она реагировала в эти дни, знак того, что с ней пытается связаться Роуз.

Эйвери взглянула на дисплей и увидела новое сообщение.

«Просто проверяю тебя, – говорилось в нем. – Ты все еще в больнице? Хватит. Выходи оттуда и пропусти бокальчик с дочерью».

Блэк отреагировала так, словно была обычным офицером на службе: «Тебе еще нет 21».

Ответ пришел сразу: «Боже, мам, это так мило. Ты и половины обо мне не знаешь. Но у тебя есть все шансы, проведи ты со мной хоть немного времени. Только один вечер. С ним все будет хорошо, даже если ты уйдешь оттуда…»

Эйвери отложила телефон. Она прекрасно знала, что Роуз была права, но не могла отделаться от мысли, что Рамирес может прийти в себя, когда ее не будет рядом. Никого не будет рядом, чтобы поговорить с ним, взять за руку и объяснить что же произошло.

Она поднялась и подошла к нему. Будучи зависимым от аппаратов и с трубкой в горле, он выглядел невероятно слабым. Она вспомнила почему он оказался здесь. Он принял на себя пулю, которая предназначалась ей, и тогда он казался сильнее, чем когда-либо. Она погладила его по волосам и поцеловала в лоб.

Затем Эйвери взяла его руку и присела на край кровати. Она никому не рассказывала о том, что иногда разговаривает с ним в надежде, что Рамирес слышит ее. И она снова пошла на это, сначала чувствуя себя немного глупо, но затем откинув все сомнения.

– В общем, так, – произнесла она. – Я не выходила из больницы последние три дня. Мне нужно принять душ. Также я хотела бы нормально поесть и выпить чашечку хорошего кофе. Немного пройдусь, хорошо?

Эйвери сжала руку Рамиреса и ее сердцебиение слегка участилось, когда она поняла, что по наивности ожидает ответа. Она умоляюще взглянула на него, вздохнула и взяла телефон. Перед тем, как выйти из палаты, она оглянулась на телевизор. Поднимая пульт, чтобы выключить его, Блэк увидела лицо, которое изо всех сил старалась вычеркнуть из памяти в последние две недели.

Говард Рэндалл смотрел ей прямо в глаза. Его фото растянулось на половину экрана, пока репортер с серьезным видом читал новости. Эйвери с отвращением выключила телевизор и спешно вышла из палаты, словно изображение Говарда было призраком и могло потянуться за ней.

Осознание того, что Рамирес собирался продолжить отношения с ней (и, судя по кольцу, найденному в кармане, хотел даже сделать предложение), придало ее возвращению домой лишь дополнительную печаль. Войдя в квартиру, Эйвери растерянно оглянулась. Помещение выглядело каким-то неживым. Казалось, что здесь давно уже никто не жил и хозяева собирались сделать ремонт для последующей сдачи в аренду.

Она подумала о том, чтобы позвонить Роуз. Они могли бы прогуляться вдвоем и съесть пиццу. Но Блэк также прекрасно понимала, что дочь не захочет говорить о происходящем, а она была не готова к чему-то иному. Обычно Эйвери быстро переключалась, но не в этот раз. Рамирес, находящийся в таком опасном положении, и сбежавший Говард Рэндалл… Это уже слишком.

Хоть она больше и не ощущала себя здесь, как дома, ей все же захотелось расстянуться на диване. Кровать словно манила ее.