– Да уж, – сморщила носик Саша. – И тут ты живешь?

– Да, – скупо обронил Мирон. – Снимаю комнату.

– А почему не с родителями? Свободы захотел? Девушек водить сподручней? – Последний вопрос вылетел словно бы сам по себе, да еще и задала его Сашенька неожиданно дрогнувшим голосом, что ее ужасно разозлило. Но Мирон не обратил на это внимания. И ответил вовсе не то, что она ожидала услышать.

– У меня нет родителей. Они погибли, когда я был маленьким.

– Как погибли?.. – ахнула Саша, ругая себя что есть силы за бестактность. – Ты прости, я не знала…

– Да что уж там! Восемнадцать лет прошло. Но я их хорошо помню. Мы в машине ехали, когда… В общем, я вот жив остался, а папа с мамой…

– Прости-прости! – неожиданно прижалась к Мирону Сашенька, обняла его, но тут же, спохватившись, отпрянула. На глазах ее блестели слезы.

Мирон замер, боясь пошевелиться. Все мысли разом повылетали у него из головы. Единственное, что ему хотелось сейчас, чтобы Саша снова обняла его и не расцепляла руки подольше.

Сашенька же, устыдившись спонтанного проявления чувств, сухо, грубовато даже, бросила:

– Ну, все. Проводила тебя, дальше сам. До дверей и без меня дойдешь. Пока. Звони, если что.

Однако Мирон не двинулся с места. Он смотрел на Сашеньку таким взглядом, как смотрят взрослые на несмышленого ребенка – с укоризной, но в то же время с умилением.

– Что опять не так? – насупилась девушка.

– Куда же я пойду?

– Домой. Это ведь твой дом?

– Мой. Только он здесь.

– Разве это плохо? Поскольку дом здесь, то в него осталось только зайти. – Сашенька тоже перешла на тон воспитательницы детского сада.

– Это ничего не даст, – покачал головой Мирон. – Я ведь зайду в дом здесь, а не там…

– Где там?

– Не могу сказать… Ты не разрешаешь. Но ты ведь поняла?

– Ага, опять параллельные миры и перпендикулярные измерения?

– Ну да…

– Вот что. Ты один живешь?

– Нет, я ведь говорил: я снимаю комнату. У бабушки одной, – сказал Мирон. И на всякий случай уточнил: – Старенькой.

– То есть, ей уже за двадцать? – невольно вырвалось у Саши.

– Думаю, что за все восемьдесят, – улыбнулся парень.

– Ладно. Стой пока здесь, – сказала Сашенька. – Я сама сейчас проверю. Какой номер квартиры?

– Шестнадцать. На втором этаже самая крайняя. Только давай все же вместе пойдем!

– Я сказала: стоять! – сверкнула глазами девушка. Но тут же добавила совсем другим тоном, спокойно, даже ласково: – И ждать меня.

– Я готов ждать тебя, сколько… – начал было Мирон, но Саша уже скрылась за облупленной дверью подъезда.

Быстро взлетев на второй этаж, Сашенька остановилась возле крайней двери. Подняла руку с выставленным пальчиком, но так и не смогла обнаружить то, к чему хотела этот пальчик приложить. Звонка не было. Отсутствовала, впрочем, и табличка с номером квартиры, так что девушка слегка засомневалась, к нужной ли двери она подошла. К тому же, та была настолько неопрятной – в драных клочьях грязного дерматина, в отвратительных бурых пятнах, – что вызывало сомнение, живет ли кто вообще за этой дверью.

Саша отступила на пару шагов и осмотрела соседние двери. Они тоже не выглядели новыми, но все-таки отвращения не вызывали. Да и номера были на месте: «13», «14» и «15». Так что, как ни крути, а попадать следовало именно за непронумерованную дверь. Сашенька снова подошла к ней и замерла в нерешительности. Теперь она услышала доносившиеся из квартиры голоса, так что сомнения в ее обитаемости рассеялись. Это уже было что-то. Но главная задача – дать людям в квартире знать о себе – решения пока не находила. Поскольку звонком и не пахло (некий запах, и вполне отчетливый, от двери все-таки шел, но девушка побоялась его с чем-либо ассоциировать), оставалось только стучать. Но касаться рукой этого непотребства показалось Саше делом немыслимым. И хоть была она девушкой воспитанной и прекрасно знала, что так делать нельзя, но все же почти с чистой совестью (как минимум, по сравнению с остатками дерматина) повернулась спиной к двери и постучалась в нее каблуком.

Голоса поутихли. Но тут же стали еще громче. А открывать дверь, похоже, никто и не собирался. Пришлось постучаться еще, теперь уже совсем не стесняясь и не сдерживаясь. Оказалось, что пренебрежение стыдом приносит вполне реальные плоды: за дверью послышались шаги. Затем щелкнул замок, дверь открылась, и Саша увидела… Нет, она далеко не сразу поняла, кто же стоял перед ней на пороге. И причин тому было несколько.

Во-первых, на Сашеньку пахнуло непередаваемым букетом запахов. Да таких, что девушке с трудом удалось сдержать рвотные позывы. Пахло пригорелой, а также протухшей, прокисшей и прочей не пригодной в пищу едой. С ужасом Саша поняла, что пахло также и тем, во что еда превращается в процессе переработки (а также и недоработки) человеческим организмом. Прочие ароматы, такие как застарелые запахи пота, табачного дыма, водочного перегара, – казались на фоне прочего чуть ли не ароматизаторами.

Во-вторых, в прихожей квартиры было темно.

В-третьих, тот, или скорее то, что стояло, покачиваясь, перед девушкой, было существом без пола и возраста.

То есть, ожидала-то Саша увидеть древнюю старушенцию, а потому и приняла сначала открывшего дверь человека за старую женщину, но сомнения тут же захлестнули взбунтовавшее сознание. Сначала оно споткнулось о предполагаемый возраст. Ведь человек, которому за восемьдесят, в любом случае должен иметь морщины и седые волосы. И если волосы еще можно перекрасить (если осталось что), хотя и вряд ли в таком возрасте этим заморачиваются, то морщины скрыть гораздо сложнее (сомнительно, чтобы обитатель подобной квартиры имел средства на пластическую операцию). Так вот, морщин-то как раз у открывшего дверь существа не было. Впрочем, возможно потому, что лицо у него представляло собой вздутый синяк, откуда поблескивала щелочка глаза. Волосы теоретически могли оказаться и седыми, но были настолько грязными, сальными и слипшимися, что истинный их цвет определить в настоящий момент не имелось возможности.

Пол существа разум также не смог определить. Единственным отличительным половым признаком оказалась юбка. Но она была настолько грязной, мятой и драной, что и юбкой-то ее называть не поворачивался язык.

К отвисшей нижней губе человекоподобного нечто прилип папиросный окурок. Это оказалось единственным, на чем Саша смогла остановить взгляд дольше двух секунд, без того, чтобы не украсить дверной дерматин новыми цветными разводами, а прихожую – дополнительными запахами.

Впрочем, и на хабарик ей долго полюбоваться не дали.

– Чего тебе? – сплюнув папиросные останки прямо под ноги Сашеньке, спросило существо. Судя по голосу, оно, скорее всего, принадлежало когда-то к прекрасной половине человечества.

– Ми… рон здесь живет? – с трудом уговорив организм не совершать непотребства, спросила девушка.

– Ми-и!.. – икнуло чучело, – …рон? Это который?

– А что, их у вас несколько?

– До хрена, – кивнуло существо, потеряв при этом равновесие, и чуть не упало. Но все-таки непостижимым образом удержалось на ногах и даже сумело махнуть в темную глубь квартиры рукой: – Любого выбирай!.. А ты выпить принесла?

Переход от одной темы к другой произошел стремительно. Но, как выяснилось, это лишь Сашеньке темы показались несвязанными между собой. У человекоподобной особи на сей счет было иное мнение.

– Дашь пузырь, бери Мишку. Если он с тобой еще пойдет!.. – затрясла она перед Сашиным носом грязным пальцем с обломанным ногтем. А потом омерзительно захихикала и крикнула, нелепо вывернув голову: – Мишка, ты с ней пойдешь?!..

– К-какой еще Мишка? – поперхнулась Сашенька. – Я про Мирона вас спрашивала…

– Да какая, на хрен, разница? – особь изумленно раскрыла, насколько смогла, единственный доступный на данный момент глаз. – Вот тебе не все равно, Мишка или Гришка? Там еще Серега вроде сидит… или уже лежит.