Подумал, подумал я и махнул напрямки через лес. Бреду, а у самого душа замирает от страха; рад бы прибавить шагу, да очень устал и корзины тяжелы – кроме старых питомиц были у меня и молодые, которых я еще недавно поймал и не успел как следует обучить.

Долго я шел, часа два, может быть, и больше и уже стал подходить, как мне казалось, к опушке леса. Вот, думаю, хорошо, что не струсил и пошел прямым путем, как вдруг, обогнув большую скалу, чуть не нос к носу столкнулся с громадным тигром ростом с доброго буйвола. Затрясся я от страха, разронял корзины, а сам гляжу зверю в глаза и с места двинуться не могу, точно столбняк на меня напал. Заревел тигр, прыгнул на меня и мигом подмял под себя. Закрыл глаза, лежу под зверем и чувствую, как его острые когти все глубже и глубже вонзаются в меня. Прошла минута, другая, и вдруг я почувствовал себя на свободе, открыл глаза и вижу: мой тигр тут же, почти рядом, катается по траве и яростно рычит. А я и двинуться боюсь – вот, думаю, кинется сейчас тигр и покончит со мной. Но страхи мои были напрасны. Захрипел тигр, опрокинулся на спину, судорожно пошевелил лапами и затих. Подождал я две-три минуты, потом тихонько подошел, и что же я вижу: мой враг был мертв. Упал я на колени и вознес горячую молитву всемогущему Раме за свое спасение, затем собрал своих змей, спрятал их в корзины, и тут только заметил, что нет одной змеи, молодой кобры, самой умной и самой мне преданной. Обшарил я все кусты, нет нигде кобры, да и только. Собрался я совсем в дорогу, и захотелось мне еще раз взглянуть на тигра, подошел я – и что бы вы думали? – моя милая, славная Сапрани обвилась вокруг шеи тигра и впилась ему зубами в горло. Понял я тогда, кто спас меня от смерти.

В Бильзу я пришел в тот же день, и весть о моем чудесном спасении скоро разнеслась по всему городу. Народ ко мне валом повалил – всем хотелось посмотреть на царицу змей. И надавали же мне тогда денег и подарков всяких! Ну как же после этого мне не любить мою преданную Сапрани. Вот и вчера, когда со мной стряслась беда, одна только Сапрани не покинула меня.

– Правда, твоя Сапрани умное и преданное животное, – заметила Берта. – Прикажу давать ей каждый день по чашке молока, пусть лакомится.

Точно поняв, что речь идет о ней, умная Сапрани высунула осторожно голову из-под циновки, а затем и вся выползла. Переменившись в лице, Берта опрометью выбежала во двор. Андре храбро остался сидеть на циновке и стал разглядывать змею. Это была великолепная кобра, чуть не в два с половиной аршина в длину. Ее гибкое, упругое тело, покрытое черной чешуей, было усеяно правильно расположенными желтоватыми пятнами. По знаку хозяина она приподнялась и раздула голову, на которой резко обозначились два черных, похожих на очки пятна.

– Неужели такая небольшая змея может убить тигра в несколько минут? – спросил юноша.

– От укуса кобры тигр умирает меньше чем в четверть часа, – ответил Мали.

– А человек?

– И того скорее… Наши ученые утверждают, что яд кобры убивает человека в полторы-две минуты.

– Какой ужас! – воскликнул Андре. – Надеюсь, мы будем с Сапрани жить в мире.

– Будьте спокойны, дорогой сагиб, отныне Мали и Сапрани безгранично вам преданы! – с жаром сказал старик. – Можете вполне нами располагать.

Прошло несколько дней, и в Гандапур прибыл гонец, весь в золоте, с приглашением от принца Дунду.

Буркьен сначала думал вежливо отказаться от приглашения, так как после смерти жены избегал многолюдных собраний, однако, не желая портить добрых соседских отношений, а главное, лишать детей удовольствия, о котором они так мечтали, дал слово приехать в Битур.

Андре и Берта были в восторге.

– Одно только мне не нравится, – заметил Андре, – придется облечься во фрак и щеголять в таком неподходящем костюме на блестящем восточном празднике.

– А по-твоему, лучше вырядиться тебе плантатором, – засмеялась Берта, – а мне дикаркой с перьями на голове и поясом из листьев.

– Зачем же непременно плантатором! – с досадой возразил Андре. – Но согласись, нелепо ведь в самом деле надевать фрачную пару скучного черного цвета, когда к нашим услугам красивый костюм туземцев. Или, по-твоему, широкая шелковая одежда индусов и золотой тюрбан не пойдут мне?

– И как еще пойдут! – согласилась Берта. – Но ведь ты знаешь, англичане считают неприличным наряжаться европейцу в индусское платье.

– Что нам за дело до англичан! – горячо воскликнул юноша. – Они оттолкнули от нас туземцев своей манерой относиться ко всему с условной точки зрения приличия или неприличия. Вместо того чтобы жить с ними в дружбе и согласии, как это делали первые завоеватели Индии французы, они то и дело создают между собою и туземцами разные социальные перегородки, забывая о том, что в минуту опасности все это приведет только к лишним для них затруднениям. Зачем нам, франко-индусам, следовать их примеру? На месте отца я бы поступал не как англичане, а как наш дедушка Гектор Буркьен, умевший соединить интересы Франции и Пейхвахов.

– Да ты никак вздумал бунтовать против своего законного правительства и, что еще хуже, против отца! – смеясь, погрозила ему пальцем Берта. – Как бы вы ни были красивы и привлекательны в костюме раджи, господин революционер, а все-таки на этот раз придется вам облачиться в ненавистный черный фрак.

– Ты права, сестричка, – весело промолвил Андре, чмокнув Берту в щечку. – Болтаю что-то несуразное… Однако мы с тобой сегодня еще не навестили Мали и его подругу, несравненную Сапрани.

– Меня нисколько не тянет посмотреть еще раз на его змею, – сказала Берта. – Все ее заслуги ничуть не примирили меня с этими противными гадами… Да вот и сам Мали идет к нам.

Мали действительно медленно направлялся к дому, опираясь на длинный красный посох. Андре с Бертой побежали навстречу своему старому другу.

– Мали, Мали! – закричали они в один голос. – Нас пригласили на праздник в Битур!

– Я не могу дождаться, когда мы поедем! – воскликнула Берта, хлопая в ладоши. – Говорят, праздник будет полуевропейский-полуиндусский. Днем нам покажут фокусников, танцы баядерок, а вечером состоится блестящий бал.

– Да будет проклят Дунду со всеми своими празднествами! – проворчал старик.

– Полно, полно, Мали, – промолвил Андре, – я знаю, ты недолюбливаешь принца. Что и говорить, нехорошо он поступил, бросив тебя больного и израненного на произвол судьбы, а все же мне кажется, принц уж не такой дурной человек, а только легкомысленный и тщеславный.

– Кто похитил у тигрицы детеныша, не должен забывать, что у тигренка отрастут со временем когти, – произнес загадочно Мали.

– Поэтично сказано, да не совсем к делу, – улыбнулся Андре. – Тебе все рисуется в мрачном свете. Вот недавно нашли наши люди рано поутру перед своими хижинами кем-то подброшенные мучные лепешки, по здешнему чапати, а ты и давай пророчить разные страсти. По-твоему, находка эта означала призыв к мятежу. «Пробил час, – будто так надо понимать призыв, – запасайся каждый хлебом и в путь-дорогу». И как же ты ошибся – лепешки съели собаки, а наши рабочие все на своих местах, никто и не думает уходить.

– Не всякому человеку, у которого есть глаза и уши, дано видеть и слышать! – торжественно изрек старик.

– Ну вот, опять пошли загадки! – с досадой проговорил Андре. – До свидания, Мали! Завтра расскажем тебе, как мы веселились в Битуре, может быть, перестанешь хмуриться.

И, взяв сестру за руку, побежал домой, оставив Мали проклинать, сколько ему угодно, своего врага, принца Дунду.

Наконец наступил день праздника, ожидаемый с таким нетерпением. Семья Буркьен отправилась на разукрашенной французскими флагами лодке в Битур, расположенный на том же берегу Ганга, где находился и Гандапур, только несколько выше по течению. Чудесно было плыть среди живописных берегов по широкой многоводной реке. Любуясь красивыми видами, молодые люди весело болтали и смеялись, и только старый Буркьен всю дорогу молчал и казался чем-то озабоченным. Недалеко от Битура Буркьены догнали целую флотилию лодок с гостями. Дальше поплыли все вместе, и стало еще веселее. Но вот лодки обогнули высокий бугор в том месте, где река делала крутой поворот, и взору гостей предстал дворец принца Дунду. Из уст сотен гостей вырвался единодушный восторженный крик.