— Ладно, помолчи, раз хочется… — она задушевно вздохнула, отникая от меня и следуя на кухню, повела за собой. — Пойдём пить чай.

— Ты не сердишься? — осторожно прощупывала я.

— Сердиться? Нет, — почти беспечно реагировала она. — Разве что всё ноет от тебя, но, кажется, и к этому придется привыкнуть…

…Громоздящаяся конструкция, возносящаяся к небесам бесчисленными сплетениями балок, начала трястись, разрастая и без того кромешный ужас. Я глотнула тёмную реальность, безотчётно моргая в чужой комнате. Рядом сидела Валя, стискивая мои плечи. Видно, это она вздёрнула меня из кошмара.

— Рита, — раздался её напуганный голос. — Ты видела что-то страшное?.. Ты бормотала во сне, металась.

— Факк… — взбалмашно провела я по мокрому лбу, напрягая мышцы пресса, чтобы вынести торс в вертикаль, и с рассудительным размышлением примеряясь, не пора ли брать такси, но любопытство превалировало. — Что бормотала?

— Я не разобрала… Что-то про язык… «живёт бесслышно»… души… строят город… Или вроде того.

— Извини… твоя майка отправится в стирку, — я содрала с себя хлопковую ткань с выразительно почерневшими областями вокруг подмышек, шейного выреза и спины, последняя из которых пропиталась вся насквозь.

— Пустяки, — обронила Валя, пытаясь всмотреться в меня сквозь ночную мглу. — Что тебе снилось?

— Я больше ничего не говорила во сне? — уточнила я.

— Что-то невнятное, как будто не по-русски.

— А ты не можешь вспомнить точное звучание?

— Я не полиглот. А ты, кажется, да, — направила она изучающий взгляд мне прямо в глаза. — Или ты опять во что-то играешь?

Я бессильно повалилась на простынь, охлаждаемая от испарения влаги.

— Я ни во что не играю… — наконец, произнесла я серьёзно. Потому что мне осточертел этот фарс; остечертело казаться большой девочкой; осточертело бежать, сминая под ногами всё, к чему могла что-то чувствовать. — Хочешь ко мне в гости?

— Шутишь? Ночь на дворе.

— Дважды не предлагаю.

— Ладно, поехали, — быстро согласилась она. — Только кофе выпью.

— А мне чего-нибудь горячительного, если есть… Ты же не простишь себе, если опять заболею.

— Горячительного? Или расслабительного? — ёрничала она.

Мы домчали по пустым автострадам в мгновение ока. Я отпёрла ключом квартиру, и на нас пахнули привычные ноты домашнего запаха. Коридор с светлыми обувными шкафами, расположившихся вдоль стен, засверкал в излучениях лампы. Совершенно типичные вешалки в прихожей, ничем ни примечательный бордовый ковролин на полу. Моя комната была убрана по-спартански: по её простору были упорядоченно расставлены внушительная кровать три-на-три и письменный стол под красное дерево с парой ноутбуков и внушительными колонками. Пол устилал рыжий ковёр, гармонирующий с нежно-оранжевыми занавесками на окнах и перекликающийся контрастностью с белеющим постельным покрывалом, на самом деле, кремового оттенка в редкий густо-тёмный узор. Вторую комнату я использовала под гардероб, с бесконечными коробками и сплошь монтированными по стенам длинными полками. Там же приютился небольшой отсек с книгами.

— Было, что смотреть? — обескураженно улыбнулась Валя, бродя за мной по квартире.

Я не хотела говорить, что этот порог не переступал никто, кроме меня, несколько лет, и с тех пор многое изменилось, включая обстановку.

— Не люблю хлам, — пожала я плечами.

— Судя по тому, каких размеров у тебя гардероб, ты ещё та барахольщица! — воскликнула Валя. — И ты явно себя любишь…

— Я тебе сейчас выдам майку, — я сердобольно разгуливала по дому, не собираясь на эту ночь совершать никаких прыжков передислокации.

— Нет, ты же не предлагаешь остаться? — запротестовала Валя. — Я одета не по-рабочему, да и после кофе всё равно не усну.

— Ну, почитаешь что-нибудь… — осветила я мало-мальски увлекательную перспективу, хотя лично мне такая не показалась бы радужной. — Посидишь в интернете.

— Хотя бы покажи фотоальбомы, — попросила Валя.

— Ладно. Присядь пока на кухне. Сейчас достану.

С этими словами я направилась в гардеробную, подставила табурет и изъяла с одной из верхних полок коробку из-под обуви, где таилась стопка фотоальбомов. Присоединившись к гостье, неприютливо и озирающесь воссевшей на угловом диване, я шлёпнула коробку перед ней на стол и начала выкладывать пластиковые тетради, сплошь напичканные глянцевыми и матовыми продуктами проявленных плёнок. Валя подвинулась, освобождая мне место возле себя.

— Это я в Швейцарии, — показывала я фото с прижавшим меня к груди отцом.

Мы оба были укутаны в горнолыжное обмундирование. Высокий, каштаново-усатый, с заиневшей окромкой и щетинистыми ворсинками, краснощекий, с задранной маской и открытой заразительной улыбкой, мой отец, омолодевшийся от мороза, в пору моего семнадцатилетия мог сойти мне за ухажёра. На фото, я окольцевала его обеими руками и будто собиралась валить в снежный сугроб. Малолетняя, с игривыми замашками, я очаровывала детской растормошённостью и вызывала у самой себя улыбку. Следующее фото демонстрировало портретный снимок, где я высунула во всю ширь язык с таявшими на нём снежинками. Я вспомнила доисторическую причёску, «каре», с которой проходила одиннадцатый класс.

— У тебя интересный папа, — сказала Валя, рассматривая глянцевую карточку с отображением его в полный рост, в готовящейся к рывку позе, на лыжах и занесёнными вперед палками.

— Не обольщайся. Сейчас он выглядит иначе.

— Ой ли? И как это я не заметила, что ты там совсем ребёнок? — подтрунила Валя, машинально и по-свойски укладывая руку мне на колено.

— Не надо, — аккуратно отстранила я.

— Что, у тебя здесь монастырская обитель?

— Не привычно… Это мои Стены, — капризно поджала я губы.

— Неужто прячешься от татаро-монгольского ига? — провела она скользкую параллель с Великой Китайской.

Мы пролистнули швейцарские фото, и перешли к институским. На них я уже была крашенной брюнеткой с пирсингом — ювелирным гвоздиком с округлой поблёскивающей головкой, торчащем под губой.

— О, мой Бог… Это ты? — с любопытством истязала взглядом Валя моё фото. — Твои подружки? — она ткнула по пьяной морде одной из закадычных и ближайших институтских однокашниц (уж я могла себе позволить к ней панибратское выражение!)

— Машка дурачится! Отмечали Новый Год!

— Ещё подружки, друзья… Сколько их?

— О, у меня была бо-о-ольшая туса! — похвалилась я, юнясь полузабытым сленгом.

— «На пять с плюсом»? — подначила Валя, саркастически вскидывая брови в мою сторону. — Не думала, что ты… особо компанейская. Что-то не заметила у тебя ни одной гостевой кушетки!.. Где вся удалая рать сейчас?

— Сейчас не столько времени, но людей немало, — отозвалась я, вспоминая недавние посиделки в баре. — Если я не зову их к себе, не значит, что не встречаемся в других местах!

Валя развернула фотку, где я в полупрозрачной сетчатой кофте, сквозь которую очерчивается чёрный лифчик, при праздничном «параде», с бокалом вина, в полупрофиль, облокачиваюсь о дверной косяк. Мой взгляд устремлён куда-то вне объектива. Один из редких не постановочных кадров, способных украсить естесственным отпечатком любой фотоальбом. Валя сумрачно оглядывала его, заостряясь на пирсинге и непривычном чёрном цвете волос, девичьем овале довольно миловидного и выразительного лица, красноречивых глазах, в которых плавала вечность, свойственная тому возрасту.