Пусть иные становятся в позу,

Это тяжкое бремя неся,

Проза жизни- прекрасная проза,

От нее оторваться нельзя.

Хоть приносит она огорчения

И исход ее предрешен

Лишь в бездарном произведении

Все кончается хорошо.

Человек рождается, и его утешают:

«Агу!»

Он растет, подрастает, и его поощряют:

«А ну!»

Он стареет, и молодость новая свищет:

«Ату!»

И уходит он так далеко, что его не отыщешь:

«Ау!»

Как складывается жизнь?

Она просто складывается и складывается,

Иногда из того,

О чем не думалось, не гадалось.

Но как-то незаметно

Все скрадывается и скрадывается.

Как будто она не складывалась,

А вычиталась.

На базаре времени

Вечно одно и то же:

Споры, ссоры,

Швыряние шапок о землю…

Старики пытаются

Прошлое продать подороже,

Молодым не терпится

Будущее купить подешевле.

— Братцы вы мои! Родные! Близкие!

Губим мы друг — друга, это факт.

Сгоряча кому-то правду выскажешь,

Смотришь — тут инсульт, а там инфаркт.

И хотел бы, да нельзя иначе ведь,

Все-то мы у жизни на краю.

Если жизнь другим не укорачивать,

Нечем будет удлинить свою.

Когда я, последнее слово сказав,

Исполню суровую волю природы,

Сойду я со сцены в зрительный зал,

Где столько уже отдыхает народу.

И буду на сцену смотреть в тишине,

Стараясь держаться к сюжету поближе…

Но место такое достанется мне,

С которого я ничего не увижу.

Итак, пустыни больше нет.

На этом месте вырос город.

Фонтаны. Опера. Балет.

Проспекты. Фауна и флора.

А в центре озеро. Причал.

Плывут суда по глади синей.

И только слышен по ночам

Глас вопиющего в пустыне.

Когда сотворяли индийские боги

Того, кому судьбы природа вверяла,

Когда извлекали и руки, и ноги

Из первобытного материала,

Когда праотца человечьего рода

Они поднимали над бездною праха,

То выкроили слона из отходов — с таким они

Делали это размахом.

Ухлопали дикому зверю в угоду

Такое количество материала!

С тех пор человек, совершенство природы,

Никак не постигнет, чего ему мало?

Хоть он — украшение каждой эпохи, хоть он

Покоряет и горы, и реки,

Но все-таки, все-таки… Боги вы, боги,

Нельзя экономить на человеке!

Когда Сократа хоронили,

Он был вниманием согрет:

Слезу на камень уронили,

Сочувственно вздохнули вслед.

Потом немного погрустили

О бренности бегущих лет

И написали на могиле:

«У нас незаменимых нет».

Нетрудно быть Сократом в век Сенеки,

Сенекой В бурный век Джордано Бруно…

Чужому веку угодить нетрудно.

Все трудности от собственного века.

Революции гром отгремел и затих,

Но опять возникают знакомые лица.

Якобинец Фуше апогея достиг:

Дослужился до чина министра полиции.

То ли это добро дослужилось до зла,

То ли зло утомилось делами кровавыми…

Или наша планета не в меру кругла

Слишком левые взгляды становятся правыми?

Рукописные, рукописные…

И когда это все написать,

Чтоб узнали далекие присные то,

Что близким не велено знать?

Зря ты, Пимен, ушел в писатели,

Грозный царь на расправу крут.

И ко времени ли, и кстати ли

Этот богом завещанный труд

О вещах, от которых бы спрятаться,

О которых бы лучше молчать.

Ох, не скоро тебе печататься

Ведь когда еще будет печать!

И когда еще будут издания

И читатели этих книг…

Но сказанья идут за сказаньями

И последнего нет среди них.

Искупление послано, и карают сурово

Муравьевы-Апостолы палачей Муравьевых.

Муравьев это вешатель? Или тот, что в гулаге?

Преступленье замешано на общественном благе.

Только память прикована к безымянным погостам…

Но никак не припомнить ей, кто палач, кто апостол…

Размечтался комарик в ночной тишине

О грядущей поре изобилия,

Когда будет всего, что кусаем, вдвойне,

И притом — никакого усилия.

Будем просто сидеть. Или даже лежать.

На какой-нибудь скатерти плюшевой.

Лишь мизинчиком кнопку легонько нажать

И уже готово. Укушено.

Несовершенство государства

Пускай не ставят нам в вину.

Мы строили его по Марксу,

Построили — по Щедрину.

И это было не случайно:

Хоть Маркса каждый почитал,

Для нас любой градоначальник

И «Манифест», и «Капитал».