- За начало, стало быть. За будущие успехи всех присутствующих...

- Нет, погоди. - Поднялся Ленгник с рюмкой в руке. - И за отсутствующих! За Ильичей! Нам недостает их здесь!

Все зааплодировали, стали чокаться. Маняша про себя отметила: "Всем недостает Володи" - и пригубила сладкое вино.

Когда мужчины опорожнили рюмки, Глеб Максимилианович обвел глазами застолье, усмехнулся:

- Ну вот, теперь похоже на день рождения. И пора приступить к делу. Пиши, секретарь. Первый вопрос: выборы Центрального комитета "Искры"*. Да, да. Ленина я понял так: Центральный комитет для России. Для всей страны. Понятно, временный, до второго съезда.

_______________

* Так они называли вошедшее в историю Бюро Русской организации "Искры".

Избрали шестнадцать человек, включая шестерых членов редколлегии "Искры". Председателем - Кржижановского, секретарем - Зинаиду Павловну. Она сказала, что ей понадобится помощница.

- Я думаю, найдется такая. - Глеб Максимилианович остановил взгляд на Ульяновой. - Если никто не возражает, то - Медвежонка. Так и запишем.

Стали распределять районы для работы, и Глаша едва усидела на месте. Куда ее? Хотелось, как чеховской Ирине, воскликнуть: в Москву! Ведь она рассказывала Глебу Максимилиановичу, что работала там. Он должен помнить. Там у нее знакомые подпольщики. И туда теперь, после провала Баумана, наверняка требуется подкрепление. В Москву, в Москву!

А у Кржижановского уже был приготовлен список: в Пскове остается Лепешинский, в Одессу едет Дмитрий Ульянов, в Киев желательно направить Ленгника, туда же Окулову...

Не утерпев, Глаша встала:

- Киев мне знаком, спасибо за доверие... Но я предпочла бы Москву... Где потруднее...

- Я думаю, - Кржижановский подкрепил слава твердым жестом, - при сложившихся обстоятельствах на юге страны вы, Глашенька, больше пользы принесете в Киеве. Постарайтесь там вместе с Фридрихом Вильгельмовичем войти в комитет.

Девушка опустилась на стул, перебирая пуговички на кофте.

- Не возражаете? Вот и хорошо, - продолжал Кржижановский. - А о вашем желании будем помнить. Когда понадобится, поработаете и в Москве. А до отъезда в Киев хорошо бы побывать в Саратове: там Егор Барамзин сидит без литературы.

- Хоть завтра. - Глаша подняла просиявшие глаза. - Мне просто интересно повидаться с Егором Васильевичем после его ссылки, посмотреть, чем он сейчас дышит.

- Народничество у Егора начисто выветрилось, - сказал Кржижановский. - Товарищи помнят: он еще в Ермаковском подписал вместе со всеми протест против кредо "экономистов". Посоветуйте ему, Глашенька, войти в Саратовский комитет. И помогите добиться, чтобы комитет признал "Искру" руководящим органом партии. Это теперь - главная задача. Нам остается...

- Меня забыл, - напомнил Сильвин.

- Вот как раз о тебе, Михаил Александрович, речь пойдет. Ты говорил, что хотел бы быть летучим агентом. По-моему, это надо только приветствовать. Иван Радченко тоже остается разъездным. Такие агенты для связи нам совершенно необходимы. Скоро дойдет до нас брошюра Ленина, о которой я рассказывал, надо будет развезти ее по всем губерниям. На тебя первая надежда.

- Сделаю. - Сильвин радовался, что его, как застоявшегося коня, снова впрягают в добрый воз. - Сделаю все, что будет в моих силах.

- Записали, - объявил Кржижановский и глазами указал жене на протокол, чтобы отнесла его в тайник, а листок со своими набросками кинул в печку на догоравшие дрова. - Все. Теперь можно и пображничать.

Он снова наполнил рюмки. Сильвин поднял свою, потянулся через стол:

- Здоровья тебе, Глебася, на сто лет!..

- Закусывайте, пожалуйста, - сказала Зинаида Павловна, возвращаясь к столу. - Ничего даже и не тронули. Вот селедочку, винегрет, колбаску. Потом будет чай с пирогом.

- Я поставлю самовар, - вызвалась Глаша и, стремительно поднявшись, упорхнула в кухню.

...Расходились около полуночи.

Зная, что мать не может не волноваться за детей, Кржижановские проводили Ульяновых первыми.

- Марии Александровне низкий поклон, - сказал Глеб Максимилианович, пожимая руки на прощанье.

- А от меня поцелуйте свою мамочку, - попросила Зинаида Павловна и расцеловалась с Маняшей.

3

Проводив гостей, Зинаида Павловна начала мыть посуду в большом тазу. Глаша стояла рядом, принимала от нее тарелку за тарелкой, вытирала полотенцем и ставила в шкаф.

- Хорошие люди! Кремешки, - вспоминала Зинаида Павловна. - Тронь кресалом - взлетят искры! Мне особенно приятно, что были старые друзья.

- Мне тоже, - отозвалась Глаша. - И родное Шошино, и Тесь, и Минусинск - все прошло перед глазами. Словно вчера это было. Костры, песни на берегу Тубы... Вспомнился Курнатовский...

- Ты ничего не получала от него? Он ведь, мне сдается, был неравнодушен...

- Ой, не говорите! - У Глаши вспыхнули щеки. - Мне всегда было так неловко перед Катюшей... Готова была плакать. Она же от него без ума. А он... Вы помните, всегда при ней говорил о своем принципиальном холостячестве.

- Как же, как же. Отлично помню: революция и семья, дескать, несовместимы. Нельзя делить силы и внимание. Может, для него и лучше. Каких-то три месяца на воле, и вот опять...

- Его все еще держат в одиночке? Как он там?.. Зинаида Павловна, расскажите все-все.

- Да я толком ничего и не знаю.

- Ну, хоть немножко. Я Катюшке передам...

- Глебушка у кавказских друзей справлялся: по-прежнему в Метехском замке. Похоже, ему грозит новая ссылка.

- При его-то здоровье... Бедный, бедный Виктор Константинович!..

- Для него, Глашенька, счастье в борьбе. - Зинаида Павловна положила руку на плечо девушки. - Только в борьбе.

- Я знаю. И согласна с ним.

- Ой ли!.. Уже согласна... Да ты еще молоденькая... И любовь свое возьмет. Для нее даже тюремные стены не преграда.

- Я слыхала: девушки объявляют себя невестами, ходят в тюрьму на свиданья...

- А бывает, и обвенчаются в тюрьме, чтобы вместе в ссылку...

- Да как же так?.. В тюрьме и свадьба!..

- А все честь по чести. Я видела такую свадьбу. Невесте передали фату. Нашлись и шафера из соседних камер. После венчанья - шампанское разлили в тюремные кружки. И, как положено, кричали "горько".