"О! Димочке рад. (И как касса ни пуста, а для конспирации ей шелковая юбка необходима.)"

Димка принялась развозить "Искру" по северным городам. И больше дня нигде не задерживалась. Старалась заметать следы. В Петербурге брала билет на один поезд, скажем до Кременчуга, а среди ночи пересаживалась на другой, направлявшийся в Торжок, и утром выходила из вагона в Москве. Про себя думала, что, по всей вероятности, работает не хуже Бродяги, которым в редакции "Искры" восхищались все. Тот спал только в поездах, питался в станционных буфетах. Так же будет делать и она.

Бродяга оставался неуловимым, пока случайно не попал в западню. Она, Димка, постарается избежать случайностей.

Но от Димки не было писем, и Надежда встревожилась: не перехватывают ли жандармы?

И Владимир Ильич, вернувшись из Логиви, каждый день спрашивал:

- Опять нет?..

А потом по глазам жены стал догадываться: "И сегодня тоже нет".

Что там с ней? Неужели рискнула отправиться в южные города? Ведь предупреждали же...

Между тем второго августа на Николаевском вокзале Петербурга Димку, хотя она и была в ином наряде, приметил филер, таскавшийся раньше за ней по южным городам и в своих проследках именовавший ее "Модной". Тогда он утерял ее где-то около Ровно.

А теперь?..

Филеры, незаметно сменяя друг друга, кинулись за Димкой целой сворой. Они ехали из города в город в тех же вагонах, что и она, всюду ходили по следам...

Посетив северные города, Димка, не замечая теней, отправилась на юг. Побывала в Харькове. Седьмого августа повидалась в Полтаве с братом Мартова.

Восьмого в пятом часу утра филеры видели "Модную" у кассы вокзала. Она взяла билет до Кременчуга, где ей доводилось бывать...

2

С утра радость: пришло письмо от Курца - Фридриха Ленгника, с которым во время ссылки, бывало, целыми часами Владимир Ильич спорил по вопросам философии, пока тот не отказался от своих идеалистических воззрений. Жив курилка! И не только жив - в Самаре заменил Кржижановского на время его болезни.

Глеб где-то в башкирской юрте пьет кумыс. Поправляется. Недели через две вернется молодцом. А они-то в Лондоне недоумевали: "Почему Соня дремлет?" В душе упрекали за молчание.

И еще в письме была приятная новость - Бродяга собирается бежать из Лукьяновки. И не один. С ним восемь человек таких же, как он. Выходит, все социал-демократы.

Кто же они? Вероятно, Бауман. Несомненно, Блюменфельд... Кто еще? Конечно, транспортер Басовский, хотя он и порядочный флегматик. Постарается не отстать от энергичных. Есть там еще Папаша*. Говорят, из наших ортодоксов. Умный и находчивый...

_______________

* П а п а ш а - Валлах (М. М. Литвинов, будущий советский дипломат).

Если им удастся, большая будет подмога! Баумана снова бы в Москву. Для восстановления комитета.

А вдруг да... Об этом лучше не думать. Они сами знают, что в случае неудачи всем грозит каторга. Надо надеяться, предусмотрели все до мелочей.

...Лукьяновка где-то на окраине Киева. Говорят, тюремная ограда отменно высока. Шесть аршин! Никому не удавалось перебраться. Да, кажется, никто и не пробовал. Тюремщики давно успокоились: за четверть века - ни одного побега!

Действительно, после Льва Дейча и его двух товарищей там не было побегов. Лев Григорьевич рассказывал: подкупленный надзиратель вывел их через ворота в надзирательских мундирах. А теперь как? Большой группой в мундирах не пройти. Что же остается? Подкоп? По словам Дейча, невозможен. Вооруженная схватка у ворот? Охрана может перестрелять. Вероятно, придумали что-нибудь иное...

Тем временем схваченных агентов продолжали свозить в Лукьяновку. Это не случайно - из Киева "Искра", доставленная "путем Дементия", проникала во многие города.

Если схваченных не решатся судить, могут быстро расправиться втихомолку - при помощи царской резолюции.

Не опоздали бы искряки...

И Владимир Ильич каждый день нетерпеливо просматривал письма - из Киева ничего не было. И от Сони тоже не было. Пожимал плечами:

- Странно.

- Может, лежат письма где-нибудь на перепутье, - успокаивала Надежда. - Не сегодня так завтра получим.

- Мы должны все знать, чтобы вовремя помочь.

Прошло больше месяца. И вот однажды среди писем оказалась бандероль, пересланная из Нюрнберга. Этим адресом чаще всего пользовались Кржижановские.

- А ну-ка, ну-ка, что тут? - Владимир Ильич, развернув "Вестник финансов, промышленности и торговли" No 19, похвалил за конспирацию: Умно! - Быстро перелистал и отдал жене. - Проявляй скорее.

На условленной странице Надежда отыскала едва заметную карандашную точку в букве А, где начиналось тайное письмо, и стала нагревать над лампой.

- "Пятого августа. Пишет Клэр", - прочитала первые слова, проступившие между строк журнала. - Почерк самого Кржижановского.

- Значит, поправился. И знакомый псевдоним звучит бодро.

- Клэр в переводе чистый?

- Да. Ясный, светлый, чистый. Таков сам Глебася! Ну, и что он там?

- Дает новые адреса. Просит перед посылкой тайных писем всякий раз присылать невинную открытку на адрес Медвежонка.

- Хорошо! О Маняше попутная весточка! А больше ничего о наших? Значит, еще не вернулись. Август приятный месяц, отдохнут по-настоящему. Продолжай. Не буду больше отвлекать.

Надежда начала переписывать проявленную страницу, а Владимир занялся заметкой, присланной из Нижнего, но через какие-то секунды, оторвав глаза от бумаги, попросил:

- Если встретится что-нибудь важное...

- Да тут все важное. Даже особо важное. Вот хотя бы о судье Ш. Ты догадываешься, кто это?

- Свояк Глебаси, Шестернин, муж Софьи Павловны. И что же он?

- Обещает устроить у себя в Боброве Воронежской губернии хороший склад нашей литературы!

- Вот это новость! А как к нему писать?

- Через Соню. Псевдоним прежний - Руслан и Людмила.

- Напиши сегодня же.

И опять занялись каждый своим делом.

Надежда стала проявлять следующую страницу журнала. Там были строки об Улитке - Зинаиде Павловне, жене Кржижановского. Она ездила в Нижний, по дороге виделась...

- Аркадий цел! - поспешила Надежда обрадовать мужа. - Зина виделась с ним.