Привоз был миром мошенничества и воровства, и к своему огромному удивлению Таня обнаружила, что здесь криминала даже больше, чем при откровенном бандитском налете. Недовесить и обсчитать покупателя было нормальным делом. Торговки даже соревновались в этих умениях между собой. Гнилой, испорченный товар подкладывали в хороший и продавали по высокой цене. Брак выдавался за высший сорт. При этом в ходу были такие грязные методы, как оговоры и откровенная ложь про соседей, торгующих рядом, на той же улице. Словом, открыв для себя Привоз, Таня получила не меньше неприятных моментов, чем когда пыталась выступать в Оперном театре.

Но Циля не разделяла скептицизма Тани, а наоборот, чувствовала здесь себя как рыба в воде. Она с легкостью вписалась в среду торговок Привоза, и очень скоро ее голос зазвучал в общем хоре тех, кто составлял костяк этого особого мира, не похожего вообще ни на что.

Яркая, колоритная, веселая, острая на язык, Циля пользовалась огромной популярностью у особей мужского пола, работающих на рынке. Особей этих было много, так как Привоз разрастался, набирал обороты и становился одним из самых больших рынков в Одессе. Но, в отличие от Иды, Циля умела себя ценить и не желала размениваться на грузчиков. Тем более перед ее глазами был печальный пример сестры.

Неожиданно в Циле открылась коммерческая жилка и взыграло честолюбие. В мечтах она видела себя хозяйкой крупного торгового универмага на Дерибасовской и как-то призналась Тане, что сделает всё для того, чтобы воплотить в жизнь эту мечту. Поэтому Циле было не до романов, и она безжалостно отвергала воздыхателей, ни к кому не испытывая ничего, кроме презрения. Тане очень нравилось то преображение, которое произошло с Цилей, и она пыталась поддерживать его всеми способами.

Самой же Тане вообще было не до романов, потому что слишком много свалилось на ее плечи, помимо торговли. К примеру, нужно было удерживать остатки банды. И это были действительно остатки – слишком много бандитов примкнуло к большевикам. Таня была вне политики, но могла понять тех, кто, польстившись на красную пропаганду, решил навсегда уйти из бандитской жизни. С ее точки зрения, это был не самый плохой выбор, учитывая, что налеты и любые кражи с каждым днем становились все опаснее.

Эвакуация французов из Одессы привела к тому, что самые состоятельные и богатые люди уехали из города и как-то ухитрились вывезти с собой все свое имущество. Сначала в криминальном мире был пир. Бандиты и налетчики занялись откровенным мародерством, грабя подчистую брошеные квартиры, в которых оставалось еще много поживы. Но так длилось недолго. Потом пустые квартиры закончились, и грабить стало некого. От скуки бандиты начали затевать разборки между собой.

Ситуация в криминальной среде стала напряженной, и Японец выбивался из сил, чтобы удержать в рамках свое криминальное воинство, не допустить разброда и стрельбы по своим. На этом тяжелом фоне Тане приходилось не только заново отстаивать свое место в банде, но и, как уже упоминалось, знакомиться с миром Привоза, который в самые же первые дни стал для нее достаточно неприятным местом.

Но отступать было поздно, деньги в магазин были вложены, и Тане не оставалось ничего другого, кроме как приспособиться к ситуации.

С самого начала своего основания Одесса стала городом, в котором главный упор и акцент делался именно на развитие торговли. Этому способствовал морской порт – идеальное место для перевозки товаров и любых грузов.

Первостроители просто замечательно придумали систему так называемых «сообщающихся базаров», располагающихся вдоль всего исторического центра и как бы перетекающих один в другой. Основной линией расположения этих базаров были порт, Военная балка, Александровский проспект.

Одной частью проспекта являлся так называемый Греческий базар на Александровской площади, другим же концом Александровского проспекта служила Привозная площадь, с которой, собственно, и начинался Привоз.

Между ними, вдоль оси проспекта, располагались торговые ряды размерами поменьше – Караимский, Немецкий, Еврейский, Авгинниковский. Все они плавно вливались в Старый базар, простиравшийся от Успенской улицы до Большой Арнаутской. Старый базар разросся так быстро, что его окончанием стала Привозная площадь, на которой тоже очень скоро возникли базарные торговые ряды.

Таким образом, Привоз представлял собой новую часть разросшегося Старого базара. Именно здесь появилось новшество, которого не было на всех остальных рынках: на Привозной площади была разрешена торговля непосредственно с колес, то есть с телег, подвод, фургонов, возов, фур, словом, со всего, на чем крестьяне привозили свою продукцию в город и продавали ее… Оттуда, собственно, и пошло название Привоз – привоз товара, привозить.

Более четверти века Привоз являл собой грязную, ничем не замощенную и не укрытую площадь, лишенную капитальных строений. Только во второй половине XIX века здесь появились деревянные лавчонки и столы для торговли съестными припасами. Эти места сдавались городской управой в аренду посредством аукционной системы, торгов – кто даст больше.

Наблюдать особо за каменными строениями не надо было, потому что в двух кварталах от площади находились каменные павильоны Старого базара, построенные по проекту Торичелли. Крестообразные ряды разделяли Старый базар на четыре площади: Черепенниковскую, Яловиковскую, Посоховскую и Шишмановскую.

Пятая же площадь, которой заканчивался Старый базар, Привозная, оставалась незастроенной – наличие больших каменных строений мешало скоплению гужевого транспорта, с которого производилась привозная торговля.

История собственно Привоза начинается с 1827 года, когда было принято решение строить на Привозной площади каменные павильоны для открытия рынка. Несколько каменных строений стали основой для постоянной торговли и потеснили гужевой транспорт, который очень скоро перестал быть основой Привоза. Крестьяне больше не хотели торговать с телег, а занимали места в новых, открытых павильонах из камня, торговать в которых было намного удобнее, чем в грязи под открытым небом.

В 1913 году по проекту архитектора Федора Нестурха на Привозе построили специальный Фруктовый пассаж. Он состоял из четырех двухэтажных корпусов, соединенных высокими арками с коваными воротами, на столбах которых были установлены литые чугунные вазы с фруктами.

Корпуса были расположены попарно двумя рядами, между ними оставался длинный и достаточно широкий двор. В отличие от классического пассажа, он не был покрыт остекленной кровлей. Под каждым корпусом во всю его длину были устроены подвалы, а на первых этажах – анфилада из десяти торговых помещений, которые впоследствии постоянно перестраивались и достраивались. Фруктовый пассаж стал самым значительным и красивым сооружением Привоза, и торговые места в нем стоили дороже.

Именно тогда в Одессе свирепствовала жестокая чума. Источником заразы были рынки. Поэтому городские власти приняли решение сжечь все строения на Привозной площади. А когда рынок будет сожжен, отстроить его заново. Так и сделали. После пожара на площади стали появляться каменные сооружения.

Привоз рос как на дрожжах. Товары на нем были дешевле, чем на остальных рынках в городе, больше было и покупателей, и продавцов. Здесь торговали представители разных национальностей, видимо, поэтому именно здесь зарождался неповторимый одесский язык, когда отвечают вопросом на вопрос, неправильно используют ударения и падежи, по-своему коверкают слова, но при этом отлично понимают друг друга…

За рядами Фруктового пассажа и за дощатыми павильонами, построенными вплотную к бывшей Привозной площади, находилась одна точка, которую не удалось изменить за все прошедшие годы. Это место было чем-то вроде человеческой свалки, где собирались самые отпетые элементы Привоза. Люди валялись на земле среди мусора, сброшенного с подвод, да и под самими подводами, потому что совсем вплотную к этой своеобразной свалке располагалось единственное место на всем Привозе, где все еще можно было торговать с них. Места для торговли были там самыми дешевыми – из-за отвратительного соседства со свалкой, из-за вечной, ничем не перебиваемой вони и из-за тех, кто оккупировал эту грязную территорию. Это были последние очистки людской породы, вечный человеческий мусор в виде опустившихся пьяниц, бывших заключенных, ни к чему больше не способных, кроме как клянчить милостыню на рынках, инвалидов, больных чахоткой, спившихся биндюжников, постаревших уличных проституток – этого вечно пьяного отребья, пены человеческого мира, лишенного элементарной брезгливости и прочих человеческих чувств.