– Это как? – выгнула неимоверной дугой брови женщина.

– Ну… вы же говорили, что ваш муж является, когда вы… так сказать… это самое…

– Когда я хочу отдаться мужчине?

Брок подпрыгнул, приложил палец к губам, закивал и замотал головой во все стороны одновременно, умудряясь при этом делать возмущенно-круглыми глаза и ими же непрестанно подмигивать:

– Тс-с-ссс!!! Да-да!.. Нет-нет!.. Да как же вы… Да что вы уж так-то?.. Так-то оно, конечно, но… Тс-ссс!.. Ну, нельзя же столь открыто, так сказать… Ну, в общем, да. – Он снова сел и устало отер лоб ладонью.

– И вы хотите, чтобы я соблазнила соседа? – словно не заметив обезьяньих ужимок сыщика, напрямик спросила Венера Адамовна.

Брок смирился с судьбой и так же откровенно и прямо ответил:

– Да.

– А если Сережа заявится снова?

– Тогда я верну вам деньги.

– Все?

– Плюс сотню сверху. За моральные издержки.

Госпожа Хренько раздумывала недолго.

– Хорошо. Я согласна.

– Но если вы перепутаете последовательность действий, претензии не принимаются! – поспешно заметил Брок.

– Что я вам, девочка, действия путать? – возмущенно фыркнула Венера Адамовна, поднялась с кресла, запахнула шубу и, не прощаясь, под звон колокольчика скрылась за дверью.

Глава 5. Мирон показывает странную заметку, Брок убеждает его податься в писатели, а в итоге Муза посещает его самого

На пару минут в офисе повисло непонятное молчание. То ли наговорились все за последние сорок минут до отвала, то ли вспоминали, на чем же прервала их беседу Венера Адамовна Хренько.

Уж кто-кто, а Мирон, видимо, точно об этом вспоминал. Вспомнить, может, и не вспомнил, но заговорил первым:

– Олег Константинович, вы что-то и впрямь, как мне думается, цену несусветную назначили. Не мое, конечно, дело, но…

– Вот именно, что не твое! – Брок будто бы даже обрадовался, что тишина нарушилась. – Ишь, думается ему!.. Есть чем думать-то?

– У меня высшее юридическое образование, – поправил очки Мирон. В голосе его сквозила неприкрытая обида.

– И что? Можно теперь грубить старшим?

– Я не грублю… – растерянно пробормотал парень.

– И пререкаться можно? И обвинять в алчности и прочих, не побоюсь этого слова, грехах?

– Да нет же! – умоляюще сцепил пальцы Мирон. – Но шестьсот рублей – это же… Это невообразимо дорого! Тем более, всего лишь за консультацию. Вы ведь обычно за такое раз в десять меньше берете. Ну, пусть сто рублей – это уж самый что ни на есть максимум…

– Что? – захлопал ресницами Брок. – Сто рублей?!.. – Сыщик начал возмущенно багроветь, но пришедшая вдруг в голову идея прервала этот процесс посередине, оставив на сыщицком лице легкий здоровый румянец. – Вы, стало быть, считаете, что сто рублей – достойная сумма за нашу, так сказать, работу? – неожиданно перешел он на «вы». – Что она не обесценивает наш труд, не унижает нас, как специалистов высокого уровня?..

– Ну конечно не унижает! – замахал руками Мирон. – Это ведь очень большие деньги.

– То есть, ты хочешь сказать, – вновь снизошел до «тыканья» Брок, – что для тебя, – выделил он голосом, – сто рублей – это много?

– Разумеется!

– Отлично, – потер сыщик ладони и обернулся к Сашеньке: – Александра, выдай из расходной кассы сто рублей молодому человеку. Расходник не оформляй, вычтешь потом у меня из зарплаты.

Саша достала из кармана джинсов сторублевку и протянула ее Мирону. От неожиданности тот взял купюру и заморгал, уставившись на Брока:

– Но… зачем?

– Я плачу тебе эти большие деньги, чтобы ты оставил нас в покое! – стукнул кулаком по столу сыщик. – Считай, что я дал тебе расчет.

– Я… уволен? – пролепетал Мирон.

– Если ты продолжаешь считать, что был когда-то принят сюда на работу, то да.

Юноша побледнел и медленно, будто сомнамбула, прошел к вешалке. Снял длинное, почти до пят, черное пальто, обмотал вокруг шеи длинный, черный же шарф и побрел к выходу.

Возле двери остановился, оглянулся назад. Бросил долгий, полный немого укора взгляд на Брока, с грустью и нежностью посмотрел на Сашеньку.

Девушка, не выдержав, шмыгнула носом. Сыщик демонстративно повернул голову к окну и стал что-то насвистывать.

– Не свистите, Олег Константинович, денег не будет, – глухо вымолвил Мирон, решительно распахнул дверь и под звон колокольчика скрылся за нею.

Брок облегченно выдохнул. А вот вдохнуть не успел. Колокольчик над дверью вновь испуганно звякнул, и в офис ворвался Мирон. Парня не было всего-то секунд десять-пятнадцать, но за это время с ним произошли разительные перемены. Во-первых, он был теперь не бледным, а красным. Во-вторых, он трясся так, будто не секунды, а часы провел на морозе. В-третьих, глаза парня стали занимать чуть ли не пол-лица, а очки и вовсе заползли на лоб.

В мучимых жестоким тремором пальцах Мирон держал полученное «выходное пособие», размахивая им, словно матрос семафорным флажком.

– Чт-то?.. – заклацал зубами парень. – Чт-то эт-то?..

– Ну-ууу, батенька, – жалостливо пробормотал Брок. – Да ты совсем плох. Я подозревал, конечно, но чтобы до такой степени!..

– Это деньги, Мирон, – испуганно вжалась в спинку стула Сашенька.

– Н-нет, вот эт-то что? – Мирону удалось наконец приунять трясучку, и он сумел ткнуть пальцем в центр купюры.

– Это Большой театр, молодой человек! – нахмурился сыщик. – Стыдно, знаете ли…

– Я знаю, что это Большой театр. – Мирон перестал вдруг трястись и спросил почти жалобно: – А где Государь?

– Кто? – дуэтом выдали отец с дочерью.

– Государь Император Всероссийский, – не без торжественности в голосе произнес парень. – Его Величество Николай Третий.

– Ах, император? – переспросил Брок, жестами показывая Сашеньке: звони, мол, скорей, куда следует. – Николай Третий, вы говорите? Ну как же, как же! Конечно, любезный, как я вас понимаю! Второй был, а третьего – хоп! – и нету. Непорядок. Безобразие просто! Сейчас разберемся, ты только не волнуйся, Мироша. Присядь вон пока. Видишь, Сашенька уже звонит.

– К-куда? – вновь затрясся парень. Не столь сильно, как до этого, но все-таки ощутимо.

– Как это куда? Насчет императора осведомиться. Где, дескать, лежит у вас… то есть, где он, куда подевался дорогой наш Государь?

– Не ерничайте! – взвизгнул вдруг Мирон. – Государь – это свято! Неужели вы и впрямь предали Россию?..

Теперь уже и сам Брок схватился за телефон. Но услышав, что Сашенька уже говорит в трубку что-то насчет императора, звонить передумал. Да и из Мирона словно разом выпустили воздух. Он сник, опустил голову. Руки его плетьми повисли вдоль тела. Из разжавшихся пальцев вылетела и желтым осенним листком опустилась на серый ковролин злосчастная купюра.

– Папа, – громко зашептала Саша. – Они говорят, что императоров им больше не надо. Перебор уже.

Мирона от слов Сашеньки тряхнуло так, словно в него попала молния. Но уже в следующее мгновение он вновь будто бы выпал из жизни.

– Так это ж не он император! – зашептал в ответ сыщик, косясь на впавшего в прострацию Мирона. – Скажи, что наш-то как раз и мечтает на Государя Императора взглянуть.

– Я его уже видел, – глухо, без интонаций, проговорил вдруг Мирон, не поднимая головы. – На церемонии награждения покорителей Марса. Меня сам Максим Вотчицев пригласил. То есть, вас. А вы меня с собой взяли.

– Ага, – хлопнул челюстью Брок. – Как же, как же. Коне-е-ечно! Разуме-е-еется! Типичный, знаешь ли, случай. Покорители Марса нас с тобой систематически приглашают. То туда, то, как говорится, сюда.

– Олег Константинович, не надо издеваться, – по-прежнему глухо, но очень внятно попросил Мирон. – Я понял уже, что происходит нечто странное. Случилось какое-то чудо… По-моему, я даже догадываюсь, кто его сотворил.

– Чудес не бывает! – строго отчеканил сыщик. – А вот умственные расстройства случаются. Ничего, Мирон, ты молодой – может, еще и вылечат. Медицина, знаешь ли, идет вперед семимильными шагами. Не надо отчаиваться.